Страница 8 из 14
— Ну, это…
— Это не важно, правда? Все равно же никто не будет читать эту книжку. На самом деле это просто псевдоинтеллектуальное украшение для кофейного столика. Просто способ дать понять гостям: «Я тоже ненавижу Америку».
— Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать оскорбления.
— Да ладно вам, профессор, — с кошачьими интонациями проговорила Энджел. — Я вас не оскорбляю. Я лишь указываю вам на то, что основная идея вашей книги сводится к тому, что Америка больше не в состоянии защищаться от врагов. И что пора уже бросать ей полотенце и уводить с ринга.
— Это бесстыдное извращение моих аргументов.
— Ну, а кое-кто возразил бы, что настоящее извращение — это как раз ваша идея, что Америке как великой державе пришел конец. Ладно, я еще готова признать, что она, может, и годится для наивных и доверчивых первокурсников в ваших уютных рощах Академа, но в реальном мире — уж извините, я открою вам эту истину — могучие государства не сдаются просто так и не прикидываются мертвыми. Они борются.
— Вы явно не читали мою книгу, — ответил профессор и, закатив глаза, повернулся в сторону ведущего.
— А вот и читала, — рассмеялась Энджел. — Правда, мне пришлось держать ноги в ведре с ледяной водой, чтобы не уснуть. Я понимаю, академической прозе и положено быть скучной, но честь вам и хвала: вы подняли это качество на новый, недосягаемо высокий уровень.
Институт постоянных конфликтов находился на Массачусетс-авеню, неподалеку от Дюпон-Серкл, в доме, который некогда — уместное совпадение! — служил резиденцией министра военно-морских сил во времена Теодора Рузвельта — президента, который и положил начало «имперскому периоду» в истории Америки. Среди тех, кто работал в этом здании, закрепилось его шутливое наименование — «Casa belli»[15].
В мраморном вестибюле в ожидании ассистента Энджел, который должен был выйти к нему, Жук рассматривал выгравированную на мраморе позолоченную надпись над изящно изогнутой величественной лестницей.
Экстремизм в защите свободы — не порок.
Барри Голдуотер
Жук слегка волновался. Он уже несколько раз встречался с Энджел Темплтон на коктейльных раутах — и находил ее устрашающей дамой. Да, она и в самом деле способна была устрашить. Слухи о легендарной Энджел ходили по всему городу. За время своей стажировки в Пентагоне она успела завести романтические отношения с двумя генераламии одним адмиралом. Адмирал был из Объединенного комитета начальников штабов. Адмиральша отнюдь не пришла в восторг, узнав об этом романе, и устроила скандал, в результате чего адмирала отправили на морскую службу. Энджел ни разу не была замужем и растила в одиночку восьмилетнего сына по имени Барри. Несмотря на свою людоедскуюрепутацию, Энджел была во всех отношениях заботливой матерью и регулярно посещала школьные родительские собрания.
Жук изучил содержимое витрины в вестибюле — там стояли книги, написанные штатными научными сотрудниками ИПК и их коллегами: «Аргументы для перманентной войны», «Отступи, Ад: самоуверенность американской внешней политики с 1812 по 2003», «Дадим шанс войне», «Пакс-Американа: Вам что-то не нравится?», «Двойная крепость: подъем движения Орео-Кон», «Как Америке не стать Францией — и почему это необходимо».
Институт постоянных конфликтов являлся штабом так называемых «орео-конов» или орео-консерваторов: «Твердых снаружи, мягких внутри». Твердые — потому, что это были бескомпромиссные сторонники наращивания военной мускулатуры США. Мягкие — из-за того, что их внутренняя политика преимущественно следовала линии невмешательства; орео-конам было действительно безразлично, чем заняты президенты и Конгресс, лишь бы они хорошо финансировали Пентагон и вооруженные силы и находили бы им применение за рубежом, желательно — на полях сражений.
Критики орео-конов, которых было не так уж мало, считали их шайкой изворотливых самодовольных типов. Хитрые и осмотрительные, они умело дистанцировались от любых провалов. Когда какая-нибудь из пылко поддержанных ими кампаний по иноземному вторжению вдруг вызывала встречный огонь, то всегда оказывалось, что виноват в этом кто-то еще.Сама идея была разумной. А вот ее исполнение оставляло желать лучшего.Для группировки, втягивавшей Америку в одну зыбучую трясину за другой, орео-коны выглядели, пожалуй, зловеще жизнерадостными. Долгая скорбь о случившихся трагедиях — это не для них. Раздать амуницию, раздать холодные закуски — и вперед, навстречу новой катастрофе. В настоящий момент они страстно агитировали за упреждающий удар по ядерным комплексам Ирана, используя собственное ядерное оружие. Так сказать, забросить мяч в корзину в прыжке.
— Мистер Макинтайр?
Жук обернулся.
— Майк Бёрка. Я сотрудник мисс Темплтон.
Жука застигли врасплох. Он-то ожидал, что за ним придет секретарь. А этот Бёрка выглядел совсем как спецназовец из подразделения «Морских львов», только в штатском.Шея у него была толщиной с молодую секвойю; глаза смотрели холодно и оценивающе. Жук стал подниматься вслед за ним по мраморной лестнице.
— У нее сегодня очень плотный график, — сообщил Майк Бёрка, — но нам удалось выделить вам двадцать минут. Вам повезло. Кристиан Аманпур[16]предоставили только десять.
— Я постараюсь зря не тратить время мисс Темплтон, — ответил Жук, когда они проходили мимо боевого призыва Барри Голдуотера.
— Возможно, ей позвонит доктор Киссинджер. Тогда я выведу вас из кабинета в коридор. А как только ее телефонный разговор с доктором Киссинджером завершится, я проведу вас обратно в кабинет. Время, которое она потратит на беседу с доктором Киссинджером, не будет вычтено из отведенных вам двадцати минут.
Жук кивнул.
— Я и сам жду одного звонка.
Бёрка озадаченно поглядел на него.
— От Далай-ламы, — пояснил Жук. — Но я не возражаю против того, чтобы мисс Темплтон оставалась в комнате, пока я буду беседовать с Его Святейшеством. Обычно мы с ним общаемся по-тибетски.
Глаза Бёрки превратились в лазерные указки. Выражение его лица говорило: «Знаешь, в другой раз я бы врезал тебе по дыхалу, да сейчас манжеты кровью марать неохота».
Они прошли мимо четырех секретарей. Жука ввели и представили пред ясные очи.
Энджел Темплтон поднялась из-за стола — весь из черного стекла и нержавеющей стали.
— Жук Макинтайр, — просияла она и протянула ему руку. — Очень о вас наслышана. Присаживайтесь, пожалуйста. Должна вам сказать, что «Гроуппинг-Спрант» — это мой любимый аэрокосмический подрядчик.
— Правда? Вот это да.
— Тот модернизированный комплект, который вы сделали дляTACSAT-4?Одним словом — потрясающе. А та презентация в режиме реального времени дляFALCONSAT-26во время бомбежки Пакистана? Блестяще. И добавить нечего. Не хотите ли кофе? Чай? «Ред-булл»? «Аддеролл»?
— М-м, нет, спасибо. — Жук почувствовал, что краснеет. — Но я непременно передам ваши отзывы своим бывшим коллегам из «Гроуппинга».
— Бывшим?
— Да. Я решил заняться новыми разработками. Это и привело меня сюда.
— Знаете, — продолжала Энджел, — если бы не такие компании, как «Гроуппинг-Спрант», то… меня просто в дрожь бросает. Что бы мы делали? Швыряли бы в своих врагов камни. Как эти безмозглые, бесхребетные амебы там, — тут она указала согнутым большим пальцем в сторону Капитолийского холма, — расправились с MQ-9B… Ну, просто до слез обидно. Чик Девлин проделал потрясающую работу.
— Но ведь слушание было закрытое.
— Я читала расшифровку стенограммы, — проговорила Энджел строго, — разве я похожа на человека, который узнает новости из выпусков «Вашингтон пост»?
— Я впечатлен.
— Мистер Макинтайр, неужели я похожа на человека, узнающего новости из «Вашингтон пост»? Только не воспринимайте как критику, ладно? Но если бы там была я, то заявила бы этим сенаторам: «Значит, вы не хотите спасать жизни американцев в Пакистане? Ладно, в таком случае давайте привозить к дверям вашего кабинета все черные мешки с телами убитых американцев, которые доставляют оттуда, — согласны?»