Страница 16 из 44
Тот или иной образ, который создавал себе молодой человек, тут же причислял его к определенному кругу людей, к тому или иному движению. Таким образом, одежда, длина волос, стиль поведения становились знаком приобщенности, признаком "инициированности".
Музыка в стиле панк, хэви-метал, рэйв, рок приобретала у этих молодых психоделиков-нигилистов характер религиозного ритуала, доводящего своих фанатов до умоисступления и экстаза. Впрочем, существуют свидетельства о том, что многие современные молодежные кумиры проходили инициацию в сатанинских сектах и были посвящены в ритуалы черной магии.
Мик Джагер ("Rolling Stones"), певец и автор песен "Симпатия к диаволу", "Их сатанинским величествам", "Заклинания своего брата демона", назвал себя "Воплощением Люцифера".
Песня группы "Led Zeppelin" "Лестница в небо" содержит закодированное сообщение, которое при обратном прослушивании звучит так: "Мне надлежит жить для сатаны".
Подобное же сообщение содержится и в песне "Когда в Арканзас пришло электричество" группы "Black Oak Arcansas": "Сатана... сатана, он - бог..." и т.д.
Стихия темной религиозности, на которой замешаны эти движения, напоминает русских духоборов-трясунов или хлыстов, доводивших себя своими плясками - кружениями, скачками, конвульсиями - до вакхического опьянения во имя того, чтобы освободить дух от пут греховной плоти и "обрести Бога".
Но прежде всего радения неформалов восходят к культовым ритуалам Центральной Африки, инициированным шаманизмом, подпитанным галлюциногенами и погруженным в мощные потоки языческих ритмов, призванных вызывать у участников ритуала психический сдвиг, отстраняющий чувство реальности.
Этот ритмический токсикоз, который сродни алкогольному или наркотическому, выдает себя за высокое мистическое состояние, будучи на самом деле проявлением одержимости адепта.
Механизмы компенсации
Таким образом, можно говорить о современной культуре как о культуре, не укорененной в глубинах человеческого духа, не произрастающей в нем, не выращенной в подвиге культурного делания, а являющейся для человека чем-то искусственным, внешним, навязанным и чужим, а главное - намеренно неадекватным. Ее можно квалифицировать как культуру чужеродную и "импортную", привнесенную и пересаженную извне - даже не в том смысле, что ее истоки надо искать в лоне западной цивилизации, а в том, что она перестала быть формой органической деятельности человека, связанной с осмыслением драматизма его бытия в мире. Она перестала быть системой живых идей, формой общественного и национального самосознания и памяти. Она перестала быть формой экзистенциального служения сверхличным ценностям. Но она вскультивировала абсурд, расчистила пространство для темного разгула инстинктов и властной поступи теней, выдающих себя за сущности.
В современном массовом сознании это приобрело своеобразные формы, выдающие себя в склонности к употреблению "психиатрической" лексики, когда речь идет о политике, экономике или самой будничной жизни. Психиатрические квалификации, порой даже не имеющие ни бранного, ни метафорического подтекста и ограничивающиеся простой констатацией, сделались достоянием обыденного сознания постсоветского человека. Этот психологический и словесный феномен, как считает психиатр Ю. С. Савенко, "отражает потерю привычной сетки координат для оценки и элементарной ориентировки в действительности, восприятие этой последней... как извращения всех канонов, как перевернутого, кувыркающегося мира, мира, сошедшего с ума", чему, собственно, и соответствуют вошедшие в массовое употребление определения "сумасшедший, безумный, ненормальный, помешанный, шизофренический, параноидальный, бредовый, идиотический, дебильный" и т.д. [49]
Характерен для новой эпохи и американский замысел покупки и пересадки на американскую почву, в качестве культурной достопримечательности, Древа познания Добра и Зла, как говорят, до сих пор произрастающего на землях Сирии (на том месте, где предположительно располагался Эдем), а также воспроизведение в тихой американской провинции (город Нэшвил) точной копии афинского Акрополя.
Идея о том, что культурные ценности могут быть куплены и пересажены в иную культурную (ментальную) среду, а не взращены в кропотливом и мужественном творческом подвиге целого народа, свидетельствует о том, что постмодернистские установки закрепились в профанном обывательском сознании.
В этот же ряд можно поставить и многочисленные акции составления дайджестов, то есть адаптированных к пониманию современного человека и сокращенных текстов, воспроизводящих содержание произведений мировой литературы. Роман "Война и мир", пересказанный на тридцати страницах, "Мертвые души", втиснутые в пятистраничный текст, и кратенькая аннотация "Евгения Онегина", наконец-то вполне соответствуют мировому "масскульту" с его боевиками, мыльными операми и шлягерами, имеющими спрос у потребителя.
"Клюква", которая получается в результате адаптации великой культуры, есть все та же подмена, все то же культвирование неадекватности, все то же конструирование искусственного мира. Информация, во имя которой препарируется живой художественный организм, напоминает некролог. Впрочем, как и перемещенные предметы "актуального искусства", она ассоциируется с пересаженными органами, которые никогда не приживутся к новой ткани.
Симптоматична для эпохи постмодернизма и идея введения нового календаря, с которой выступила ООН. По этому замыслу с 2001 года каждый месяц будет начинаться с понедельника и заканчиваться 28-м числом. 29, 30 и 31-е числа будут отменены, зато в году прибавится тринадцатый месяц. Сама искусственность этого проекта является залогом его успеха в постмодернистском обществе, пытающемся любыми средствами порвать со всеми формами традиционализма, даже если он выражается в следовании многовековому юлианскому календарю, помнящему историю и культуру.
Слова, которые говорит Господь Ангелу Сардийской Церкви, можно отнести и к современной цивилизации: ...ты носишь имя, будто жив, но ты мертв (Откр. 3, 1). Должно быть, правомочно назвать ее культурой умерщвления или культурой смерти, то есть антикультурой. Смерть автора наступила вслед за смертью Бога и смертью человека. Их место занял тревожный мерцающий знак Ничто.
Достоверной представляется концепция известного культуролога ХХ века Ортеги-и-Гассета, который различал в культуре идеи-верованияи просто идеи. Идеи-верования, составляющие культуру, он определял как неотъемлемые, органически выросшие из традиционной почвы "живые идеи", которыми живет человек. Он их не производит, не формулирует, не дискутирует, не пропагандирует, не поддерживает, то есть он ни в коей мере не участвует в их рационализировании и рефлексии над ними. "С верованиями ничего нельзя делать, кроме как просто пребыватьв них" [50].
Итак, пока человек находится в церковном лоне, внутри традиции, то есть в состоянии верования, он не нуждается в идеях об этом предмете. Но когда верование начинает разлагаться сомнениями, человек начинает искусственно конструировать новые модели мира, создавая идеи. Идеи возникают в "пустотах" между верованиями. И если человек в состоянии верования и даже сомнения стоит лицом к лицу с реальностью, то сконструированные идеи (псевдоидеи) уводят его от этой реальности в мир собственных домыслов.
Отпадение общества от Церкви и ценностей христианской культуры, утрата веры и порожденных ею традиционных верований, привело, таким образом, к возникновению множественных пустот в современном сознании, которые и стали заполняться искусственно создаваемыми моделями и теоретическими конструкциями - псевдоидеями, которые претендуют на статус Истины с ее исчерпывающим объяснением мироздания. Но поскольку эти идеи не обладают ценностью реального и заполняют собой те сферы человеческой жизни, где, по замыслу Божьему, должна животворить вера, то и культура, возникшая из этих псевдоидей, первым делом объявляет смертоубийственную войну реальности и уводит человека в пустыни виртуальности. Эпидемии наркомании и алкоголизма напрямую связаны и с этим современным общекультурным (а по сути, антикультурным) процессом.
49
Савенко Ю.С. Психиатризация массового сознания. Независимый психиатрический журнал. 1996. № 2. М., С. 55.
50
Ортега-и-Гассет Хосе. Идеи и верования // В кн.: Ортега-и-Гассет Хосе. Эстетика. Философия культуры. М.: Искусство, 1991. С. 464-465.