До свадьбы заживет

– Нет-нет, – Маркиз спрятал бумаги за пазуху, – я не отказываюсь. Простите мои вопросы, я очень осторожно отношусь ко всякому новому делу… А как насчет аванса?

– Сколько вы хотите? – недовольно спросил Шульц.

– Четверть.

– Пятьдесят тысяч? Об этом не может быть и речи! Двадцать – это предел!

Маркиз кивнул, и Шульц вытащил из-под сиденья плотный бумажный пакет.

Лола вошла в исповедальную кабинку с табличкой «Французский язык» и негромко проговорила:

– Грешна, святой отец.

– В чем ты согрешила, дочь моя? – послышался из-за деревянной шторки хрипловатый голос с сильным акцентом.

– Не покормила утром свою собачку… – едва слышно прошептала девушка голосом кающейся грешницы. – А еще я собираюсь помочь одному симпатичному негодяю обокрасть достойного гражданина…

– Помочь другу – это не грех, – проговорил «святой отец», – а вот не накормить собаку – это ужасно! Как ты до этого опустилась, дочь моя?

– Шучу, шучу, святой отец, не накормить собаку – на такое даже я не способна!

– Лгать на исповеди – это страшный грех! – сурово заключил «исповедник». – Сорок раз прочти «Отче наш». А теперь запоминай, – голос Маркиза стал деловым и решительным. – Вот план дома, – в щели деревянной шторки появился лист бумаги, – внимательно изучи и сожги его. Видишь красный крестик в левом верхнем углу? Эту дверь ты мне должна будешь открыть без семи минут двенадцать. Запомни – без семи двенадцать! Если ты откроешь раньше, это обнаружит охранник, который проходит здесь без восьми минут, если позже – я окажусь в ловушке.

– Очень мило, – Лола уставилась на чертеж, – а как я сюда попаду?

– Легко, – Маркиз просунул сквозь шторку еще один листок, – вот рекомендательное письмо от владельца бюро по найму прислуги. Четырнадцатого сентября в доме герра Тизенхаузена будет прием, для которого приглашают временный персонал. Поработаешь один день горничной в приличном доме.

– Отлично! – Лола голосом изобразила энтузиазм. – Я как раз подумывала о том, чтобы сменить профессию. Горничная – это то, о чем я мечтала всю жизнь, а после дома герра Тизенхаузена меня охотно возьмут куда угодно! Это просто прорыв в моей карьере.

– Вот и славно.

Из плетеной корзинки, стоящей рядом с Лолой, послышалось тихое поскуливание.

– Пуишечка! – проворковала Лола. – Дорогой, ты же знаешь, что в церкви надо соблюдать тишину! Ты обещал мне, что будешь хорошим мальчиком!

Пу И никак не хотел успокоиться, и Лола скорбным голосом проговорила:

– Вынуждена покинуть вас, святой отец, если вы закончили свои наставления, меня призывают мирские дела.

– Не забудь – откроешь дверь без семи минут двенадцать! – напутствовал ее «святой отец».

Лола приблизилась к особняку Тизенхаузенов. Трехэтажное старинное здание впечатляло своей монументальностью. Возле дома был разбит цветник, на клумбах сейчас, в сентябре, привольно расположились яркие осенние цветы. Был даже небольшой фонтан. Все это Лола разглядела через витую чугунную решетку, которая отгораживала дом Тизенхаузенов от остального мира.

Лола миновала ворота и, остановившись возле калитки, нажала на кнопку звонка. На звонок вышел толстый охранник. Потирая красную шею, он хмуро осведомился, кто Лола такая и что ей нужно. Лола сделала испуганный вид и протянула охраннику свою рекомендацию из агентства по найму прислуги.

– Мне говорили, что в дом нужна горничная… – прошептала она, опустив глаза.

Охранник ознакомился с рекомендацией, потом окинул взглядом девушку. Для визита Лола выбрала темненький скромненький костюмчик, но юбка открывала колени, и недорогие туфли все же выглядели вполне прилично на стройных ножках. Охранник задержался похотливым взглядом в вырезе костюма, потом перевел взгляд на ноги. Видимо, он остался доволен, потому что велел Лоле обойти дом и позвонить в дверь черного хода.

– У нас сегодня прием, прислугу набираем из ресторана «Бахус», но, возможно, тебя возьмут убирать в комнатах сегодня и завтра. Поговори с господином дворецким.

– Благодарю вас, – Лола отважилась поднять глаза и робко улыбнулась охраннику.

– Ну-ну, девочка, будь смелее, мы тут не кусаемся. Ты откуда, из Польши? – очевидно, он уловил легкий акцент.

– Да. – Лола снова опустила глаза.

В Германии полно поляков, поэтому охранник не удивился.

– О, я люблю польских девушек! – захохотал он. – Если будешь ласкова с дядей Вилли, я замолвлю словечко, и господин дворецкий возьмет тебя на постоянную работу.

На прощанье он похлопал Лолу по многострадальной попе.

«Врет все, свинья жирная, – обозленно подумала Лола, уходя, – станет его слушать господин дворецкий!»

Господин дворецкий выглядел едва ли не величественнее, чем сам герр Тизенхаузен, во всяком случае, гораздо надменнее. Он придирчиво оглядел Лолу, причем совершенно не с тем выражением, с каким глядел на нее похотливый любитель польских красоток старина Вилли. Господин дворецкий глядел на Лолу как на какое-нибудь невредное насекомое – божью коровку или ночного мотылька, случайно залетевшего в дом. Потом он поднял глаза к небу, брезгливо пожевал губами и сказал, что если бы не прием, он ни за что не взял бы в дом какую-то польку с сомнительными рекомендациями, но видит бог, ему не хватает прислуги, и поэтому он берет Лолу на три дня с испытательным сроком. Потом он предложил такую мизерную оплату, что, если бы Лола была на самом деле бедной польской девушкой без работы, она плюнула бы господину дворецкому в морду и немедленно ушла, хлопнув дверью. Но в данном случае она продолжала стоять навытяжку, скромно теребя сумочку, и господин дворецкий милостиво сказал, что она принята.

«Сквалыга немецкий! – подумала Лола и благодарно улыбнулась господину дворецкому. – Небось уволит через три дня, но мне-то это все равно…»

Лола поступила в распоряжение госпожи экономки, та выдала ей форму горничной – темно-синее платье с глухим воротом и белый передник – и велела приступать к работе немедленно.

Маркиз неторопливой прогулочной походкой завернул за угол и оказался возле задней стены особняка Тизенхаузенов. Заметив издали отмеченное на плане подвальное окошко, он направился к нему, осторожно оглядываясь по сторонам. Улица была совершенно пустынна – скучные немцы давно уже разошлись по домам. В конце улицы промелькнули огни полицейской машины и скрылись за углом.

Маркиз наклонился и нажал на раму окошка. Шульц не обманул: рама легко поддалась, и окно открылось. Маркиз скользнул в темноту ногами вперед, повис на руках и спрыгнул, не представляя себе, что окажется под ногами. Внизу был бетонный пол, высота приличная, но Маркиз мягко спружинил и не ушибся. Он включил фонарик и осмотрелся.

Узкий темный коридор уходил в обе стороны вдоль стены здания, по противоположной его стороне проходили водопроводные трубы и электрические кабели. Леня раздвинул складной шест вроде телескопической указки и закрыл за собой окошко, чтобы оно не привлекло чьего-нибудь внимания.

План дома стоял у него перед глазами. Маркиз двинулся вдоль водопроводных труб налево. Отсчитав двадцать шагов, подтянулся на трубах и заглянул за них. В стене было круглое отверстие, в которое с трудом мог протиснуться человек. В это отверстие уходила жила силового кабеля.

Леня ловко перебросил свое худощавое тренированное тело через трубы и вполз в круглый канал. Внутри было жарко, душно и так тесно, что едва удавалось ползти. Маркиз представил себе в этой трубе пузатого Шульца и усмехнулся. Да, тому непременно нужно было нанять для этой работы человека помоложе и половчее вроде Маркиза…

Леня полз по тесной трубе, и в душе его росло смутное беспокойство. Что-то было не так, что-то было неправильно.

Конечно, когда ты ползешь по узкому кабельному каналу в подвале чужого богатого дома – это может вызвать беспокойство в отличие от воскресной прогулки в парке, но Леня чувствовал, что его смущает какое-то несоответствие в окружающем.