Прага

VII

Какие бы предосторожности ни соблюдал Марк Пейтон в аспирантуре, клинически проверяя действие токсинов ностальгии, все они оказались недостаточны.

«Незаурядные творческие способности в методологии исследований» — так оценил диссертацию Пейтона преподаватель. Впечатлительный ученый имел в виду Марковы научнее походы по музейным сувенирным киоскам, по кинотеатрам старых фильмов и арт-хауса, турагентствам, издателям открыток и плакатов, тоскливым и душным собраниям коллекционеров тех и этих ценных и уцененных редкостей, и по антикварным лавкам и другим рассадникам ностальгии. Не было такой антикварной лавки в Торонто или Монреале, которая не получила бы странного письма с запросом на очень специальные сведения: «…классифицированные записи старых заказов и продаж, ранжированные по году… сдвиги в популярности определенных предметов/периодов из числа нижеприведенных… внезапные всплески спроса на определенные стили… живопись, систематизированная по темам, а не по авторам… прилагается анкета для сравнения продаж ряда предметов с десятилетним интервалом…» А вскоре после такого письма являлся бледный, нездорово полный и утомительно рьяный рыжий ученый, у которого слегка дергалось левое веко.

В этих экспедициях Марк хорошо изучил все основные породы канадских антикваров: грубых, едва грамотных ростовщиков, которые, кажется, ненавидят своих покупателей, своих продавцов и свой бизнес, зато носят старинные козырьки и жилетки, которые и сами по себе атрибуты ностальгии; продуманно и расчетливо лживых ювелиров с морщинками вокруг одного глаза, профессиональной болезнью от часов, недель и лет прищуривания в лупу; реставраторов мебели, болтливых не хуже торговца подержанными авто, которые с сильным акцентом рассуждают о Втором вампире и Любовнике Пятнадцатом; домохозяек, хранящих в памяти двести лет росписей чудесного китайского королевского фарфора, которые вытеснили из их голов имена мужей, детей и внуков; грудастых сорокалетних брошенных жен, вложивших все сбережения и алименты в давнюю мечту, но плохую идею, и в итоге распоряжающихся в неуютно чистеньких лавках со странным набором товаров и названиями типа «Каморка древностей», «Старинный китайский секрет», «Пчелиный улей» и «Тетушкин чердак»; пропыленных книготорговцев с пергаментной кожей, компенсирующих сухость в магазинах ненормально влажными глазами; специалистов по статуям — маленьких круглых мужичков, отличимых от гипсовых купидонов, заполонивших их лавки, только по жилеткам и способности ходить и говорить.

Вопросы, которые Марк задавал для своей диссертации коммерсантам от истории, обеспечили его кучей сведений, что лились по блокнотам и дискетам бочками, ведрами, английскими унциями.

Исчислить ностальгию, прочертить ее график обратно в туманное и сладко пахнущее прошлое, перебрать ее причины и проявления, ее издержки, установить, что за сообщества и индивиды наиболее подвержены этому расстройству — вот что было навязчивой идеей Марка Пейтона, вот из каких листьев сплел он себе научные лавры. Он бился над вычислением законов столь же математичных и неопровержимых, как законы физики или метеорологии. Например, старался выяснить, существует ли внутри выбранной группы населения пропорция П/К, которая предсказывает соотношение между индивидами с «сильной» и «очень сильной» склонностью к Персональной Ностальгии (то есть ностальгии по событиям из личного прошлого) и теми, у кого такая же выраженная склонность к Коллективной Ностальгии (т. е. ностальгии по временам, стилям или местам за пределами личного опыта). Другими словами, если обычно тебя трогают воспоминания о бабушкином вишневом супе в фарфоровой тарелке «Херенд» с божьей коровкой на дне, должен ли ты трепетать от фильмов, в которых любовно, с почти эротизированной приязнью показана жизнь в загородных домах английских аристократов до Первой мировой войны? Пейтон ни секунды не сомневался, что может прийти к предсказуемому соотношению П/ХП, связи между сильной склонностью к Персональной Ностальгии и наличием объективно Хорошей Памяти. Он считал, возможны обе версии (прямая зависимость и обратная). Наконец, теоретически выводима пропорция К/И, соотношение предрасположенности индивида к Коллективной Ностальгии и имеющегося у него Исторического Знания о том месте-времени, по которому он ностальгирует, и здесь наш ученый сильно подозревал обратную пропорцию: чем меньше знаешь о жизни в тех загородных домах, тем сильнее сожалеешь, что в них не жил.

Марковы изыскания принесли больше вопросов, чем ответов, но мелочное научное сообщество заставило его ради степени сдержать нездоровое навязчивое любопытство; диссертацию пришлось ограничить вопросами методологии и количественного измерения «Колебаний популярных коллективных ретроспективных влечений городского англоязычного населения Канады в 1980–1988 гг.». Однако теперь Марк волен искать любые ответы. Работа, которая привела его в Европу, насытит все жадные «почему?», рыщущие в глубине его четких выводов.

Почему,по данным одного их Марковых опросов, целых 48 процентов девушек, поступающих в Университет Макгилла, привозят с собой из дому обрамленную фотографию «Поцелуй у парижской мэрии» Робера Дуано, [2]культовая картина Парижа между войнами (по каталогу ностальгенное местовремя № 163). Еще 29 процентов девушек покупают эту фотографию в первые полгода после зачисления.

Почему,согласно открыто публикуемой статистике издательских продаж, репродукций этого всеми любимого снимка продается гораздо больше, чем тематически неотличимого «Поцелуя на Таймс-сквер в день победы над Японией» Альфреда Айзенштадта, [3]даже в Париже, где ощутимый уровень межкультурной зависти должен выдвигать американца вперед Дуано? Или наоборот, если это не убеждает, тогда почему родство и этническая гордость не выдвинут Айзенштадта вперед француза на нью-йоркском рынке?

Почемус 1984 по 1986 году производителей нестандартной мебели в Онтарио прошла волна заказов на викторианские кушетки, огромная популярность которых никак не объяснялась только новыми фильмами о той эпохе, складчато-криноливым бумом 1982–1985?

Почему в годы, последовавшие сразу за Первой мировой войной, отмечается спад в продажах любого антиквариата кроме военного снаряжения и картин?

Почему кассеты с фильмом «Касабланка» [4]в квебекских видеопрокатах берут в три раза чаще, чем в Онтарио, даже с учетом статистической поправки на число жителей, имеющих видеомагнитофоны, и самопальных копий?

Почемупрошлое (и, если брать канадцев, чаще чужое, а не свое) так на нас действует?

Как умирающий, что призывает к ответу несправедливого Бога, Марк не переставая спрашивал: «Почему?» И каждый научный вопрос был лишь повторением назойливого личного вопроса, того, который Марк задает себе почти с тех самых пор, как научился думать, которого стесняется, но вопреки себе не перестает задавать, которым он может поделиться с другом, только напившись или в шутку: почему я несчастлив в том времени и месте, которое мне досталось?

Вскоре после знакомства с Марком Чарлз классифицировал его как «безнадежно грустного, негодного даже торговать ширпотребом». Скотт, в свою очередь, именовал Пейтона «не по возрасту пожилым».

VIII

Проходя утром между двух одинаковых пушек, охраняющих вход в антикварную лавку на горе Геллерт, Марк смутно представлял себе какую-то венгризованную разновидность одного из знакомых типов канадских антикваров. До сегодня он проводил свое европейское исследование в библиотеках, а теперь вернулся в поле и готовился встретить в этом городе переименованных и перепереименованных улиц очередную странную душу, которая худо-бедно добывает пропитание, торгуя чужими историями.

Дверь закрылась за ним с предсказуемым бряканьем колокольчика, форму и расположение которого Марк знал и не глядя. После яркого солнца Марк слепую секунду стоял, пока глаза привыкали к продуманному сумраку магазина, а невидимый хозяин, разумеется, изучал его, оценивая вероятность покупки.

2

Робер Дуано (1912–1994) — известный французский фотограф; «Поцелуй у парижской мэрии» — знаменитый снимок 1950 г. для журнала «Лайф».

3

Альфред Айзенштадт (1898–1995) — американский фотограф Для журнала «Лайф» 14 августа 1945 г. сделал на Таймс-сквер снимок матроса, целующего сестру милосердия.

4

«Касабланка» (1942) — знаменитый фильм американского режиссера Майкла Кёртиса с Хамфри Богартом и Ингрид Бергман в главных ролях,