Страница 2 из 42
— Заходи, заходи, чертенок, — сказал сержант Коллинс. Он слегка подтолкнул девочку и ушел.
Лилли шагнула вперед, передернула плечами и смело стала разглядывать мальчиков и девочек, сидевших в классе. Все уставились на нее, а она вдруг состроила рожицу, скрючила пальцы, будто выпуская когти, оскалилась и зашипела, как разъяренная кошка.
Мы засмеялись.
— Прекратите! — приказала наша учительница.
Мисс Мак-Гилл — расплывшаяся старая дева лет сорока, с седыми, коротко остриженными волосами, говорила низким голосом, из-за которого ее прозвали Гудилой. Она была превосходной наставницей, справедливой и строгой.
— Иди-ка сюда, — прогудела она.
Лилли не сдвинулась с места, и один из наших классных заводил крикнул:
— Она цыганка, мисс, и не знает английского.
— Не твое дело, Эндрю Оллен, веди себя тихо, — сказала ему Мак-Гилл.
Крепко взяв Лилли за руку, учительница повела ее к парте, где сидела самая примерная ученица — Дороти Мэлоун.
— Завтра, — сказала мисс Мак-Гилл, — ты должна явиться с тетрадью, карандашом, ластиком, и никаких отговорок. Чего не терплю, так отговорок.
Лилли не проронила ни слова, она весь урок наблюдала за нами, словно решая, как бы расправиться при случае с каждым поодиночке. На первой же перемене она подскочила к Эндрю Оллену и рванула с него рубашку через голову — на пол посыпались пуговицы.
— Я тебе еще покажу, — приговаривала она. — Еще покажу.
На другой день Лилли не пришла в класс, и снова за ней послали сержанта Коллинса. Мэтти пригрозили вызвать в суд, и он, влепив дочери затрещину, заставил ее отправиться в школу. Лилли явилась с пустыми руками, но Дороти Мэлоун молча вынула из портфеля чистую тетрадь, ластик и карандаш, которые она принесла на всякий случай. Лилли взяла все это так же равнодушно, как брала любую подачку — ведь Дороти была дочерью преуспевающего агента фирмы «Шевроле и Мармон». Девочки надолго подружились; спокойная, добродушная Дороти в дальнейшем трогательно заботилась о Лилли, которая принимала подачки подруги как нечто само собой разумеющееся.
— Лилли, — обратилась к девочке мисс Мак-Гилл, — тебе, кажется, доставляет удовольствие притворяться кошкой. Поэтому для начала напиши: «Я не кошка». — Мисс Мак-Гилл вывела это предложение на доске, чтобы Лилли переписала его в тетрадь.
Прошло десять минут, но Лилли даже не взялась за карандаш; мисс Мак-Гилл немного постояла возле нее в задумчивости. Учительница прекрасно знала силу колкостей и насмешек, потому что настрадалась от них сама. Знала она и как пользоваться этим оружием.
— Я думала, что ты уже умеешь писать, Лилли, — сказала учительница. — Придется тебе взять тетрадь и пойти в соседний класс к первоклашкам. Мисс Сингелтон научит тебя азбуке.
Все засмеялись. Мисс Мак-Гилл была уверена, что мы рассмеемся.
Лилли помедлила, посмотрела на Гудилу, словно прикидывая, как отомстить учительнице, и принялась выцарапывать: «Я не кошка»; по-моему, это был первый шаг Лилли по дороге знаний, которая отныне станет для нее такой увлекательной и такой сложной.
На перемене Лилли разогнала в разные стороны нескольких мальчишек и девочек, которые мяукали и дразнили ее: «Кис-кис», — и впредь они не осмеливались повторять свои проказы. Странно, что именно те девочки, которые смеялись над новенькой и порой получали за это трепку, потом чаще всего стремились с ней подружиться.
Моя стычка с Лилли положила начало дружбе, длившейся до самого ее отъезда из нашего города. Однажды субботним утром она пришла к нам вместе с матерью. Я выполнял свою обычную работу по дому — выкапывал канавки вокруг розовых кустов, посаженных мамой, которая вдруг меня окликнула:
— Кит, к нам кто-то стучится. Сбегай и скажи ради бога — пусть зайдут со двора. Не хочу возиться с парадной дверью.
Все наши знакомые и друзья прекрасно знали, что в субботу утром стучаться к нам в парадную дверь бесполезно, поэтому я заинтересовался, кто же это пожаловал. Мне было тогда лет девять, и я представил себе, что на улице стоит добрый дядюшка из Англии, карманы его битком набиты золотом, и он внезапно нагрянул в город, решив приятно поразить своих австралийских родственников. Но вместо него я увидел миссис Стьюбек в замызганной необъятной юбке. Она держала подранную корзинку. Рядом стояла Лилли с маленьким Джекки, пристроившимся у нее на боку. На руке девочки висела сумочка. Лилли и брат были грязные с головы до ног.
— Ты кто? — спросила миссис Стьюбек.
— Кит, — ответил я. — Вам придется зайти со двора, миссис Стьюбек. Здесь не откроют.
Я пошел впереди нежданных гостей к задней двери и крикнул:
— Это миссис Стьюбек.
Я знал, что мама сказала про себя: «И чего ее принесло?»
— Здравствуйте, миссис Квейл, — проговорила миссис Стьюбек, когда мама показалась в дверях. — Вам не нужно чего-нибудь постирать, почистить или убраться?
Мама плотно прикрыла за собой решетчатую дверь и ответила:
— Нет, миссис Стьюбек, спасибо. У меня нет работы.
— У вас большой дом, миссис Квейл. Неужели не найдется какого-нибудь дела? Я выбью ковры за шиллинг.
— Их не надо выбивать, спасибо, — сказала мама, зная, что Стьюбеки никогда просто так не просили работу — наверняка что-то задумали.
— А может, выгрести золу из печи? — не отступала миссис Стьюбек; на моих глазах разгоралась схватка между напористой миссис Стьюбек и мягкосердечной миссис Квейл. Моя добрая мама не могла противостоять бурному натиску гостьи, и та понемногу оттесняла ее в дом.
— Мне не нужны помощники! — с отчаянием в голосе проговорила мама, загораживая вход.
— Позвольте мне самой посмотреть, — настаивала миссис Стьюбек, взявшись за дверную ручку.
— Кит! — крикнула мама, теряя терпение. — Сходи за отцом. Он у соседей.
На самом деле отец работал у себя в конторе, и до центра города надо было бы пробежать целую милю, но я понимал, чего хотела от меня мама, и поэтому притворился, будто кинулся к соседям — промчался через огород к воротам, затем сделал крюк по улице до парадной двери, а когда вернулся, миссис Стьюбек уже не было.
— Они в саду, — сказала мама.
В нашем большом саду росли апельсины, сливы, абрикосы, страстоцвет, персики, виноград, на грядках зрели овощи; отец первый в городе посадил нектариновое дерево — подарок скупщика цитрусовых, которому он помог выиграть тяжбу с одним фермером. Первые нектарины уже почти созрели, и я вдруг увидел, что Лилли сорвала дюжину редких диковинных плодов. Она опустила малыша на землю, а сама принялась запихивать фрукты в сумку.
— Зачем ты это сделала? — с ужасом спросил я.
Лилли сорвала последний нектарин и сунула его Джекки.
— У тебя еще полно, — ответила она и показала на соседнее персиковое дерево, сгибающееся под тяжестью плодов.
— Но это же персики, — возразил я. — А ты сорвала все нектарины.
Отец запретил прикасаться к ним. Они были редким лакомством, и их приберегали специально для праздничного стола.
Я попытался отнять сумку у Лилли, но она умела драться, больно царапалась и к тому же была девчонкой, против которой я не мог пустить в ход кулаки, поэтому она запросто свалила меня на землю.
— Ты что, дурак? — вскипела Лилли, потом отошла к персиковому дереву и принялась его обрывать.
— Кит, где ты? — окликнула меня мама.
— Здесь, — ответил я и побежал к ней вокруг дома.
— Смотри, что она делает, — проговорила мама.
В противоположном конце сада миссис Стьюбек рвала сливы и бросала их в корзину, не обращая внимания на хозяйку.
— Мы за все заплатим, мэм, — сказала миссис Стьюбек моей беспомощной и растерянной маме, стоявшей рядом. Я тоже растерялся, но была задета наша семейная честь, а главное — не мог я видеть свою маму такой беспомощной. Рядом оказался длинный шланг, подключенный к крану как раз возле персикового дерева. Я снова обежал дом, открыл кран, схватил шланг и направил струю прямо на Лилли, которая забралась на дерево.
— О господи! — вырвалось у Лилли, когда я окатил ее водой.