Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 9

     В детской она положила находку на пеленальный стол и застыла в глубокой задумчивости. Младенцы  продолжали крепко спать в кюветах [1]. Вдруг свёрток начал шевелиться, всё сильнее и сильнее. Девушка решилась, подошла к столику, резко развернула скрутку и оторопела, увидев неожиданное содержимое. Перед ней лежали две новорожденные девочки. Крохи были грязные, в засохших бурых пятнах.

Девушка ужаснулась: «Ой, они же все в крови! Господи, и пуповины не перевязаны. Путь для инфекции открыт!»

В Верочке моментально проснулась медсестра, и она заметалась по комнате, обрабатывая несчастных малюток, как положено новорожденным. Через час девочки чистенькие, запеленатые и накормленные молочной смесью лежали в кюветах, как другие четверо младенцев. Только крохи не спали. Верочке казалось, что малышки постоянно наблюдают за ней, за каждым её движением. Ощущение было осязаемо тягостным и неприятным, и девушка почувствовала необъяснимое раздражение.

Она со злобой повернулась к подкидышам и с вызовом бросила: «Ну!? Что уставились?»

И устыдилась собственной грубости.

     Совершенно не вовремя в детскую ввалилась Алевтина, про которую напуганная ночной находкой Верочка абсолютно забыла. Акушерка, обрадовавшись отсутствию тужащихся и визжащих от боли рожениц, на сей раз явно перестаралась с горячительными напитками. Она раскраснелась так, что Верочка мимолётно испугалась, как бы Алевтину не хватил удар. При виде неизвестно откуда взявшихся младенцев, акушерка вытаращила остекленевшие глаза, потом перевела взгляд на лицо девушки и, пытаясь сфокусировать зрение, возопила:

– Верка, мать твою! Ты откуда их взяла?

– На улице подобрала. Прямо под окно подбросили, – скупо сообщила Верочка и поморщилась от ядрёного запаха перегара, сдобренного луковыми фитонцидами, исходившего от Алевтины.

– Ё - моё! Подкидыши! Видала, кто принёс? Что молчишь, как чурка бессловесная?

Девушка отвернулась, притворившись, что не слышит воплей акушерки, и начала складывать инструменты  для стерилизации.

– Ох, Царица небесная! Ну, ты и дурында! Что же делать? Ведь милицию вызывать полагается...

Верочка окрысилась:

– Ну, и вызывайте. Что я, по-вашему, под проливным дождём должна была малюток оставить?

Пьяную Алевтину здорово напугала перспектива предстать перед милицейским нарядом подшофе. Она готова была обвинить медсестру во всех смертных грехах.

– Как не вовремя! А я-то, я-то что скажу? Уволят теперь к едрене-фене! Ты чем вообще думала? Головой, или каким другим местом?

– Я своё дело сделала. Девочки обработаны, а вы теперь и решайте, как поступить.





Акушерка немного успокоилась.

-- Девочки, говоришь? Дай-ка глянуть?

Она приблизилась к кюветам с детьми и расплылась в пьяненькой улыбочке.

– Красавицы мои! Лапулечки! Модельками будете! – принялась сюсюкать над подкидышами Алевтина. – А мамку вашу, сучку подзаборную, пусть дяди-милиционеры ищут. Всех, всех накажем, да, мои золотые? Нагуляют, от кого попало, а растить и воспитывать – государство! Верка, что молчишь, язык откусила что ли? Небось, тоже с кем попало путаешься? Совсем девки нынче стыд потеряли! К первому встречному в постель прыгаете и ноги раздвигаете!

    Вере вдруг стало так тошно и противно, что она мгновенно возненавидела себя. Ей опять вспомнилась прошлая ночь. Но на этот раз без приятного возбуждения, а с осознанием невероятной гадливости. Она почувствовала себя настолько грязной и испорченной, что её даже замутило от отвращения к своему телу, губам, рукам. Не обращая внимания на окрики Алевтины, Верочка вышла из детской, тихо прикрыла дверь и быстро прошла в сестринскую. Там, не отдавая отчёта своим действиям, девушка вынула из бикса [2]два скальпеля. Она полюбовалась на холодный блеск нержавеющей стали и со всей силы воткнула их в глаза.

Глава 2. Про любовь и не только

     Павлик Горяев навсегда запомнил ясное декабрьское утро, когда в шестом классе к ним  пришла новенькая девочка. В тот год его избрали председателем, и на большой перемене он собрал совет отряда в кабинете математика, который был их классным руководителем.

Приближался Новый год, и ребятам хотелось устроить чаепитие и дискотеку перед зимними каникулами. Они громко спорили, стоит ли объявлять конкурс маскарадных костюмов? Какие шарады и загадки подготовить для развлечения? И, конечно, о самом главном: кто будет на празднике Снегурочкой? Про Деда Мороза вопрос даже не возникал. Решение приняли единогласно: Дедушку сыграет сам Павлик. Мало того, что он был на год старше одноклассников, благодаря сердобольной бабушке Аксинье, которая так тряслась над болезненным единственным внуком, что родители со скандалом оформили Павла в школу только с восьми лет. К тому же, к тринадцати годам Павел вымахал не по возрасту, вровень с отцом. Правда мальчишка пока оставался нескладен и худ, как палка. Батя, когда они по утрам собирались кто в школу, кто на работу, иногда тыкал его пальцем под выпирающие рёбра и смеялся: «Ну, и дрищ ты, Пашка!» Но Павлик не обижался. Были бы кости, а мясо нарастёт. С недавнего времени он усиленно занимался спортом. В школе сформировалась приличная баскетбольная команда. И, несмотря на то, что Павлик шестиклассник, тренер ставил его играть наравне со старшими ребятами. Зато внешность мальчишке досталась – любая девчонка позавидует. Глаза синие-пресиние, словно яркое июльское небо, а волосы и ресницы густые и чёрные. Все девочки из пятых и шестых классов мечтали дружить с ним. А две недели назад Пашка в столовой столкнулся с самой красивой в школе, восьмиклассницей Машенькой Кашиной, и та пригласила его к себе домой, на День рождения.

     На день рождения Пашка зря пошёл, весь вечер чувствовал неудобство. Парни волками смотрели, девчонки шушукались и хитро перемигивались. Особенно, когда они с Машей танцевали под красивую песню АВВА «Dancing Qui

«Тебе больно?» – Осиплым шёпотом спросил он.

На что девушка почти плачуще ответила: «Сделай так ещё, Пашенька!»

И принялась покачивать бёдрами, словно крутила невидимый хула-хуп. Пашке одновременно хотелось продолжать странные действия и оттолкнуть Машу, но он побоялся обидеть именинницу.

     Сколько времени они провели в полумраке кладовки, Павлик не знал. Несколько раз с той стороны им стучали в дверь, которую Маша предусмотрительно закрыла на внутреннюю щеколду. Пашка дёргался всем телом от стука, но девушка шептала ему: «Не останавливайся». Наконец, она задрожала и больно, чуть не до крови прикусила Пашку за губу. Потом отстранилась, деловито поправила на себе одежду и, чмокнув мальчишку в нос, сказала нарочито весело: «Приходи завтра, когда этих дураков не будет. Придёшь?» Пашка неопределённо пожал плечами. Они вышли к гостям. Вскоре он тихо снял с вешалки верхнюю одежду и незаметно выскользнул из квартиры. Он бежал вниз по лестнице, натягивая куртку, и думал, что больше никогда не придёт к Маше.