Страница 5 из 42
Скоро я понял: как ни сплотила Стьюбеков совместная жизнь, как ни объединяли их поиски пищи (которые я никогда не осуждал) и дружные родительские наставления Мэтти и миссис Стьюбек, все дети, кроме, пожалуй, Лилли и Джекки, оставались друг для друга чужими. Они вели себя, словно тигрята в логове. Дочери и мать больше молчали, но каждый из Стьюбеков отстаивал свои особые права: они спорили не только о том, кому где сидеть, но и о том, кто из какой тарелки будет есть, кому можно говорить, а кто должен помалкивать. Даже старшие дети беспрестанно колотили, щипали, кусали и толкали друг друга. Это было своего рода ритуалом перед едой, и Лилли ожесточенно молотила кулаками и толкалась, наверное, даже больше других. Но все притихли, когда одна из девочек поставила на стол эмалированную миску с ломтями хлеба, а миссис Стьюбек подала рыбу.
Миссис Стьюбек сварила в кастрюле с пахтой десять моих окуней и окуня, пойманного Лилли. Мне достались две головы и желтая молочная жижа, в которой плавала луковица, от варева шел такой отвратительный запах, что я вынужден был дышать через рот.
— Сунь хлеб в суп, — посоветовала Лилли.
Она схватила кусок хлеба и бросила в мою тарелку.
— Давай ешь, — подгоняла она.
Оказавшись жертвой своего любопытства, я заталкивал ложку в рот с уверенностью, что больше не смогу проглотить ни капли. С грехом пополам я покончил с ухой, но миссис Стьюбек швырнула в мою тарелку еще одну отвратительную разваренную луковицу, которую я все же поспешно запихнул в рот, чтобы скорее разделаться с едой. Обед закончился чаем. Мне досталась фарфоровая чашка без ручки, чай был слишком горячий и отдавал протухшей бараниной и прогорклым маслом.
За чаем начался новый ритуал, на этот раз его вершили не дети, а глава семьи, — он поддерживал порядок за столом, вскакивал и раздавал колотушки, щипал и бил каждого, до кого мог дотянуться. Как и перед обедом, потерпевшие вскрикивали от боли и сыпали солеными словечками, но никто не жаловался и не хныкал.
В конце обеда Мэтти обратился ко мне заискивающим голосом:
— Кит, ты хороший мальчик, — начал он.
Я не поднимал глаз от тарелки.
— Может, у твоей сестрички найдутся туфельки для Элис?
— Не знаю, мистер Стьюбек, — ответил я.
— А ты глянь дома, вдруг отыщется какая-нибудь старая обувка. Сестренке она, поди, ни к чему.
— Поищу, — сказал я.
Мне было понятно, что Мэтти подговаривает меня просто-напросто украсть туфли.
— И старенькое платьице для Лилли.
Я взглянул на Лилли, державшую на коленях малыша Джекки. Она сидела как ни в чем не бывало, но когда миссис Стьюбек впервые за обед открыла рот и неожиданно пророкотала, что не будет больше заваривать чай, Лилли ущипнула меня за ногу и шепнула:
— Удирай побыстрее!
Я встал, чтобы поблагодарить миссис Стьюбек, но Лилли толкнула меня в спину и велела поторапливаться. Она натянула платье уже на улице.
— Отец хотел усадить тебя за карты, и ты бы проторчал у нас целый день, — сообщила она.
— Он играет в карты?
— Да, и братья тоже, но отец всегда выигрывает, — усмехнулась Лилли, и я покинул Мыс, размышляя, каково пришлось бы мне, если б я уселся за карты с человеком вроде Мэтти и с его сыновьями. Но, побывав у Стьюбеков, я излечился от любопытства, поэтому я попрощался с Лилли и поспешил домой в добропорядочный мир своего строгого, вспыльчивого отца и ласковой, заботливой матери. Я не стал лгать маме, будто приготовил и съел рыбу на берегу реки, а простодушно рассказал, что отдал улов Стьюбекам и пообедал вместе с ними.
— У них дома? — недоверчиво спросила мама.
— Конечно.
— О боже! — воскликнула она и задумалась на мгновенье. Я ожидал упреков, но мама грустно произнесла: — Значит, Кит, ты должен пригласить Лилли к себе!
Этого еще не хватало.
— Зачем? — удивился я.
— Надо быть учтивым, — ответила мама. — Особенно с такими людьми.
Она имела в виду бедняков вроде Стьюбеков, которые делились с другими последним куском хлеба. Но отец взорвался, когда услышал о решении матери.
— Не думаю, — сказал он, — что от нас требуется подобная щепетильность.
— Обязательно, — настаивала мама.
Отец в негодовании взмахнул руками.
— Стьюбеки придут лишь затем, чтобы попрошайничать! — предупредил он.
Именно так и поступила миссис Стьюбек, когда я, наконец, вынужден был пригласить Лилли к нам на субботний обед.
Глава третья
Миссис Стьюбек с Лилли стояли у задней двери, ожидая, когда им позволят войти, но на этот раз моя мама была настороже.
— Вот она и пришла, миссис Квейл, — проговорила миссис Стьюбек. — Это — Лилли.
— Здравствуй, Лилли, — сказала мама и подозвала меня.
— Здравствуйте, миссис Квейл, — ответила Лилли.
Она была все в том же старом платьице, босая. Но я впервые увидел заколку в ее спутанных черных волосах.
Заметив, что мать держит решетчатую дверь на запоре, миссис Стьюбек попросила:
— Если вас не затруднит, миссис Квейл, дайте мне пакетик муки, немного картошки и соли. Или, может, что-нибудь еще, чего вам не жалко.
— Хорошо… Подождите минутку, — ответила мама и оставила меня одного, мы с Лилли смотрели через железную решетку друг на друга. Мама пошла на кухню, она вернулась с газетным свертком и миской картошки.
— Передай это миссис Стьюбек, — сказала она, открыв дверь ровно настолько, чтобы я смог выйти и положить сверток и картофель в проволочную корзинку миссис Стьюбек. Дверь за мной мама закрыла.
Даже не наказав на прощанье дочери вести себя как следует, зато посетовав: «Неужели, миссис Квейл, это все, что вам не жаль для бедной женщины?» — миссис Стьюбек оставила Лилли со мной, и мы не знали, куда себя деть, пока будет готов обед. Выход нашла Лилли: она принялась гоняться за нашим псом Микки вокруг дома. Микки, как и другие собаки, сразу полюбил Лилли, он по-рабски вилял хвостом и ластился к девочке. Сначала она бегала за Микки, потом он припустил за ней, а когда нас позвали обедать, пес последовал за Лилли в дом и сел под столом, облизывая ее грязные босые ноги.
У меня промелькнула мысль, не снимет ли она платье, но Лилли сидела спокойно, не сводя глаз с отца, будто только от него зависело, как нам себя вести. Когда он закрыл глаза и прочитал молитву, Лилли пришла в восхищение. А когда он разрезал говядину, которую готовили по субботам, и дал ей первый кусок (с овощным гарниром), Лилли набросилась на еду, не ожидая, пока остальные получат свою порцию.
Я толкнул ее локтем.
— Подожди, — шепнул я.
— Чего?
— Пока раздадут всем.
— А…
Положив вилку и нож на стол, она принялась наблюдать за нами, словно тигренок, выжидающий момент, когда можно будет кинуться на добычу. Сестра и брат с не меньшим любопытством смотрели на гостью; перехватив пристальный взгляд Тома, Лилли скорчила рожицу и послала ему одно из своих беззвучных кошачьих «мяу». Потом она шепотом спросила меня, нет ли у нас томатного соуса.
— У нас есть томатный соус? Лилли просит, — обратился я к маме.
— Ты прекрасно знаешь, Кит, что мы его не держим, — ответила мама.
Отец разрешил покупать только острый соевый соус, а не томатный, который считал грубой австралийской приправой.
— Мы не держим томатного соуса, Лилли, я думаю, он тебе ни к чему, — проговорил отец.
Мы с интересом смотрели, как Лилли орудовала вилкой, ножом и ложкой, очищая тарелку, она ела шумно, сосредоточенно и первая покончила с говядиной.
— Это все? Можно идти? — шепнула мне Лилли, расправившись с мясом и овощами.
— Еще будет десерт, — ответил я тоже шепотом.
— Что это такое?
— Сладкий пудинг.
— Кит, — обратился ко мне отец, — если вы с Лилли хотите что-то сказать друг другу, говорите погромче, чтобы остальные могли услышать.
— Она только спросила, закончился ли обед.
— Потерпи немного, Лилли, — сказала мама, она подала пудинг сначала гостье, и Лилли подождала, пока остальные получат свою порцию. Затем девочка вновь с шумом ринулась в атаку и уничтожила пудинг задолго до того, как с ним расправился Том, наш главный обжора. Увлекшись едой, Лилли перепачкала пальцы и, не обращая внимания на чистую салфетку, положенную мамой рядом с прибором, откинула подол платья и вытерла руки о трусы. Заметив, что Микки по-прежнему лежит у ее ног, она сунула ему руку; тот дочиста облизал ей пальцы, и девочка радостно толкнула меня локтем в бок.