Страница 114 из 145
Товарищ Цуфилер спрашивал Чудотворцева, как он думает, не означает ли это, что Гитлер уже владеет секретным оружием, обеспечивающим ему победу при любых обстоятельствах? Чудотворцев ответил, что он так не думает, но хотел бы изложить свое мнение в более привычной для него форме письменного анализа, обращенного и к господину Клингсору, и к товарищу Амирану. Такая двойная обращенность уточняет и углубляет истину. Товарищ Цуфилер даже задержался в Осоавиахимовске в ожидании обоих писем. Клингсору Платон де Мервей писал: кто владеет Граалем, тот не может не владеть замком де Мервей, и стремление приобрести замок де Мервей позволяет (заставляет) усомниться в том, владеет ли господин Клингсор Граалем и не заблуждается ли как по поводу замка де Мервей, так и по поводу Грааля. В этом месте письма вежливое обращение к господину Клингсору во втором лице сменяется нейтральным упоминанием Клингсора в третьем лице. Если бы Клингсор владел Граалем, он не написал бы своего письма, и вообще не было бы их переписки, так как не было бы мира: мир был бы уничтожен, ибо для Клингсора небытие совершеннее бытия. Вот почему Клингсор вряд ли может владеть Граалем, это было бы нарушением Традиции, а без Традиции и Грааль не Грааль, а мнимое его подобие. Кроме копья Грааля, существует еще меч Зигфрида, он же солнечный герой Амиран. Отец Амирана неизвестен, ибо засекречен: очевидно, он нарт, осетин, то есть ариец. (Не отсюда ли слух, что Чудотворцев написал в конце тридцатых годов работу по расовому вопросу?) Волк Фенрир, согласно Старшей Эдде, проглатывает солнце; Амиран, проглоченный драконом вешапи, освобождается из его брюха сам и освобождает солнце. Амиран кует себе меч и похищает с неба свет в образе небесной девы (Камари или Камар (карма?). За это Амиран наказан, прикованный к высочайшей вершине Кавказа. Печень ему клюет орел, что напоминает незаживающую рану Анфортаса. Амиран таится в скале, как император Фридрих, и не Амиран ли – истинный властитель мира, который рано или поздно после мучительного искупления восстановит всемирное царство? (Чудотворцев писал по-немецки «das Reich».) Не потому ли Гитлер, когда его войска вторглись на Кавказ, первым делом послал эсэсовцев-альпинистов из «Братства Люцифера» на вершину Эльбруса, чтобы они водрузили там черное знамя со свастикой, то ли увековечивая заточение Амирана, то ли пытаясь вступить с ним в союз? Не напоминает ли в данном случае свастика знак вопроса, который должен задать Парсифаль, чтобы исцелить короля Анфортаса и обрести Грааль? Чудотворцев как бы по рассеянности то и дело пишет вместо «Amiran» «Ariman», играет этой магической анаграммой, наводя на мысль о неизбежном соперничестве и неизбежном сотрудничестве Люцифера и Аримана.
А товарищу Амирану Чудотворцев писал более кратко и деловито, возможно, предполагая, что письма Клингсору читает и товарищ Амиран, а Клингсор письма Амирану не читает. Гений Сталина стремится преодолеть зло злом, демон Гитлера не различает добра и зла, считая весь мир, само бьггие отвратительной катастрофой. Не случайно древние германские верования начинаются с конца мира и сводятся к такому концу. Таким образом, своим высшим предназначением демон Гитлера, быть может, не вполне сознавая этого или не признаваясь в этом даже самому себе, считает уничтожение мира, завершающееся самоуничтожением. Отсюда культ самоубийства, которым втайне руководствуется Гитлер. Самоубийство для него – высшая арийская доблесть. В этом привлекательность Гитлера для масс и для женщин. Но демону Гитлера нельзя начинать самоубийством, он должен лишь кончить им, предварительно уничтожив все, что можно уничтожить. (Действительно, в свое время Шпеер скажет, что Гитлер совершенно сознательно пытался добиться, чтобы вместе с ним погибло все.)
Таким образом, для Гитлера самоубийство является победой. (Вспомнил ли об этом Гитлер 30 апреля 1945 года, окруженный сталинскими войсками, стреляя в себя и в новобрачную Еву Гитлер или только в себя, тогда как Ева приняла яд?) При этом, продолжал Чудотворцев, демон Гитлера на определенном отрезке своего пути сближается или смыкается с гением Сталина. Гений Сталина уничтожает зло злом, демон Гитлера уничтожает все и в конечном счете самого себя. Гений и демон сближаются через уничтожение. Но демон Гитлера – ненадежный союзник, так как всеобщим уничтожением уничтожаются любые обязательства. Тут следует вспомнить пророческую строку Александра Блока: «И нам доступно вероломство». «Вероломный» в точности совпадает с немецким нибелунговским «treubrüchig». Когда гений Сталина столкнется с демоном Гитлера, победит тот из них, кто первый произнесет магическое слово «treubrüchig». Как известно, Сталин произнес это слово первым, а Гитлер дал ему повод это произнести.
Чудотворцев написал не два и не три, а гораздо больше писем к господину Клингсору и к товарищу Амирану. Я привожу здесь лишь весьма сжатое резюме этих писем. Надеюсь в будущем опубликовать их все, так как они составляют неотъемлемую и, может быть, наиболее существенную часть книги под предполагаемым названием «Оправдание зла» (или все-таки «Гений Сталина»?). Сомневаюсь, чтобы господин Клингсор отвечал на каждое письмо Чудотворцева, но иногда отвечал. Товарищ Амиран не отвечал Чудотворцеву никогда или отвечал, так сказать, своими действиями, но, когда Чудотворцев писал Клингсору, он одновременно писал и товарищу Амирану, что составляло диалогический стержень этого «трактата в письмах», и наклевывается подозрение, не писал ли Клингсор Чудотворцеву в расчете на то, что читать его будет товарищ Амиран.
А пока Чудотворцев переписывался с Тьмой и Светом, на дворе практически не светало. Тянулась мрачная северная зима, которой, казалось, конца не будет. В городе Осоавиахимовске (это название не все жители умели выговаривать; старухи шамкали: «Осасхимов») было всего несколько улиц, и Чудотворцев кое-как научился передвигаться по этим улицам в шубе и валенках, купленных на деньги Марианны. Первым делом Чудотворцев записался в городскую библиотеку (так ему посоветовали в учреждении, где он регистрировался) и по межбиблиотечному абонементу заказывал такие книги, что библиотекарша и названий не могла прочесть. Не ее ума было это дело. Книги приходили не без задержек, но отказов не было никогда. По-видимому, приходили и книги, которые Чудотворцев не заказывал, так как не знал, что они вышли в свет, например, последние труды Гавриила Правдина (его к тому времени уже не было в живых). Эти книги приходили в особой упаковке, которую библиотекарше запрещалось вскрывать. Очевидно, кого-то интересовало мнение Чудотворцева об этих книгах. И Чудотворцев многое высказывал в труде, который начал писать, когда северная ночь пошла на убыль, продолжал его диктовать при мне и не завершил до сих пор. Труд этот обозначался одним словом: «Софиократия». В этой книге Чудотворцев высказывает мысль, что реальной властью в мире от его сотворения и до конца обладает лишь София Премудрость Божия, но эта власть – не произвол, и потому род человеческий в своем ослеплении может этой власти не замечать. Софиократия составляет самую суть Святой Руси (в Новгороде Великом София Премудрость Божия почиталась как истинная государыня). Софиократию Чудотворцев резко противопоставляет зарубежной софиологии, в которой усматривает прельщение русской религиозной философии. Если София не сотворена, тогда неизвестно, сотворен ли мир, а если мир не сотворен, то и Бог не Творец; тогда Бог исчезает в гностическом абсолюте; основная же особенность абсолюта в том, что в абсолюте Бог не отличается от дьявола, и Премудрость Божия либо не существует, либо она не Премудрость, а безумие Бога, что тогда одно и то же. София, говорит Чудотворцев, действительно, не тварь, но Творение, явленный Самим Богом образ Его Премудрости. Поскольку в Боге все живое и личное, то и София – живое деятельное лицо. Вот почему истинное умозрение Софии представлено не философскими спекуляциями, а православной иконой. Удивителен в книге анализ иконы Софии Премудрости Божией, находящейся на Соловках. Не удалось установить, когда Чудотворцев эту икону видел. На иконе София – багряная заря бытия, и такую зарю Чудотворцев мог видеть, когда заканчивалась зимняя ночь в бывшем Святосхимове.