Уйти, чтобы остаться

Вадим почувствовал, что он сейчас вернется к ней.

— Ну, я пойду, — глухо произнес Вадим.

Ирина не ответила. Она даже не приподняла ресниц. И Вадиму понадобилось усилие, чтобы покинуть лабораторию.

В аллее парка полумрак. Единственный фонарь, на углу западного корпуса, облеплен листьями дуба. И пробивается через гусиные лапки листьев нежно-зеленым светом. Дуб не сдавался осени. На стене корпуса висел телефон-автомат. Вадим нащупал в кармане монету. В конце концов, можно позвонить из своей лаборатории, но он чувствовал, что не сможет сделать и шага, если не позвонит сейчас. Смешно, почти забыть о ее существовании, вспомнить мимолетно и вдруг так желать услышать ее голос. К чему? Неизвестно. Прихоть! И потом уже поздно, неудобно. На память пришел роман Белля «Глазами клоуна». Герой обладал странным свойством — по звонку угадывать не только кто звонит, но и запах собеседника. Символ обостренного восприятия мира. Очень удобное свойство. Вадим тоже попытался представить, как сейчас снимет трубку Вероника. На ней будет просторный домашний халат. Кофейного цвета. Вероятно, у него тоже обостренное восприятие. Он даже чувствует запах ее изумительных волос… Но, как ни странно, Вадим не мог вспомнить лица Вероники. Он напрягал память, пытаясь восстановить обстоятельства знакомства. Это еще как-то ему удавалось, но из внешности Вероники возникали только волосы и блестящий целлофановый плащ. А затем все перечеркивал профиль Ирины. Вообще довольно глупо искать встреч с человеком, внешность которого растворилась в памяти. Неужели только волосы?..

Монетка провалилась. И кофейный домашний халат оказался теплой подлатанной кофтой с пряным запахом давно обжитой квартиры.

— Веронику? — произнес старческий голос. — Ее еще нет. Она звонила, что гуляет в Доме ученых. Вечер там. А вы кто будете?

Вадим повесил трубку. Кто он будет? Действительно, кто он будет?

Какая досада — быть на вечере и не встретить ее…

За поворотом здание отдела радиоастрономии. Стоит слегка подуть ветру, как переплетения антенн отзываются низким мощным гулом. Вадим поднял голову и стал разглядывать небо. Через сорок минут Венера войдет в плоскость антенны. Можно будет начать наблюдения. Но что может дать еще одно наблюдение, если он оставляет тему?

Вадим себя уговаривал, убеждал. Заранее зная, что ему не хватит силы воли зайти в лабораторию. Автобус в город отходит через три минуты. Если побежать, можно успеть…

Вадим побежал.

Сквозь стеклянную дверь подъезда он увидел пустые вешалки гардероба. Вадим постучал. Появился Семенов и развел руками. Он что-то проговорил, но ничего не было слышно. Как в телевизоре, когда убираешь звук. Но Вадим и так понял, что вечер закончился и все разошлись…

В городе прошел дождь. В мокром асфальте отражались апельсиновые фонари. Озябшая продавщица мороженого, в халате поверх телогрейки, походила на чайную бабу. Покупателей в этот час не было. И почему она не сворачивает свое хозяйство? Вадим решил взять эскимо, но с условием, что в сдаче будет двухкопеечная монета. Продавщица оглядела его из-под полосатого платка и согласилась просто разменять на двухкопеечную, если надо.

Вадим спрятал монетку и зашагал. Он чувствовал опустошенность и усталость. Зачем все это? Какого черта он притащился в город?! Два года не позволял себе этого во время наблюдений. Он уходил из театра, с вечеринок, слыл чудаком, энтузиастом, карьеристом, кретином…

Ах, при чем тут Вероника?! Он даже не помнит ее лица. Может, он десять раз ее замечал в зале клуба, но не узнавал. Глупость, мальчишество… В его возрасте пора, быть серьезным. А не бегать в поисках телефона по городу. Чтобы уговаривать, унижаться, умолять о свидании. Разве недостаточно было состоявшегося разговора? И этот визит на квартиру…

Вадим вытащил монетку и швырнул ее вдоль улицы. Хватит!

Если поспешить, то можно успеть кое-что записать. Меньше самокопаний и больше дела. Главное — движение! За углом должна быть стоянка такси…

Жакомино. Чиполлино. Буратино. Сеньор Карабас. Куклы, куклы. Шары покачивали добродушными головами, как разноцветные луны. Лошадки таращили пуговичные глаза…

Вадим попросил запустить медвежонка Кузю. Девушка строго изогнула брови и стала накручивать ключик. Она не понимала, почему именно Кузя.

А Кузя ходил по кругу, раскачиваясь плюшевым телом.

Девушка отошла.

Вадим подобрал ключик и запустил Жаконю, утку Настю и какого-то непонятного типа в очках и длинном колпаке. Семенов? Пусть будет Семенов…

Девушка вернулась и с возмущением оглядела хоровод.

— Ну, знаете… Вы полчаса стоите. Как не стыдно… — девушка вылавливала игрушки и пихала в коробки, где они продолжали возмущенно гудеть и протестовать. А Семенов добрался до края и чуть было не свалился. Вадим подхватил Семенова, но почти не понимал, что хочет продавщица. Он с интересом ждал, кто раньше успокоится в коробках…

— Вы купите что-нибудь?

— Куплю. Вот этого Семенова.

— Семенова?! Артикул пятьсот четыре. Турист. Платите рубль десять.

И Вадим купил туриста Семенова. Черт знает для чего.

Семенову коробка не полагалась. Его завернули в кусок коричневой бумаги и связали, как буйного алкоголика.

— Слава богу. А то вырос, как верста, — произнесла какая-то женщина и юркнула на освободившееся у прилавка место.

Вадим выбрался из толпы.

Секция мужских сорочек находилась на втором этаже. Широкая лестница затягивала людей, словно воронка. Стоило лишь приблизиться к первой ступеньке. Путь к отступлению моментально отрезала новая шеренга серьезных покупателей. Необязательно затрачивать усилие, достаточно просто не сопротивляться.

Первый раз Вадим поднялся по этой лестнице полчаса назад и узнал, что Вероника на складе, а вернется минут через десять. Тогда он спустился ниже этажом. Там, среди игрушечных симпатяг, он подумал, что его не очень-то тянет в секцию мужских сорочек. Ему это не нужно. Его это тяготит. И он не торопился, но был уверен, что сейчас покинет универмаг. Прошло полчаса… и вот он опять на широкой лестнице. Он убеждал себя, что при возможности непременно повернул бы назад, но, к сожалению, это бесполезно. Если только пройти по второму этажу к лестнице, предназначенной для спуска…

— Молодой человек, Вероника пришла, — произнесла пожилая продавщица, заметив Вадима, и крикнула за ширму — Девочки! Позовите Веронику!

Вадим оперся спиной о колонну. Он почувствовал беглый огонь любопытных глаз из-за прилавка секции мужских сорочек. В прорези ширмы показалось девичье лицо. Исчезло. Его сменило другое любопытное лицо. За ширмой рассмеялись. Вадиму стало неловко — что они, с ума посходили?! — он принялся разглядывать витрину…

— Ах, это вы?! — в голосе Вероники прозвучало разочарование. — Как вы меня разыскали?

Вадим пожал протянутую мягкую руку. Странно, ему показалось, что это не Вероника, не та, облитая целлофаном плаща, с которой он сидел в парке…

Светлые жидкие глаза, изморозь веснушек на бледном широком лице. И лишь волосы, пышно клубящиеся, отдаленно напоминали образ, возникший в памяти тогда, в лаборатории.

Вадим подавил замешательство и произнес:

— Очень просто. Мне удалось узнать по телефону ваш домашний адрес. И ваша бабушка…

— Это соседка. Я живу одна, я си́рота, — прервала Вероника. С непривычным ударением на первом слоге. Прозвучало диковато. Как-то не вязалось это беспомощное слово с самостоятельным взрослым человеком.

Вадим улыбнулся. На языке вертелся дурацкий рефрен: «Я сир, я тощ…» Ну, хватит, действительно, что тут веселого?..

— Так это вы явились к нашим? Они вас приняли за разбойника.

— Жаль, я вас не застал. Хотел пригласить на вечер в Дом ученых.

— И хорошо. Мне было бы стыдно. Зачем вы там устроили скандал? Хотели показать, что умнее всех? — произнесла Вероника. — Я ведь тоже была на вечере…

Вадим не ожидал такого поворота. Это, по крайней мере, невежливо. И не к месту. Тем более их наверняка слышат в секции.