Страница 4 из 38
Лицо Марии вытянулось.
— Я подумала, ты не будешь против.
Я была против, и просто удивительно, против чего еще я была, стоило только начать: взяла мои вещи, не приготовила ужин, не помогла Линде с уборкой… Но тут я остановилась, приведенная в замешательство ее бессмысленным взглядом. Она хоть слово слышала?
— Если у меня сажа на носу или мышь бежит по рукаву, скажи мне сразу, — процитировала я.
— Да, — произнесла Мария тоном таким же оживленным, как полярный айсберг.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что меня, скорее всего, уволят. — Она отвела взгляд, но я успела заметить, что ее губы дрожат. — Так что завтра я вернусь рано.
Теперь была моя очередь бессмысленно таращиться.
— Ты хочешь сказать, что сегодня ходила на работу?
Она кивнула.
— Что за работа?
— Секретарша. У дантиста.
— У дантиста?! — в ужасе вскричала я. — У тебя что, внезапное буйное помешательство?
— Нет, — с несчастным видом ответила она. — Но у него, похоже, да.
Она закрыла дрожащими руками лицо и разрыдалась.
— Слабый чай и много сахара, — дала предписание Линда.
— Она съест яйцо и фасоль и будет довольна, — отрезала я.
Оглядываясь в прошлое, понимаешь, что в некоторые дни ты обречен на неудачу. Утешения помогли не больше ругани, и прошла добрая четверть часа, прежде чем мне удалось отправить Марию наверх умыться и переодеться.
Она спустилась обратно в брюках и свитере, почти совсем успокоившись. Я положила яичницу поверх горки фасоли и отнесла тарелку ей к камину.
Наедине с Марией мне удалось выяснить, что мисс Тэкеберри, директриса школы коммерции, звонила насчет работы в субботу.
— Но я подумала, если я скажу вам — ты ведь так не любишь дантистов, а папа вообще так переживает за нас, — вы не отпустите меня.
Я совсем забыла, что наши родители были просто помешаны на том, что все начальники — бабники.
— О боже, — сказала я. — Надеюсь, жена и семья дантиста живут с ним, я имею в виду там, где он практикует.
— О нет, они вообще с ним не живут. — Мария положила вилку. — По крайней мере, я не думаю, что у него есть семья, а жена покинула его.
— Да, папа будет просто в восторге, — прокомментировала я.
Чем дальше я расспрашивала, тем хуже вырисовывалась картина. Предшественница Марии ушла посреди утра пятницы, а подробности супружеских трудностей врача были предоставлены, хотя никто об этом не просил, парнем, чей статус в хозяйстве остался для Марии неясен. «Потрясающе выглядит, — сказала она. — Примерно нашего возраста». Он появился в холле, когда она уходила, и, не представившись, предложил подвезти ее, взяв для этого машину ее работодателя.
— А где был врач?
— Вышел. — Она вспыхнула. — Чтобы напиться, я думаю. Он сказал, что единственное лекарство — это забвение.
— Лекарство от чего? — с подозрением допытывалась я.
— Думаю, в основном от меня.
Она становилась восхитительно красивой, когда краснела, — сочетание кораллово-розового, пшенично-золотого и ярко-синего. Невинна как младенец.
— Имя? — сурово спросила я. — Как его зовут?
— Поррит.
Она неправильно истолковала мое потрясенное выражение лица.
— П-о-р-р…
— …ит, — закончила я. — Все ясно! Должно быть, именно ты записывала на прием К.Ф.
— Мистера Фрейзера! Конечно. Он работает с тобой! — Лицо моей сестры просветлело.
— Можешь не продолжать. Ты перепутала время его приема. Он прождал несколько часов.
— Ну разумеется, — почти с гордостью призналась она. — Я вообще перепутала все приемы. Я не знала, что регистрационный журнал лежит у него в ящике, и…
— О нет! — Я закрыла глаза. — Ты по второму разу заполнила все дневные часы приема.
— Ну, что-то вроде того. Мистер Фрейзер был очень мил. Он только сказал что-то насчет мышей, а потом…
Я с трудом удержалась, чтобы не дать ей подзатыльника, и подумала: пришлось ли так же плохо мистеру Порриту?
— …как раз когда произносил свою импровизированную речь.
— О! Через пару секунд, Мария Гибсон, ты рискуешь лишиться даже той пустой головы, которая у тебя есть. Что еще за речь?
— Ну, он помог мне… Понимаешь, в комнате ожидания было так много народу, что всем не хватало стульев, а мистер Поррит сказал, что не может бросить пациента, и некоторые посетители слегка разозлились, а мистер Фрейзер им все объяснил. Я не знаю, что бы я без него делала.
Я тоже не знала. И еще я не знала, что бы сделали в эту минуту родители, но представить себе это было несложно. Секретарши, так же как и жены, не уходят среди бела дня без веской причины. Может быть, мистер Поррит заигрывал с ней, возможно, он был пьян…
— Ты больше туда не пойдешь, Map, — твердо сказала я. — Первым делом завтра позвони мисс Тэкеберри. Просто скажи, что не берешься за эту работу, а я позже ей все объясню.
— О, но… — начала Мария.
— Никаких «но», — отрезала я. — Так, это все?
Постоянное упоминание о дантистах заставляло мой больной зуб ныть.
— Что ж, если ты спросишь меня, Марии понравился бедняга Поррит, — объявила Линда.
— Странно, не помню, чтобы я спрашивала, — спокойно ответила я.
По случаю соревнований по боулингу я взяла машину и подвезла Линду в школу. По дороге она продолжила разговор о Марии и ее дантисте:
— Она считает, что он получил плохие известия или что-то вроде этого. Где-то в середине дня, по ее словам, он вдруг стал нем как рыба. Знаешь, она хотела снова пойти туда сегодня утром…
Когда я добралась до офиса, зуб стал вести себя совершенно безобразно; после первого легкого укола боль начала расползаться — вниз к гландам, вверх до самого уха. Последовало пять или десять минут обострения, потом боль поутихла, и я подняла трубку, чтобы позвонить мисс Тэкеберри, но тут послышался шум открывающегося лифта, и холодный спокойный голос произнес:
— С добрым утром, мисс Гибсон.
— Доброе утро, мистер Фрейзер. Я вам нужна?
Он кивнул на телефонную трубку, которую я сжимала в руке. Его щека, с завистью заметила я, уже не была припухшей.
— Да, но если ваш звонок не займет много времени, звоните.
— Номер занят, — пошла на попятный я и поднялась.
Когда у меня в следующий раз появилась возможность позвонить мисс Тэкеберри, ее секретарша сказала мне, что она будет только после обеда, так что мне оставалось только надеяться, что Мария выполнит свою часть нашего договора.
К.Ф. вышел, оставив мне разбирать документы. К несчастью, через несколько секунд мой зуб заныл снова. Он утих, когда подошло время обеденного перерыва, но идти покупать горячий чай или кофе не было смысла. Я рассеянно отправила очередную папку на место и подняла голову, когда кто-то поскребся в стекло рядом со мной.
— Где он? — Хэзел с преувеличенной осторожностью заглянула во все углы и на цыпочках вошла. Я сказала, что он вышел, и объяснила, почему не пойду в ресторан.
— Как печально. Ты пойдешь к зубному?
— Да нет, он только начал болеть, — соврала я. — Иди. А то твое место займут.
— Какая разница. — Она пожала плечами. — Я тоже не пойду. Все ради моды!
Она принесла мне журнал Марии, и мы вместе посмотрели джемпер.
— А как тебе вот это? — Хэзел открыла журнал на цветной, в целый разворот фотографии подвенечного платья нежно-розового цвета.
— Может, и ничего.
— Если будешь так выглядеть, — заметила Хэзел, — тебя точно выберут невестой года.
— Какого года? — спросил голос у нас над головами.
Мой взгляд пополз вверх, медленно, безнадежно, безо всякого удивления… сияющие белые ботинки, темный костюм, карие глаза, загадочные и прищуренные. Шорох рядом со мной означал, что Хэзел поднялась на ноги, но я, как и вчера на террасе ресторана, обнаружила, что не могу пошевелиться.
— Я спросил, какого именно года, — повторил К.Ф. — Если этого, неплохо было бы знать заранее.
Через некоторое время он вышел из своего кабинета с журналом, раскрытым на той же самой странице.