Приключения в Америке

К северу от реки Арканзаса население не так кровожадно и более гостеприимно, то есть хозяин гостиницы относится к вам учтиво в расчете на ваши деньги, а в городе (домов пятьдесят) Бетсвилле я нашел человек тридцать генералов, судей и майоров, которые благосклонно водили меня по всем местным барам, причем выкурили несчетное множество сигар и выпили несчетное множество бокалов вина, и хотя заказывали все это по собственной инициативе, но платить предоставили мне, что я исполнил, зная повадку этих джентльменов увиливать от уплаты, чтобы не обидеть иностранца.

Глава XXXI

От Бетсвилля до южной границы Миссури путь лежит на протяжении сотен миль среди пустынных гор и сосновых боров, изобилующих змеями и разнообразной дичью, но без малейших признаков цивилизации. Трава встречается только в котловинах, но они так болотисты, что лошадь рискует провалиться. К счастью, светлые и чистые ручьи встречаются то и дело, и я был настолько предусмотрителен, что запасся большим мешком маиса для лошади. В конце концов мы путешествовали очень недурно, и моя верная лошадь счастливо избежала «кольца». Что такое «кольцо», я сейчас объясню читателю.

В этих областях переезд от фермы до фермы занимает почти целый день; и если путешественник новичок или «зеленый» (арканзасское название иностранца), то хозяин употребляет все свое искусство, чтобы удостовериться, имеются ли у его гостя деньги, и если окажется, что деньги есть, старается задержать его как можно дольше. С целью раздобыть эти сведения, он, хотя бы на ферме имелось полдюжины здоровых молодцев, обязательно поручает какой-нибудь хорошенькой девушке (своей дочери или племяннице) указать вам конюшню и склад маиса. Эта нимфа берет на себя заботы о путешественнике, показывает ему сад, свиней, приготовляет ему спальню и проч. Она предлагает выстирать его носовой платок, заштопать куртку и при этом так или иначе допытывается, есть ли у него деньги, о чем сообщает хозяину.

Поужинав, выспавшись и позавтракав, путешественник спрашивает, сколько с него следует, и выражает намерение ехать дальше.

— С вашим конем приключилось что-то неладное, сэр, — сообщает ему хозяин, — он хромает.

Путешественник решает, что это пустяки; отправляется в путь, но, проехав какую-нибудь милю, убеждается, что его лошадь не может идти; он возвращается на ферму и остается там иногда целую неделю, пока лошадь не вылечится от хромоты.

Со мной устроили однажды такую же штуку, и я не подозревал о ней, но когда на следующей ферме моя лошадь снова захромала, я решил ехать, невзирая на ее хромоту. Проехав три мили, я встретился с каким-то всадником, пожилым человеком. Он остановился, внимательно взглянул на меня и сказал:

— Послушайте, молодой человек, вы, я вижу, «зеленый».

Я был в это утро в самом скверном настроении духа и потому ответил сердито:

— Что вы этим хотите сказать, старый болван?

— Не обижайтесь, — ответил он, — я вовсе не хочу издеваться над иностранцем. Я губернатор этого штата, Иелль, и вижу, что мои остроумные сограждане сыграли с вами штуку. Если позволите, я в две минуты излечу вашего коня от хромоты.

Видя, что я имею дело с джентльменом, я извинился в своем грубом ответе, а губернатор слез с лошади и объяснил мне тайну «кольца». Как раз над копытом нога моей лошади была туго обтянута крепкой шелковой ниткой, скрытой под шерстью; как только нитка была перерезана, лошадь перестала хромать.

На прощание губернатор дал мне отеческий совет.

— Я укажу вам способ, мой милый юноша, — сказал он, — благополучно путешествовать по Арканзасу. Остерегайтесь хорошеньких девушек и честных хозяев; никогда не говорите, что вы путешествуете дальше ближайшего города, так как в продолжительное путешествие человек обыкновенно пускается с деньгами; и если возможно, никогда не ставьте вашу лошадь в конюшню. Счастливый путь.

Западная окраина Арканзаса имеет гористый характер и является началом великой американской пустыни, доходящей до подножья Кордильер. Восточная же часть штата, орошаемая водами Миссисипи, представляет сплошное болото, почти не исследованное, так как почва его чересчур зыбка даже для легконогих индейцев; в сущности, вся территория между Миссисипи и рекой Сент-Френсис представляет непрерывное речное дно.

Утверждают, что эта область не была подвержена таким наводнениям до землетрясений 1811 и 1812 гг., когда долина Сент-Френсис значительно осела. Землетрясения были обычным явлением со времени первых поселений в этой области; да и теперь они случаются очень часто, и обитатели относятся к ним довольно равнодушно. Но землетрясение 1811 и 1812 гг. имели исключительный характер; они ощущались на всем протяжении от Новой Англии до Нью-Орлеана и оставили неизгладимые следы; по всей вероятности, впрочем, эта часть долины Миссисипи и в более ранние периоды переживала страшные катастрофы. В 1812 г. земля разверзалась широкими трещинами, из которых извергались массы воды и песка; холмы исчезали, и вместо них появлялись озера; дно озер поднималось, и воды их разливались во все стороны; течение рек изменялось вследствие возвышения русла и оседания берегов; в течение целого часа

Миссисипи текла обратно, к своим истокам, пока скопившиеся воды не прорвали плотины, загородившей им путь; суда садились на мель, или внезапно оказывались на суше, или кружились, захваченные водоворотами; и среди всех этих страшных изменений электрические огни, сопровождаемые раскатами грома, озаряли атмосферу, потемневшую от туч и испарений.

Местами еще можно видеть затопленные леса на дне образовавшихся в то время озер. Что эти явления были вызваны не местными причинами, как думали некоторые, видно из того факта, что Азоры, Вест-Индские острова и северный берег Южной Америки испытали сильные потрясения в то же самое время, а города Каракас, Лагуяра и некоторые другие были совершенно разрушены.

Мне советовали не останавливаться в пограничных домах, и я проехал бы до Миссури, ночуя на открытом воздухе, если б не началось дождливое время года; ночевать же под страшным ливнем вовсе не доставляет удовольствия. Когда я достиг реки Сент-Френсис, погода заставила меня остановиться в доме одного пастора — не знаю какой секты, но он считался величайшим лицемером в мире и самым ловким плутом в Арканзасе.

Моя лошадь была поставлена в конюшню, седло отнесено в переднюю, а свои походные сумки я положил в гостиной и по обыкновению отправился к колодцу умыться после езды. Вернувшись, я, к своему удивлению, убедился, что сумки уже исчезли. Так как в них у меня хранился изрядный запас денег и драгоценностей, то я немедленно спросил у женщины, стряпавшей в соседней комнате, куда они девались. Она отвечала, что не знает, но что, вероятно, их убрал ее отец.

Я долго дожидался его, с немалым беспокойством стоя у дверей, когда, наконец, увидел, что он возвращается домой через маисовое поле. Я пошел к нему навстречу и спросил, куда он девал сумки. На это он ответил сердито, что не понимает, о каких сумках я спрашиваю; что у меня никаких сумок не было, когда я приехал; что я, как видно, ловкий малый, да не на такого напал: его не проведешь.

Так как к этому времени я уже хорошо познакомился с арканзасскими штуками, то, не теряя времени на разговоры, вернулся в переднюю, достал из кобуры пистолеты и заткнул их за пояс, захватил ружье и отправился по его следам, ясно отпечатавшимся на мягкой почве. Они привели меня к сараю с маисом, где после часовых поисков я нашел свои походные сумки. Я взвалил их на плечо и вернулся домой, как раз к началу проливного дождя. На крыльце меня встретили с извинениями пастор, его жена и дочь, миловидная девушка лет шестнадцати, вся в слезах. Мать объявила, что всему виной девушка, а пастор объяснил мне самым униженным тоном, что его дочь, войдя в комнату и увидев сумки, решила спрятать их, вообразив, что они принадлежат ее возлюбленному, которого она ждала в гости. Девушка со своей стороны горько плакала, уверяя, что она хотела только подшутить над Чарли. Она честная девушка, а не воровка.