Страница 37 из 61
Речь шла о 1880-1890-х годах. Деревенская память долгая. Перед мысленным взором возникла викторианская сельская школа, учительница в длинной юбке, обучающая детей любого возраста, все классы в одной школьной комнате. Ей помогают лучшие старшие ученики, присматривают за младшими.
— Как только я разговорила стариков насчет Бодикота, остановить их было невозможно! Собственно, я и не останавливала, потому что заинтересовалась. — Гвинет пожала плечами. — Наверно, потратила лишнее время.
— Ничто не пропадает впустую, — одобрил ее Маркби.
Значит, родители Бодикота были грамотными, образованными, читали больше любого другого деревенского жителя. Поэтому стали некоей легендой своего времени, которую старожилы до сих пор помнят. Хотя у них вряд ли были лишние деньги, в доме наверняка были книги, когда Бодикот был ребенком. Поэтому он рано приобрел вкус к «хорошим рассказам».
Боже мой, подумал вдруг Маркби. Когда Бодикот начинал читать, Конан-Дойль был еще жив и писал! Возможно, его мать, блестящая молодая женщина с практическим складом ума, искала в книгах духовное прибежище от скучной и ограниченной сельской жизни. Сколько талантливых литературных произведений можно было купить за шиллинг!
Он вспомнил книжный шкаф в углу гостиной Бодикота, почтенные старые образцы популярной литературы на полках. По спине пробежали мурашки.
Гвинет продолжала рассказывать:
— Местные признают его чудаковатым, но уважают за «ученость». За то же и родителей уважали. Признаюсь, сэр, я с восхищением слушала тех стариков! Бодикот был одиночкой, в коттедж никого не впускал, разве только на кухню ближайших знакомых. В последнее время закрывал переднюю дверь на цепочку, допрашивал, кто там, прежде чем открыть. Никто в этом ничего особенного не видел, кроме того, что у него с возрастом возникали новые причуды.
— Видно, я получил привилегированный допуск, — заметил Маркби. Старик чего-то боялся? Или что-то тщательно оберегал? — Осмотрите книжный шкаф, Гвинет, — неожиданно сказал он. — В гостиной. Коллекционеры и скупщики охотятся за первыми изданиями, чистыми, в оригинальных переплетах. Возможно, каждый экземпляр в отдельности стоит немного, но целый шкаф может кого-нибудь соблазнить. Проверьте, не стерта ли где-нибудь пыль… Поговорите с миссис Саттон… Убедитесь, что ничего не пропало!
Глава 11
Алан Маркби не догадывался, что он не единственный, кого интересует или вот-вот заинтересует имущество покойного Бодикота.
На следующее утро Салли Касвелл сидела за компьютером в своем крошечном кабинете, погруженная в мирские дела аукциона «Бейли и Бейли». Она водила пальцем по строчкам толстой бухгалтерской книги, время от времени останавливаясь и сверяясь с данными на мониторе. Дойдя до конца страницы, захлопнула книгу, откинулась на спинку кресла, отвернулась от мерцающего экрана. Нельзя долго работать с компьютером. Зрение портится и суставы болят.
Подумав об этом, она встала и потянулась. Тело затекает, вес прибавляется от сидячей работы, становится скучновато. Если принять предложение Остина, этого не будет. Весьма заманчивое предложение. Тогда работа — и сама жизнь — станет гораздо интереснее. Искушение велико. Но есть Лайам. Салли со вздохом снова уселась. Проблема в Лайаме. Если подумать, проблема всегда в Лайаме.
Она уткнулась в кулаки подбородком. Глупые мысли. В конце концов, истина в том…
Кто-то вошел в помещение и направляется к кабинету. Не Остин — его походку она сразу узнает. Для Теда и Ронни шаги недостаточно тяжелые. Не покупатели — сегодня нет просмотра. Салли развернулась в кресле и крикнула в сторону двери:
— Кто там? Чем могу помочь?
На пороге возникла фигура. Она узнала миссис Саттон, племянницу Бодикота, которая выглядела точно так же, как в день его смерти, за исключением резиновых сапог. Теперь на ней были дешевые ботинки, сморщенные гамаши под плохо постиранной юбкой с разошедшимися складками, мужской пуловер ручной вязки. Волосы не уложены, макияж не лучше прежнего. Тем не менее кажется, что Морин Саттон изо всех сил старалась привести себя в презентабельный вид. Очевидно, визит деловой.
— Садитесь! — Салли поспешно предложила гостье стул, спохватываясь, что таращит глаза. — Как вы себя чувствуете? Мы очень сожалеем о вашем дяде.
Миссис Саттон робко уселась, как бы неуверенная, что поступает правильно.
— Он был совсем старый, — отрывисто проговорила она. — Не вечно ж ему жить.
Салли была шокирована. Во-первых, неприлично и неуважительно говорить так о старике. Во-вторых, ее поразили руки женщины, сложенные на коленях. Пальцы натружены, ногти обломаны. Однако в честь визита миссис Саттон надела украшения: кольцо с гигантским изумрудом, перстень размером с кастет, обручальное кольцо и еще разнообразные кольца с крупными, бесспорно настоящими драгоценными камнями.
«В этих залах я всякое видел», — сказал однажды Остин и посоветовал Салли никогда не поддаваться на видимость.
Понятно, миссис Саттон не бедная, если на пальцы нанизаны две-три тысячи фунтов. Интересно, жуткая одежда специально предназначается для отвода глаз или она просто любит одеваться как пугало?
— Я насчет коттеджа дяди Гектора, — громко объявила миссис Саттон тоном, заранее пресекающим всякие споры. — Я душеприказчица, понимаете? Распоряжаюсь имуществом. Так в завещании сказано. Можете проверить у адвоката. Увидите, все в порядке. Поэтому я здесь.
— Ведь он только что умер…
Салли, спохватившись, прикусила язык.
Бестактность не смутила миссис Саттон и не заставила проявить более тонкие чувства.
— Знаю, не похоронен еще. Надо ждать итогов расследования и заключения коронера, чтоб получить свидетельство о смерти. Да все это формальности. Расследование завтра, остальное надолго не затянется. Но другие дела надо делать немедленно, и я их делаю!
— Какие? — с некоторым трепетом спросила Салли.
Посетительница помрачнела.
— Вы мою родню не знаете.
— Нет, — честно призналась Салли.
— Жулики и грабители! Их все время на шаг надо опережать. Поэтому дядя Гектор назначил меня душеприказчицей. Чтоб помешать им выкидывать фокусы.
— Понятно.
Ничего не понятно, но миссис Саттон остановилась, видно, в ожидании комментариев. Салли решила, что пора внести какой-то смысл в эту весьма неприятную сцену.
— Чем же «Бейли и Бейли» могут вам помочь?
— Вы же оценщики, правда? — требовательно спросила женщина. — В объявлении на дверях сказано, что оценщики. Я хочу, чтобы вы осмотрели коттедж и оценили все, за что дадут больше пятидесяти фунтов.
— Для официального утверждения завещания? — удивленно уточнила Салли. — Разве это необходимо? По-моему, вам надо поговорить со своим поверенным. В принципе оценивается только значительное состояние. Исторические усадьбы, частные коллекции произведений искусства… — Вспомнился молочник в виде коровы. — Наверняка у мистера Бодикота есть свои ценности, украшения, безделушки и прочее. На мой взгляд, вряд ли это заинтересует налоговую инспекцию. Фактически, если он оставил только такие вещи, официальное оформление обойдется бесплатно, хотя об этом тоже лучше спросить у юриста.
Миссис Саттон затрясла головой:
— Не для завещания. А для меня! Чтобы у меня было оружие, когда родственники начнут палить из пушек. Я хочу, чтоб вы переписали все имеющееся в наличии, ценой больше пятидесяти фунтов, и точно указали, что сколько стоит. Это не займет много времени. У него мало чего было. Мебель, однако, может пойти. Старье сейчас в цене. Не пойму почему.
— Только действительно старинные вещи и в хорошем состоянии, — торопливо указала Салли, чтобы миссис Саттон не ожидала нереальных денег за мебель, возможно не отличающуюся от кухонного стола Бодикота. Старая — да. Заслуживает реставрации — да. Заинтересует дилеров — возможно. Но дорогая — нет, только не в таком виде.
— Как только дело дойдет до дележки, каждый получит свою справедливую долю, — нетерпеливо продолжила миссис Саттон. — Дядя Гектор мне поручил разделить, понимаете? Каждый возьмет по одной вещи по своему выбору, оставшееся мне отойдет. Поверенный предлагает пустить всех в коттедж, пусть берут что хотят. Я ему говорю, это будет битва при Ватерлоо! Из-за цен перессорятся, передерутся. Каждый скажет, у того дороже, чем у меня, понимаете? Или заявят, будто я им подсунула рухлядь, а лучшее себе оставила.