Страница 21 из 61
Поэтому тошнота по утрам наверняка объясняется страхом перед прибытием почты. Никому не нужное психосоматическое явление. Сегодня одни письма. Никаких подозрительных пухлых пакетов. Слава богу!
— Все тебе, — сказала Салли, вручая письма мужу. Сколько бы раз она себя ни уверяла, что это не должно, не может повториться — почтовые служащие внимательно следят, злоумышленники после первой промашки откажутся от дальнейших попыток, — никогда, никогда больше не вскроет она корреспонденцию, которая не адресована ей лично. Не потому, что предпочитает рисковать Лайамом, а просто боится, и все!
Доедая мюсли из миски, он с ворчанием взял конверты. Салли почуяла легкое раздражение, не услышав «спасибо». В последнее время Лайам часто ее раздражает по всяким мелочам. Возможно, всегда раздражал. Возможно, особенно начал раздражать после взрыва. Лучше взглянуть правде в лицо — он действительно невоспитанный. Если б не образование, был бы обыкновенным хамом. Она не обязана с этим мириться. Не станет мириться. Через много лет червь сомнения зашевелился. Возникли серьезные мысли.
Однако она в который раз смирилась, шагнула к плите:
— Подавать яичницу?
Он не ответил, она и не ожидала. Лайам доел мюсли, Салли стала накладывать на тарелки еду. Услышав поток ругани, остановилась, испуганно оглянулась со сковородкой в руках.
— Проклятые сволочи! — Он держал в руке листок бумаги. — Чокнутые придурки! — Пальцы дрожат, лицо побагровело от ярости.
Тошнота вернулась, стиснула желудок, охватила с головы до ног.
— Что?.. Опять анонимка?
Нет, нет, только не это! — мысленно взмолилась Салли. Какая-то ошибка…
— Очередная. Неграмотная, оскорбительная. Фактически две. — Лайам взмахнул листком. — Хотя первое письмо подписано. От какой-то сумасшедшей. Как ее… Гудхазбенд. Живет на другом конце деревни в большом безалаберном доме. Без угроз, но с ханжескими моральными наставлениями, типичными для среднего класса.
— От Ивонны? — Салли взяла себя в руки, поставила сковородку, подала на стол две тарелки, села напротив Лайама, развернула салфетку. — Ну?
— Что? А… смотри. Снова наклейки.
Он передал ей одно письмо. Лист дешевой линованной бумаги вырван из блокнота, верхний край неровный. Слова вырезаны из газеты и наклеены. Подписи нет.
В ДРУГОЙ РАЗ МЫ ТЕБЯ ДОСТАНЕМ
Вместо тошноты нахлынула злость.
— Как они смеют! — воскликнула Салли. — Как смеют нас преследовать? — Она взглянула на мужа. — Передашь полиции? — Это не вопрос. Передаст, или она сама это сделает. Никаких разговоров. Дело зашло достаточно далеко. Даже слишком.
Судя по выражению, Лайам думал так же. Глаза горели, ярко выделяясь на бородатом лице. Салли уже отмечала: если он сбреет бороду, с ним будет легче спорить. Но впервые увидела за густой темной порослью трясущиеся губы и подбородок.
Испугался, поняла она. Испугался письма. Она с недоумением ощутила непонятное, почти радостное волнение.
Он согласно кивнул:
— Передам. Позвоню тому самому суперинтенденту. Спесивый дурак. Сотру ухмылку с физиономии. Ведь он мне в прошлый раз не поверил!
— Конечно поверил! А что ты сказал про второе письмо? От Ивонны Гудхазбенд?
Лайам молча вручил ей листки. Из них выпал буклет. На передней корочке плохо отпечатанная фотография кур, запертых в тесной клетке. Птицы явно несчастные, одна на переднем плане вообще еле живая.
Салли оставила буклет на столе и прочла письмо на дорогой писчей бумаге с вытесненным наверху адресом. Почерк ровный, плавный, решительный.
Дорогой доктор Касвелл!
Как Вы понимаете, я с крайним прискорбием узнала о недавнем неприятном происшествии в Вашем доме. Надеюсь, Ваша жена оправилась полностью.
Вам известно, что я весьма интересуюсь благополучием животных и вместе с единомышленниками вхожу в группу поддержки. Должна подчеркнуть, что ни я, ни любой другой член нашей организации никогда не прибегнем к насилию в любой форме. Я строго возражаю против методов других группировок вроде той, которая прислала Вам бомбу в пакете.
Я и члены нашей группы надеемся и верим, что разум и здравые аргументы со временем восторжествуют. По моему убеждению, если люди найдут время подумать, то непременно поймут, как мы несправедливо относимся к братьям нашим меньшим, которые не имеют возможности за себя постоять. Я с горечью узнала, что в Вашей лаборатории использовались животные. Надеюсь встретиться с Вами в удобное время для обсуждения этой проблемы.
Тем временем беру на себя смелость послать Вам один из наших буклетов как образец распространяемой нами информации.
— Ненормальная, — повторил Лайам. — Если она думает, будто я ей позволю читать мне нотации в моем собственном доме, то пускай еще раз подумает, прежде чем приходить. Я и это письмо отдам Маркби. По-моему, в нем содержится угроза.
— Я бы не стала подставлять Ивонну, — возразила Салли. — Она наверняка не хотела тебя обидеть. Она одна из немногих приветливо встретила меня в деревне. Если человек посвятил себя доброму делу… — видя недовольную гримасу мужа, Салли поправилась, — с его точки зрения, доброму, это еще не означает, что он сумасшедший. Ивонна строго придерживается светских условностей. Я пару раз бывала у нее на утреннем кофе, все было обставлено в высшей степени официально.
— Теперь видишь, к чему приводят совместные посиделки, — грубо бросил Лайам.
Салли взяла буклет. Ощипанные куры смотрели на нее из-за железных прутьев, укоряя и обвиняя. Она перевела взгляд на тарелку с яичницей.
— Я покупаю яйца в супермаркете в Бамфорде. По-моему, они поступают туда с птицефабрики ниже по дороге. Знаешь?
— Фабрику? Чую по запаху всякий раз, когда ветер дует оттуда.
— Думаешь…
Лайам подался вперед.
— Нет, не думаю! Хочешь спросить, все ли птицы на той самой фабрике засунуты в тесные клетки и выщипывают друг у друга перья остатками клювов? Все фабрики проверяют инспекторы из министерства. Они должны соответствовать стандартам.
— Понимаю. Но ведь эти фотографии где-то сняты. А сколько в министерстве инспекторов? Наверняка недостаточно.
Салли вновь взглянула на снимок.
— Пожалуй, начну покупать яйца от домашних птиц. Они чуть дороже, но не обязательно брать много. Большой разницы в счетах не составит.
— Как пожелаешь, — ответил Лайам. — Пойди вступи в группу миссис Гудхазбенд. Почему бы и нет?
Салли, читавшая буклет, вдруг с силой швырнула его на стол. Посуда задребезжала. Лайам опешил.
— Не смей! — прокричала она. — Не смей так со мной говорить! Может быть, я не гений в науке, но точно так же, как ты, имею право на свое мнение и на свое отношение к окружающим!
Воцарилось молчание.
— Ладно, — сказал он, — я пошутил. Что с тобой стряслось? Голову ушибла? Сходи к Принглу.
— Я порой думаю, — услышала Салли собственный голос, — что мне надо сходить к адвокату по бракоразводным делам.
Она выскочила из-за стола, бросив уже опротивевший завтрак, и выбежала в сад.
Не оделась, а на дворе холод. Однако пока не хочется возвращаться. Лайам не виноват, убеждала она себя, сохраняя последние крохи лояльности. У него слишком много забот и хлопот, поэтому он такой резкий. Но в душе Салли понимала, что сознательное стремление прощать Лайаму эгоцентризм и хамство постепенно превратилось в постоянное изобретение оправданий.
— Зачем, черт побери? — пробормотала она. — У всех заботы и хлопоты. У меня тоже. Бомба взорвалась прямо перед глазами. Меня физически тошнит от почты. Остин хочет…
Она подавила последнюю мысль.
Слова растаяли в морозном воздухе. Салли обхватила себя руками и медленно пошла по дорожке в самый конец сада. Долгий путь заканчивался на некрасивом участке с кривыми, умирающими, бесплодными яблонями. Сады при коттеджах отмерены щедро, чтобы рабочей семье хватило овощей и фруктов. Было также место для кур и свиней. За деревьями росли неухоженные кусты крыжовника, черной смородины. Надо с этим что-то делать, составить организованный план. Пересадить кусты и деревья. Только подумать, сколько бесплатных фруктов и ягод! Варенья и джемы, желе и чатни, [5] пироги с ягодами и яблоками…
5
Чатни — индийская кисло-сладкая фруктово-овощная приправа.