Рама для картины

— Значит, это имел в виду, когда говорил, что хочешь передать полиции всю… «хреновину в действий?» Только не сказал, что хочешь их заставить нас преследовать.

— У Тодда список и картины, которые мы увели. Они захотят все отобрать. Ему нужно, чтобы эти гады сосредоточились здесь. Если решат, что смогут заполучить свое добро и заткнуть нам глотки…

— Джик, — прервал его я, — ты увлекся.

Сара смотрела то на него, то на меня. Тревога на ее лице уступала место какому-то безнадежному спокойствию.

— Если решат, что смогут вернуть все назад и заткнуть нам глотки, — продолжила она, — будут активно искать, чтобы убить. А вы собираетесь всячески в этом потворствовать. Да?

— Нет, — сказал я. — Хотя, впрочем, да.

— Они все равно будут нас искать, — уточнил Джик.

— Ну, да, а мы покричим им «ку-ку», так?

— Хм, — сказал я. — По-моему, они уже это знают.

— Господи, дай мне силы. Ладно. Я теперь понимаю, что вы делаете и почему ничего мне не говорите. Это, конечно, свинство. Признаю, вам чертовски везет, гораздо больше, чем я думала. Ведь мы пока целы и относительно невредимы. Ладно, пусть они точно знают, что мы здесь. Только одно непременное условие: мы будем сидеть тихо до тех пор, пока не предупредите полицию в Мельбурне.

Поцеловал ее в щеку.

— Заметано.

— Как мы это сделаем?

Я улыбнулся:

— Воспользуемся телефоном.

Кончилось тем, что Сара сама же и позвонила. Ее австралийский голос трудней запомнить, чем мой или Джика — очень чувствуется английский акцент.

— Это художественная галерея Руапегу? Да? Может быть, смогли бы мне помочь? Хотела бы поговорить с кем-нибудь из администрации. Да, понимаю, но это важно. Да, подожду. — Она закатила глаза и прикрыла трубку рукой. — Наверно, секретарша. Новозеландка какая-то.

— Ты молодец, — сказал я.

— Да? Алло? Вы не могли бы назвать мне ваше имя? — У нее вдруг широко раскрылись глаза. — Вексфорд. Э… Мистер Вексфорд, меня только что посетили три весьма странных человека, они хотели посмотреть картину, которую у вас купила некоторое время назад. Очень необычные люди. Сказали, что вы их ко мне послали. Я не поверила. Подумала — может, лучше проверить у вас. Вы посылали посмотреть мою картину?

Из трубки раздавалось громкое возбужденное клокотание.

— Описать их? Молодой светловолосый человек с бородкой. Второй — с пораненной рукой. И лохматая девица неряшливого вида. Я их выставила. Что-то мне в них не понравилось.

Она сделала гримасу, слушала клокочущий голос.

— Конечно, никакой информации они от меня не получили. Я же говорю, что-то в них не понравилось. Где живу? Да здесь, в Веллингтоне. Хорошо, спасибо вам большое, мистер Вексфорд, очень довольна, что вам позвонила.

Положила трубку, а в ней все еще раздавалось клокотание.

— Спросил мое имя.

— Ай да девушка, — сказал Джик. — Ну и актриса моя жена!

— Вексфорд. Сам Вексфорд.

Сработало.

Я одобрительно хмыкнул.

— Теперь, когда они знают, что мы здесь, может, хотите куда-нибудь прокатиться?

— Нет, — сразу ответила Сара. Она выглянула из окна, посмотрела на гавань. Там шла обычная суета. — Здесь очень славно, а мы и так целый день провели на колесах.

Не стал возражать. Думал, что один телефонный звонок вряд ли сразу привлечет внимание наших врагов к Веллингтону. Вот и предложил куда-нибудь съездить — доставить удовольствие Саре.

— Если станут обзванивать гостиницы, нас не найдут, — уточнил Джик. Даже если попробуют узнать в «Таунхаусе». Будут спрашивать Кассаветса и Тодда, а не Эндрюса и Пила.

— А мы Эндрюс и Пил? — спросила Сара.

— Мы с тобой Эндрюсы, а Тодд — Пил.

— Очень приятно познакомиться, — сказала она.

Мистер и миссис Эндрюс и мистер Пил пообедали в ресторане гостиницы без всяких происшествий. На этот вечер мистер Пил отказался от своей повязки — слишком заметно. По той же причине мистер Эндрюс не стал сбривать бороду.

Потом разошлись по своим комнатам, легли спать. Я очень мило провел время за отклеиванием бинтов на ноге. Раны, полученные при падении на дерево, совсем не были похожи на правильные операционные швы. Когда проинспектировал все эти длинные извилистые дороги, проложенные по малиновому гористому фону, должен был признать — доктора классно сделали свое дело. С момента падения прошло четыре дня, и нельзя сказать, что я вел пассивный образ жизни, но все их рукоделие сохранилось. Ни один шов не разошелся. Понял, что прогрессировал незаметно для себя — от ужасного самочувствия до состояния, когда почти перестал испытывать неудобства. Поразительно, думал я, до чего же быстро способно восстанавливаться человеческое тело, если, конечно, повезет.

Заклеил свои сувениры новым лейкопластырем, купленным с этой целью утром в Гамильтоне. Нашел способ улечься в постели так, чтобы мои выздоравливающие кости не бунтовали. Дела идут на лад, самодовольно думал я, отходя ко сну.

Наверное, слишком недооценивал ситуацию. И то отчаяние, которое должен был испытывать Вексфорд по приезде в Новую Зеландию, и злость, упорство, с какими он нас разыскивал. Недооценил впечатление, произведенное дилетантским ограблением на профессиональных воров. Недооценил собственные успехи — страх и бешенство, ими вызванные.

Мое представление о Вексфорде, рвавшем на себе последние волосы в почти комическом отчаянии, было ошибочным. Он преследовал нас с маниакальной решимостью. Непреклонно, безжалостно, жестоко.

Утром проснулся поздно. День был по-весеннему ветреный, но теплый, солнечный. Сделал себе кофе, благо в номере для этого было все необходимое. А тут Джик позвонил по телефону.

— Сара говорит, что ей сегодня надо помыть голову. У нее волосы слипаются.

— Я что-то не заметил.

Услышал, как он усмехнулся.

— Брак открывает новые горизонты женской натуры. В общем она ждет в холле, внизу, хочет, чтобы отвез ее купить шампунь. Вот и подумал — надо предупредить тебя, что уезжаем.

Я сказал обеспокоенно:

— Ты будешь осторожен…

— Ну, конечно, — ответил он. — Мы не поедем в сторону галереи. Вообще не поедем далеко. Только до ближайшего магазина, где можно купить шампунь. Позвоню, как только мы вернемся.

На этой жизнерадостной ноте он отключился. Через пять минут телефон снова зазвонил.

Это была дежурная.

— Ваши друзья просят, чтобы вы спустились вниз, они в машине.

Оставил у дежурной ключ, прошел через центральную дверь к продуваемой ветром и разогретой солнцем стоянке. Огляделся — Сары с Джиком не было.

Было бы немножко лучше, если бы левая рука не была подвязана под рубашкой… А так — они просто схватили меня, я потерял равновесие и упал. Подхватили, бесславно засунули в машину.

Внутри сидел Вексфорд: комиссия по приему гостей в составе одного человека. Враждебность его глаз за тяжелыми стеклами очков была градусов этак на сорок ниже нуля. И никакой нерешительности в поведении. Он снова, как тогда, держал меня за закрытой железной дверью. На сей раз не собирался совершать ошибок.

На нем по-прежнему галстук-бабочка; веселенький горошек не очень-то соответствовал серьезному предмету в руке.

Толкнули меня к нему Гриин и парень, которого прежде не встречал; он был похож на Бровастого. Сердце ухнуло вниз быстрее, чем лифты в «Хилтоне». Оказался зажатым между Бровастым и Вексфордом, а Гриин уселся впереди, на водительское место.

— Как меня нашли?

Гриин, злобно оскалясь, достал из кармана поляроидный снимок и протянул мне. Мы втроем — Джик, Сара и я — стояли у киоска в аэропорту.

Понял: женщина из галереи, наблюдая наш отлет, не теряла времени зря.

— Поспрашивали в гостиницах, — сказал Гриин. — Это было нетрудно.

Не стал ничего говорить. Надо было немножко перевести дух.

Никто из них тоже не выказывал особого желания беседовать. Машина тронулась, Гриин вывез нас в город. Вексфорд злорадно уставился на меня. Бровастый стал закручивать мне правую руку за спину; хватка была такая, что не до прений. Не давал выпрямиться. Голова моя почти касалась колен. Все это было унизительно и больно.