Жизнь на двоих

После утренней молитвы нас с принцем Домиником достаточно безапелляционно отправили на верховую прогулку. Разобраться в том, какие рычаги управляют ходом дел в королевском дворце, мне так и не удалось, но когда вся челядь и придворные в едином порыве собирают свою принцессу в увеселительную поездку, а благородный спутник ожидает у крыльца, то противиться ситуации нет никакого смысла. Да и не хочется, прямо скажу. Верхом на Серко я чувствую себя значительно уверенней, чем в богатых залах, где, кажется, десятки глаз следят за каждым твоим движением.

А сейчас в сопровождении грума, пажа и отца-наставника, а также принца с малой свитой своих приближённых я расслаблена и могу спокойно подумать о том, что сообщу сестре, когда мы с ней поменяемся обратно. Дорога ведёт нашу кавалькаду на юг и, не доезжая реки, за которой находится Священный Камень, я принимаю левее, чтобы у моего спутника не возникло подозрения, будто я веду его к месту, куда обычно наведываются новобрачные.

Спокойный пасмурный день, принц изредка посматривает в мою сторону и не нарушает молчания. Тишина дневного леса… почему тишина? Куда девались обычные в эти часы птичьи трели? Где кузнечики?

Задумавшись о том, как дальше лечить королеву, я не заметила, как что-то зловеще изменилось вокруг и кто-то ломится сквозь чащу так, что трещат сухие сучья.

Кабан. Обычно они не показываются на глаза множеству вооружённых верховых, но этот видимо, чем-то озабочен или испуган. Звенит тетива охотничьего арбалета, это мой спутник спешит продемонстрировать мне, какой он прекрасный стрелок. Попал! Зря он это. Такого матёрого секача один арбалетный болт скорее раздразнит, чем свалит с ног.

Так и есть, вместо того, чтобы пересечь тропу и удалиться по своим делам, свинтус бросается в нашу сторону с отнюдь не дружелюбными намерениями.

Серко, послушный моей руке отодвигается влево, Доминик уже спешился и готовится взять зверя на копьё, а справа и слева к нему спешат наши пажи с обнаженными короткими охотничьими мечами, чтобы добить. Широкий наконечник вонзается в поросшую короткой шерстью грудь животного, но не останавливает его — принца, свалившегося с ног, волочет по земле, пока тупой конец древка не втыкается в кочку, после чего звучит короткий хруст и острый обломок переломившейся деревяшки ударяет в грудь одного из подоспевших помощников. Вскрик боли, блеск клинка, хрипы умирающего кабана и грум, оказавшийся между мной и местом трагедии.

Раскат грома, порыв ветра, черная туча накатившаяся справа из-за вершин близких деревьев. Резко наступившие сумерки, блеск молнии, осветивший какую-то постройку неподалеку. Буквально несколько ударов сердца и тихий благостный день превратился в ненастный, предвещающий проливной дождь.

Как ни странно, моим распоряжениям мужчины подчинились беспрекословно. Раненого пажа на плаще быстро, но бережно перенесли под крышу пустого сарая, который слуги нашли неподалеку, и свечи из сумы отца наставника осветили пропитанные кровью лохмотья на груди бедного юноши.

Затеплился костер, над которым повис котелок с водой, а я, стоя на коленях, резала и резала то, что ещё недавно было богато украшенным колетом. Бычья кожа этого традиционного одеяния придворных щеголей поддавалась неохотно, но терпение и острое лезвие моего ножика сделали своё дело.

Рана выглядела ужасно, но была всё же не так плоха, как можно было подумать на первый взгляд. Колет сделал своё дело и сильно ослабил удар. Да и направление его оказалось удачным. Рана получилась неглубокой, но длинной — примерно в две ширины ладони — вдоль тела и, соответственно, поперёк рёбер.

Я гоняла подручных, требуя от них носовых и шейных платков, горячей воды, прокипятить нитки, крепкого курного вина (чего только не найдешь в седельных сумках мужчин!) и шила, шила, шила, время от времени подзадоривая болезного язвительным замечанием по поводу того, как неохотно он переносит боль, и, что скажет его любимая, когда увидит такой страшный шрам на груди. Потом обозвала мальчишку слизняком, за то, что из-за пустяковой царапины он распустил нюни, и недотёпой, наскочившим на щепку по собственной нерасторопности.

У нас, знахарок, наработан богатый арсенал приёмчиков, чтобы добиться от пациента правильного поведения. Так что бедолага терпел мои насмешки до тех пор, пока окончательно не разъярился.

А что делать, если кроме нитки с иголкой у меня с собой ничего целебного больше не было?! Ну, ещё кипячёная вода, да калёное железо для обеззараживания сложных мест. Так что пришлось мобилизовать внутренние силы его организма.

Наконец, со вздохом облегчения, я отошла от раненого и внимательно оглядела принца, стоящего неподалеку. Он был потрепанным, очень удивленным, но вполне невредимым. Обработав несколько самых глубоких царапин, я устало привалилась к Серко, единственной лошади, впущенной в помещение.

А за стенами сарая хлестали струи нешуточного ливня, и крыша протекала во многих местах, отчего все сгрудились на сухом участке. Я, наконец, пришла в себя и сделала единственное, что мне оставалось, чтобы сгладить впечатление, которое невольно произвела на своих спутников — попросила отца-наставника глубоко и искренне молиться за несчастного, дабы Всевышний ниспослал ему исцеление.

Летняя гроза завершилась также неожиданно, как и началась. Мы вернулись во дворец к обеду, а добытый столь немалой ценой кабан поступил на кухню монастыря, поскольку остальных ждали творог, молоко и сыр.

Я бродила между стеллажей в библиотеке, найденной совершенно случайно во время плутания по замку, и с восхищением оглядывала великолепное помещение.

Здесь не было вычурных золотых украшений, хрустальной люстры на потолке и как ни странно — людей. Библиотека казалась совершенно вымершей, но только это одиночество совершенно не пугало.

Наконец-то, я могла расслабиться, не думать об этикете и просто отдохнуть от назойливого внимания слуг и гостей.

Библиотека была большой, нет, просто огромной! Дорогое, неброское дерево столов и стеллажей, чуть приглушенный свет канделябров, великолепные витражи в окнах и тишина.

Ходила, всматриваясь в названия книг, гладила рукой их мягкие кожаные переплеты и наслаждалась покоем.

Я находилась в дальней части библиотеки, у покрытых ровным слоем пыли стеллажей и их содержимого, когда вдруг одна из книг привлекла мое внимание. На ней не было пыли, что и выделяло ее из своих «собратьев». А, достав книгу с полки и прочитав название, я не поверила своим глазам и почти бегом направилась к столу.

Едва слышно скрипнули двери библиотеки, отрывая меня от увлекательного чтения. Подняла голову, всматриваясь в «посетителя». Неужели уже время ужина, и слуга пришел позвать свою принцессу? Что делать с книгой? Оставлять ее здесь слишком опасно, а брать с собой — подозрительно. Взгляд заметался по библиотеке, пытаясь найти уединенное местечко, где можно спрятать увесистый фолиант.

— Надо же, — вдруг раздался чуть насмешливый голос от дверей. — Никогда бы не подумал, что ты умеешь читать, Орнелла!

Принц Доминик! Я с облегчением выдохнула, про себя дивясь: как я могла спутать его со слугой? Совсем ослепла что ли?

— Вы как всегда остроумны, Ваше Высочество! — равнодушно ответила я, возвращаясь к чтению и, всем видом показывая, что «аудиенция» закончена.

Конечно, манера Доминика разговаривать с «принцессой» ужасно раздражала, но я старалась не показывать этого. Откуда знать, может, они с Орнеллой всегда так общаются или у Его Высочества просто плохое чувство юмора? В любом случае, это не мое дело. Уж один день его шуточки я потерплю, а потом пусть сестрица мучается!

— Что читаешь? — подошел ко мне принц, бесцеремонно хватая фолиант.

— Эй! — возмутилась я, отбирая книгу.

Но парень уже прочитал, что хотел, и теперь язвительно ухмылялся.

— «Яды»? Надо же! — хмыкнул он. — Неужели собственный кончился?