Весна любви

— Он так мне и говорил, — сухо заметила Нэнси. — Мы сидели на траве под яблоней в его саду. Он угощал меня шампанским и читал сонеты Шекспира. Словом, море романтики.

— Ты любила его?

— Разумеется, мне так казалось!

— И ты думала, что он тоже любит тебя?

— Да. Во всяком случае, поначалу. Позже я сообразила, что Эдвин не способен любить.

— Почему?

— Потому что, когда мы занимались любовью, он всегда был очень сосредоточен на себе и своих желаниях. Знаешь, как в кинокомедии иногда показывают сидящих за столом жадных людей? Они хватают еду руками и запихивают в рот, будто боятся, что кто-то отнимет. Эдвин вел себя похожим образом. Возможно, я не слишком искусна в сексе, дорогой, но уверена: любящий человек так себя не ведет. Мне иногда казалось, что Эдвин меня насилует.

— Бедняжка, — вздохнул Грег. — Очень жаль, что в твоей жизни был такой период.

— Не жалей. Ты показал мне, каким восхитительным может быть интимное общение. Научил любить и быть любимой. С тобой я всегда чувствовала себя самой красивой женщиной в мире. Эдвин же хотел принизить меня. Он очень любил властвовать. И всячески показывал, что я нахожусь в полной его власти. Эдвин был не только моим преподавателем, но и деканом факультета. Когда я попыталась разорвать отношения с ним, он ясно дал понять, что мне не удастся сдать экзамены. Словом, я оказалась в западне.

Впереди показался Бейкерсфилд. Вскоре они повернули на Гарден-стрит и спустя несколько минут въехали на территорию виллы.

Разговор возобновился в столовой, когда, окончив ужин, Грег и Нэнси пили кофе.

— Ты пыталась рассказать кому-нибудь о том, что происходило между тобой и Гастингсом? — спросил Грег.

— Понимаешь, я находилась под его влиянием, — сказала Нэнси. — Представь себе робкую наивную первокурсницу. А Эдвин — профессор, автор нескольких учебников. Так что все козыри были у него. И потом я продолжала убеждать себя, что ошибаюсь, что не вправе думать о нем плохо. Словом, я ни с кем не делилась своими неприятностями. Просто все больше и больше впадала в депрессию.

— А экзамены сдала?

— Еще как! — мрачно усмехнулась Нэнси. — Лучше всех в группе. Только я знала, что не заслуживаю высоких оценок. Ведь я толком и не училась. Потому что была не в состоянии — чувствовала себя слишком несчастной, чтобы браться за учебники. Мои оценки являлись некой платой за пребывание в постели Эдвина. Некоторые студенты догадывались, что происходит. Начались пересуды. Многие разозлились, потому что учились лучше и больше меня, а экзамены сдали хуже.

— Повадки Гастингса известны многим, — заметил Грет. — Я беседовал и со студентами, и с преподавателями. Гастингс многим студенткам помешал нормально учиться. И в каком-то смысле сломал им жизнь.

— Да, — кивнула Нэнси, презрительно усмехнувшись. — Некоторым преподавателям известно о похождениях декана. Но все предпочитают помалкивать. Он считается слишком уважаемой персоной.

— Рано или поздно все это выплывет на поверхность.

— Сомневаюсь. По-моему, Гастингс неуязвим.

— А что случилось на втором курсе?

— В один прекрасный день я поняла, что не сдам очередную сессию. Ведь все продолжалось по-прежнему: я не училась, а лишь плакала целыми днями. Поэтому, повинуясь внезапному импульсу, я забрала документы и уехала в Лос-Анджелес. Надеялась там найти работу...

— А встретила меня, — сказал Грег.

— Да, — улыбнулась Нэнси. — Но это произошло более чем через полгода.

Грег покачал головой.

— Из огня да в полымя!

На губах Нэнси вновь появилась улыбка.

— Можно и так сказать. — Она извлекла из кармана джинсов сложенный вдвое конверт. — Дорогой, я не знаю, что здесь написано. Просто не помню. Но письмо предназначалось тебе, а ты так его и не получил. Между прочим, я ждала ответа. А когда не дождалась, решила, что ты не можешь простить меня за мой побег. Что твое молчание и есть ответ. И тогда, глубоко оскорбленная, я решила больше не писать и не звонить тебе. — Она немного помолчала. — Мне очень жаль, что все так вышло... Что бы ни было в этом письме, оно отражает мое тогдашнее состояние. Может, там полный бред... но мне все равно хочется, чтобы ты это прочел.

Она протянула Грегу конверт.

Он взял, не сводя с нее глаз.

— Спасибо. Поверь, для меня чрезвычайно важен тот факт, что ты написала мне письмо. Даже если оно не содержит ничего особенного.

С этими словами Грег распечатал конверт и вынул исписанный листок бумага.

Пока он читал, Нэнси стояла у окна, глядя на окутанный сумерками сад. Услышав шелест складываемой бумаги, она обернулась.

— Ну что скажешь?

— Это... похоже на просмотр сюжета, снятого о собственной жизни. Читая, я вспомнил, как мы встретились...

— Я тоже только что думала об этом. Едва увидев тебя на съемочной площадке, я поняла, что в моей жизни появилось что-то особенное. И очень важное.

— Со мной тогда тоже происходило нечто подобное. Когда мой взгляд упал на тебя, я сразу решил: ты должна стать моей.

Нэнси усмехнулась.

— А помнишь, как мы впервые занимались любовью? Прежде я даже не подозревала, что такое возможно. А потом почему-то все испортилось. Известие о беременности выбило меня из колеи... Как же мне было плохо, когда я уезжала от тебя! И морально, и физически. Проклятый энцефалит словно проглотил меня в Глендейле, а через две недели выплюнул, слабую и измученную... Не представляешь, как я изумилась, когда ты появился на пороге моего магазина. Сейчас мне даже самой странно, что потребовалось несколько недель, чтобы я осознала: ты даешь мне еще один шанс. Еще одну возможность стать счастливой. Раз и навсегда.

— Ты в самом деле так думаешь? — с надеждой спросил Грег.

Нэнси посмотрела ему в глаза.

— Да, дорогой. Сейчас я так счастлива, что счастливее быть просто невозможно. Скорее всего, я этого не заслуживаю. Ведь мне понадобилось столько времени, чтобы понять, кто ты!

Грег улыбнулся.

— А кто я?

— Как-то раз Рэчел сказала мне, что ты очень необычный человек. Похож на волшебника. Она говорила, что ты способен совершать удивительные вещи. И это действительно так. Но ты гораздо интереснее. И важнее. Потому что любишь меня.

— Да, — сказал он. — Люблю.

— А я люблю тебя, — прошептала Нэнси. — Надеюсь, ты сможешь простить мне мою глупость. Забыть боль, которую я причинила тебе.

— Дорогая, это я надеюсь на твое прощение. За то, что давил на тебя, добивался любви... как будто этого можно достичь силой. Так что ты тоже дала мне второй шанс. И я, наконец, увидел, какая ты интересная, чудесная, удивительная личность!

В горле Нэнси словно образовался ком. Она попыталась проглотить его, но тщетно.

— Что там написано? — кивнула Нэнси на письмо, которое Грег по-прежнему держал в руке. — Всякая чушь, как я и думала?

— Прочти сама. И вынеси решение.

Она взяла исписанные странички из его пальцев. Да, почерк ее. Местами вялый и невнятный, он выдавал тогдашнее состояние Нэнси. Она начала читать.

«Мой дорогой Грег, пишу тебе, находясь в центральной больнице Глендейла. Я провела здесь две недели. Оставляя тебя в Лос-Анджелесе, я уже была очень больна — энцефалит. Мой мозг был инфицирован. Несколько дней я находилась в коме. А когда ко мне вернулось сознание, врачи сказали, что у меня произошел выкидыш. Я потеряла ребенка.

Мне очень горько сообщать тебе эту печальную новость. Ведь ты был так счастлив, узнав, что у нас будет малыш! И хотя поначалу я была обескуражена известием о своей беременности, в глубине души мне очень хотелось родить твоего ребенка.

Сейчас я чувствую себя полностью опустошенной. Как дерево, лишенное всех листьев. Не знаю, удастся ли мне когда-нибудь преодолеть это чувство. Я похожа на существо, обитавшее в раю, но неожиданно свергнутое в преисподнюю. Честно говоря, мне самой непонятно, почему я бросила тебя, почему все окружающее виделось мне в столь мрачном свете.