Отель «Ирис»

– Пойду приготовлю чего-нибудь попить.

Хозяин встал и направился на кухню, где занялся приготовлением чая. Он вернулся с подносом в руках, на котором были установлены разные чайные принадлежности.

Мне было хорошо видно, как переводчик заваривает чай. Он ошпарил кипятком чашки, засыпал в чайник чайные листья и залил их кипящей водой. Рука, которой он придерживал край подноса, зашевелилась, чтобы налить нужное количество молока в чашки, затем он добавил заварку и проследил, чтобы чай как следует смешался с молоком.

– Держи!

Он снял крышку с сахарницы и закончил серию своих движений, поставив передо мной повернутую ручкой наискось чашку.

Тогда я впервые обратила внимание на изящность движений его пальцев. В них не было никакой силы: они просто представляли собой сочетание старческих пигментных пятен и зерен красоты с ногтями, бледными настолько, что их можно было бы назвать почти великолепными. В то же время, как только его пальцы приходили в движение, они тревожили все, чего касались, и из них исходила какая-то угроза обладания. Я отпила глоток чая. Вдалеке лодка с туристами, собирающимися нырять, пересекала залив. Город был словно затушеван мерцанием волн. Маленькая птичка каштанового цвета опустилась на террасу и тотчас же снова взлетела.

Интересно, не был ли мужчина разочарован потными завитками моих волос на лобке, следами волосков под мышками, оставшимися после бритья, формой и цветом моего потаенного места, про которое нельзя сказать, является ли оно красивым, моими слишком детскими грудями? Связав меня, не был ли он разочарован, увидев, какой я стала уродливой? Не думал ли он, что ему было бы лучше с той, другой женщиной, несмотря на все ее оскорбления?

Переводчик снова накрыл меня своим телом. Он не прижимался и двигался медленно, как если бы прекрасно знал, что связь не прервалась, как если бы хотел довести свое удовольствие до апогея.

Его губы, поползав по моей шее и ушам, засасывали мои губы. Эти поцелуи были совершенно иными, чем те, которыми мы обменивались еще час назад. Одна слизистая оболочка касалась другой, смешивались ароматы сыра и пиццы.

Его руки играли моими грудями. Из-за того, что они были связаны веревкой, груди стали особо чувствительными, ощущая малейшее прикосновение к ним, и мои соски набухали, готовясь быть зажатыми в его пальцах.

Он никогда не снимал пиджака. И даже галстука, разве что запонки с манжет. Он выглядел точно таким же, как когда мы встретились впервые у цветочных часов. Полностью изменился только мой внешний вид.

Он прикасался ко мне только губами, языком и кончиками пальцев, но и этого было больше чем достаточно.

Он не оставлял без внимания ни одну часть моего тела. Я впервые почувствовала, что у меня существуют лопатки, виски, мочки ушей и анус. Он старательно ласкал их, смачивал своей слюной, касался губами.

Я зажмурилась. Так я могла острее ощущать, с какой частью тела он совершает постыдные действия. Виниловое покрытие дивана неприятно прилипало к моей спине. Я перестала дрожать, но покрылась крупными каплями пота.

В какой-то момент он вторгся в мои волосы на лобке. От одной лишь близости его дыхания все мои нервы напряглись. Я разрывалась между ужасом перед тем, что он собирается сделать, и желанием быть истязаемой еще более безжалостно, но он разорвал меня. И из этого разрыва, как кровь, хлынул поток наслаждения.

Его пальцы раздвигали складки одну за другой. Язык начал кружить вокруг маленького зернышка, таящегося в глубине. Не в силах больше это выносить, я со слезами пыталась от него вырваться. Но его язык не отступал от намеченной цели. И это маленькое, хрупкое зернышко на слизистой оболочке, испугавшись, сжалось.

Его пальцы на ощупь отыскивали вход в темную пещеру. Наконец они туда пробрались. Волосы на лобке с треском обрывались. Мне страшно хотелось как-то закрыть все эти складки – я боялась, что сейчас лопну от невыносимого наслаждения, но из-за пут, сжимающих мои ноги, не могла даже шевельнуться.

Пальцы вошли в черное отверстие. Этот мужчина проникал туда, куда сама бы я войти никогда не решилась. Его пальцы вращались в промежутке между двумя стенками теплой плоти.

– Перестань! – впервые что было мочи прокричала я.

Он шлепнул меня по обеим щекам. Я перестала кричать, но меня пронзила новая боль. Я подумала о Марии в ее конюшне. Может, учитель тоже бил ее хлыстом?

Мужчина вытирал о мои щеки пальцы, только что побывавшие в глубине моей пещеры. Мое лицо было измазано чем-то липким.

– Тебе это нравится? – спросил он.

Я шевельнула подбородком. Я даже не знала, принимаю я это, отрицаю, или же мне все равно.

– Тебе это приятно, верно?

Внезапно он засунул мне в рот четыре пальца. Задыхаясь, я пыталась подавить тошноту.

– Ну и как это на вкус вместе со слюной? С энергией отчаяния я выкрикнула:

– Развратник!

Он снова залепил мне пощечину.

– Да, очень приятно. Пожалуйста, продолжай. Сделай это еще раз. Прошу тебя.

Когда я вернулась в «Ирис», солнце уже готовилось погрузиться в море. Был слышен слабый шум льющейся воды: это в разных комнатах принимали душ постояльцы, только что вернувшиеся после купания в море. На выходящих во двор окнах сушились купальники. Кудряшки играющего на арфе мальчика были окрашены лучами заходящего солнца.

– Что у тебя с прической?

Мать сразу заметила неладное.

– Волосы зацепились за мою шляпку, – ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал естественно.

– Как они спутаны! И в таком виде ты собираешься сидеть перед постояльцами?

Она подвела меня к зеркалу и причесала заново, как она делала это по утрам, хотя вечером волосы опять рассыплются, когда я буду принимать ванну.

Заметила ли она, как таскали эти волосы сегодня днем? Да нет, вроде бы не было никаких причин, чтобы мама догадалась.

Сегодня я зашла слишком далеко. Я заплыла так далеко в море, что мать уже не могла меня настичь.

Незадолго до этого я в ванной комнате переводчика изо всех сил пыталась с его помощью причесаться заново.

– Так не годится. Мама на меня рассердится.

Я вздохнула.

– Не огорчайся, это выглядит очень мило, – утешал меня переводчик, словно забыв, что причиной всего был он сам. – Никто и не заметит.

– Нет, мама маниакально заботится о моей прическе! Ничто не ускользнет от ее внимания, даже шпилька.

Но, словно забыв, что все это произошло из-за него, он снова утешал меня.

Также в туалетной комнате были стерты малейшие следы беспорядка: с белой эмалированной раковины и с зеркала, лежавшего на полочке над ней. Старомодный кран, нет горячей воды. Здесь можно только бриться и чистить зубы. Мыло, которым недавно пользовались. Его расческа оказалась слишком маленькой, чтобы подобрать мои длинные волосы. Кроме того, не было масла из камелии, которое бесценно в подобных случаях.

После того, как мне удалось худо-бедно собрать свои волосы, имевшие тенденцию распадаться, я попыталась изящно их накрутить и уложить в прическу. Не желая мне мешать, переводчик робко протянул руку, чтобы погладить волосы, ниспадающие мне на затылок.

Он снова стал робким, как если бы мир вдруг изменился. Но я не забыла, каким он был совсем недавно. Я тщательно втыкала шпильки одну за другой и, ощущая накопившееся во мне напряжение, задавала себе вопрос: когда же снова разразится буря?

– Какая ты хорошенькая, – произнес он, обращаясь к отражению в зеркале. Затем нежно положил руки мне на бедра и обнял меня. Это длилось только короткое мгновение, но это было такое же чудесное ощущение, как когда он облизывал мое связанное тело. Из-за того, что он это сделал, нам было трудно расстаться.

– Знаешь что? Тебе не нужно носить шляпку. Зачем держать в тени такое очаровательное личико? А какие у тебя чудные волосы!

Моя мать сказала приблизительно то же самое:

– Я ведь всегда утверждала, что волосы – это главное. Чтобы приобрести одежду, сумочку, сделать макияж, нужны деньги, а причесаться ничего не стоит.