Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 215



   Кен и Тези приняли мое руководство как должное, чем, по правде говоря, потрясли меня. Мы принялись заворачивать запасы еды и воды в пленку и перевязывать обрывками тросов, наподобие рюкзачков. Оружие и инструменты повесили на пояса, рюкзачки за спину. Миссе развязали, и хотя оружие пока ему не дали, но рюкзачок с припасами одеть заставили. Он не сопротивлялся, но и интереса к этим сборам не проявлял никакого.

   Посадка прошла вполне удачно, осторожно стравливая газ нам удалось мягко посадить шар на широкий уступ посредине склона. Мы выгрузили свои запасы и вылезли сами и шар, освободившись от груза, начал было подниматься. И тут, поймав тоскливый взгляд Миссе, я почувствовал, что будет неправильно вот так просто бросить его. Повинуясь тому шестому чувству что уже не раз толкало меня на непредвиденные поступки, я подпрыгнул и, ухватившись за борт, заставил шар опуститься. Забравшись обратно в корзину объясняю уже сформировавшуюся мысль своим друзьям. Кен и Тези, поняв меня с полуслова, начали подавать в корзину камни, немного погодя и Миссе подключился к ним.

   Набив камнями подвальчик, так, чтоб шар не сбросило ветром, я выбрался из корзины и мы двинулись в путь. Но теперь неожиданно забастовал Миссе. Категорически заявив, что никуда не пойдет от шара, что будет здесь ждать своих братьев, и теперь, когда нам шар не нужен, мы должны выполнить свои обещания, он стоял, вцепившись в корзину мертвой хваткой. Тези пыталась его уговорить, объясняла что братья могут сюда и не дойти, испугавшись горного духа, и Миссе просто погибнет один.

   Низранин был тверд и непреклонен как скала, на которой он стоял, к тому же ужасно надоел мне за последние дни, поэтому я решительно заявил, что насильно мы никого не потащим и если Миссе хочет, может оставаться здесь. И тут маленький низранин сделал такое, от чего у меня еще долго потом горели уши. Сначала он на прощанье хлопнул по плечу Кена, потом церемонно поклонился Тези и, наконец, подойдя ко мне, посмотрел в глаза, задрав подбородок. И вдруг обнял меня, уткнувшись личиком где-то в районе солнечного сплетения и прошелестел, что никогда еще у него не было такого друга. У меня, от удивления наверно, запершило в горле и зачесалось возле глаз.

  Буркнув какую то нелепицу, я слегка сжал руками его плечики, затем, резко развернувшись, рванул впереди всех по склону. Сначала я как-то по инерции прошел несколько шагов наискосок вниз, и вдруг засомневался. Идти вниз, конечно, легче, но ведь потом снова придется подниматься. Эта мысль показалась мне верной и я решительно сменил курс. Спутники мои подозрительно молча восприняли этот маневр, и я даже оглянулся, чтобы убедиться, что они никуда не делись. Тези, внимательно выбирая, куда встать, идет почти следом за мной, Кен немного позади, посматривает больше за Тези, чем себе под ноги. Ругая себя в душе за невнимательность, сталкиваюсь с ним взглядом и спрашиваю деловито, как будто только затем и остановился:

   -Как ты думаешь, не пора привязать страховку?- Кен оглядывает склон, немного думает и серьезно отвечает то, что я знаю и без него.

   -Да нет, пока склон не стал круче, она будет только мешать.

   -Что такое страховка? - подозрительно спрашивает Тези, воспользовавшаяся нашим разговором, чтоб поправить рюкзачок.

   Так я и думал. Девчонка ни малейшего представления не имеет о горах. Решаю на первом же привале провести инструктаж, о чем ей любезно и сообщаю. Теперь из одного только самолюбия она будет предельно осторожна, а пока, показав ей, как правильно ставить ноги, чтоб не съехать вниз, веду дальше свой маленький отряд.

   Идти на самом деле нелегко, в основном из-за обуви. Деревянные дощечки, привязанные веревочками, прекрасная обувь для песка, но совершенно не подходят для гор. Через час даже я чувствую себя измученным, пальцы сбиты, веревки растерли ноги, одна дощечка треснула и кусается. Присмотрев чуть ниже по склону небольшое укрытие под косо лежащей глыбой, объявляю привал.



   Рухнув в тени плиты, переводим дыхание и подсчитываем потери. Как ни странно, лучше всех дела у Тези. Разглядев ее сандалии, я начинаю понимать, почему. Ее обувь сделана отличным мастером, из пружинящего пластика, ремешки сплетены из хорошо выделанной кожи. Нашу с Кеном обувь делал за бутылку воды такой же раб как мы. Обломок доски на сандалии выдал нам, мрачнея от незапланированной утраты, наш бывший хозяин Риссеу. И то, только потому, что без обуви мы и шага бы не сделали по раскаленному песку. Давнишний вопрос снова крутится у меня на языке.

   -Тези, а почему к тебе низране относились лучше, чем к нам? - как могу мягко спрашиваю я.

   Кен почти с ненавистью в упор смотрит на меня, собираясь сказать что-то резкое, но Тези останавливает его:

   -Не нужно, Кен, Арт прав, я должна объяснить. Видишь ли, Мать-царица в каждом поселке одна, и бдительно следит чтоб не появилась другая, иначе начнется война за власть. Это началось давно, несколько сотен лет назад. Низране жили тогда на побережье, все вместе. Матриархат был, но более гуманный, что - ли. У каждой низранки было два, три мужа, которые работали, а она командовала дома.

   А потом пришли с моря даргины, у них были отличные корабли и много женщин. Они заняли пустующие бесплодные отроги прибрежных гор, занялись рыболовством и охотой и начали строить города. Низранским мужчинам нравилась свободная жизнь даргинцев, и однажды они взбунтовались. Женщины жестоко наказали бунтовщиков, но их было меньше и на помощь мужчинам пришли даргины. Тогда женщины, захватив преданных мужей и детей бежали в пустыню и обвалили за собой старинный тоннель - единственный путь в горы. Конечно, их пытались вернуть, но никто из преследователей не вернулся обратно.

   На побережье говорят, что пустыня поглотила беглянок, но они выжили. Они научились бороться с дикой природой, экономить на всем и поняли, что мужчин должно быть много больше чем женщин, ведь они лучше работают, более выносливы и погибая, не уносят с собой во чреве несколько не рожденных жизней. И тогда они начали жертвовать дочерьми ради сыновей. Яйца, из которых должны были вывестись девочки - шли на подкормку мальчикам. И когда подросло целое племя молодых мужчин вспыхнул скандал. Каждая из матерей считала себя главнее и чуть не дошло до кровопролития. Но женщины у низран недаром считаются умнее мужчин. Собрав закрытый совет они поделили потомство, мужчин и имущество и разошлись в разные стороны.

   Еще на том совете были выработаны единые для всех семей правила внешней политики. Все попавшие в племя из внешнего мира считаются собственностью племени, и никого не отпускают назад. Мужчины делают ту работу, которая им по силам, а женщины должны родить ребенка и поступить в вечные кормилицы к маленьким низранам. Ведь у Матери - Царицы для всех ее детей молока никогда бы не хватило. А рабыня, родившая ребенка, получает гордый статус дочери и пожизненную обязанность кормить, высиживать и нянчить маленьких низран. Ее собственного ребенка ей не показывают, пока не подрастет, но и тогда она не может с уверенностью сказать, который из малышей ее. Всех выкормленных детей, подчиняясь материнскому инстинкту, почетные пленницы считают своими и через несколько лет настолько свыкаются со своим положением, что о другой судьбе даже и не мечтают. Поэтому девушка, попавшая в племя, имеет больше свободы, лучшие вещи, непыльную работу, и другие блага, недоступные даже некоторым низранам. А мать-царица, не имея в своем окружении ни одной соперницы своего рода, может не опасаться за свою жизнь.

   -Но ведь низранки тоже стареют, и умирают, как тогда выживает племя? - мне очень хотелось увести разговор от печальной участи рабынь.

   Тези немного помолчала, потом сухо рассказала, что в нашем поселке год назад во время наводнения мать-царица умерла от укуса какой-то ядовитой ящерки. Почувствовав себя совсем плохо она выгнала всех из палатки и позвала назад только через полчаса. К вечеру она умерла, строго наказав не паниковать и дожидаться новой матери, она мол, уже в пути. И действительно, через несколько часов к холму причалила резиновая лодка. На веслах сидела молодая дебелая низранка, заявившая, что она и есть новая Мать-Царица. С ней никто не спорил и никто не усомнился в ее праве на трон. И разумеется, никто не осмелился спросить, откуда она прибыла. Царицы имеют право на тайны.