Страница 2 из 8
— Бьянка, — услышала я голос.
Обернувшись, я встретилась взглядом со знакомыми карими глазами.
— Синьор Кристофани, — пробормотала я, опуская взор, следуя правилам приличия, и умудряясь тайком на него посматривать. С черными кудрями и длинными ресницами, он стоил того, чтобы на него смотреть. Его руки были еще краше, а как они ласкали женское тело…
Синьор Кристофани тревожно огляделся по сторонам, убедившись, что никто на нас не смотрит. Обращение ко мне, как одинокой женщине, было нарушением этикета, особенно усугублявшееся тем, что он женат.
— Почему ты вернула мои письма? Мне просто необходимо снова увидеться с тобой.
— Мы не можем больше видеться, синьор. То, что произошло раньше… это неправильно. Это грех, и я не буду его повторять.
Однако, однажды ночью мы повторили этот грех несколько раз. Хорошая ночь, одна из тех, которая оставила неизгладимый след в его душе и напоила меня энергией, которой хватило на целый месяц, а он чувствовал себя опустошенным и измотанным в течение нескольких последующих дней — так часто бывает, когда сильный мужчина попадает к суккубу.
— Но… я люблю тебя, — на его лице светилось неприкрытое отчаяние. — Я не могу жить без тебя.
— Вы должны вернуться к своей жене, — сказала я, по-прежнему притворяясь добродетельной и скромной. Красивые или нет, я ненавидела их, когда они вот так вот липли. Я получила от него то, что мне нужно, и, полагаю, он также получил довольно много взамен. Мы в расчете. Почему он не мог двигаться дальше? — Пожалуйста, не говорите так больше.
Я отступила в толпу, зная, что синьор Кристофани не решится преследовать меня на виду у стольких свидетелей. Я была уже на другой половине зала, когда кто-то встал на моем пути, почти заставляя меня на него наступить.
— Бьянка Ринальди?
— Да?
Я внимательно оглядела человека передо мной. Молодой, его красота отличалась от красоты Кристофани. Очевидно, значительную часть времени он проводил на свежем воздухе, и это отразилось на его лице — обветренном и загорелом. Темные волосы успели выгореть на солнце, а серые глаза откровенно оценивали меня. Его простой костюм неуместно смотрелся среди роскошных нарядов других гостей, и я удивилась, что он здесь делает. В его голосе присутствовал некий оттенок величия, будто он был кем-то более важным, чем выглядел.
— Я Никколо Джиордани.
Я ждала.
— Вы должны были слышать обо мне.
Я покачала головой. Его лицо вытянулось.
— Э-э. Я художник. Я написал картину «Благовещение» для Палаццо Фаззи. Возможно, вы слышали об этом.
Ах, художник. Это объясняет нотки самодовольства в его голосе.
Я снова покачала головой, забавляясь и недоумевая.
— Что вы от меня хотите, синьор Джиордани?
Он все еще казался ошеломленным от осознания того, что я о нем не слышала. Несколько раз моргнув, художник быстро пришел в себя.
— Ну, ваше покровительство, конечно же.
— Я не ищу художника.
— Пока нет. Но это лишь потому, что вы еще не встретили меня. Э-э, я имею в виду, что теперь-то вы встретили и... в общем, вы меня поняли. — Он приблизился на один недозволенный этикетом шаг. — Видите ли, синьора, у меня было видение.
Я с беспокойством отступила. Для полного счастья мне в жизни только сумасшедших фанатиков не хватало.
— Видение от Бога?
— Нет. Видение от муз. Видение о создании фрески[4]. Фрески, подобно которой еще никто никогда не видел.
— И что же изображено на этой фреске?
— Вакханалия[5]. Бог Вакх[6], возлежащий между нимфами и сатирами, танцующими во славу ему. Это будет потрясающе. Услада для глаз. И музы обещали больше.
— Это… необычные идеи. И, возможно, аморальные.
В последние годы в искусстве наблюдался возрождающийся интерес к древним мифам, что я искренне одобряла. Я скучала по этим славным, декадентским сказаниям. Но многие современные интерпретации были заперты в клетку христианских символов, или изображали относительно невинные сцены. Хотя та интригующая, которую предложил он, могла рассердить и оскорбить таких, как Фра Савонарола.
Никколо одарил меня широкой улыбкой. Восхитительной улыбкой, проказливой и полной очарования, что придавало его губам особую привлекательность.
— Именно поэтому я пришел к вам.
— Я же сказала, я не ищу…подождите. Вы хотите сказать, что я аморальна?
— Совсем чуть-чуть. Я имею в виду, мне конечно неизвестны детали вашего поведения, но вы являетесь вдовой на редкостьдолгое время. И всем известно, что ранее вы покровительствовали художникам, работающим в «сомнительных» жанрах.
— Я также покровительствовала целому ряду художников, которые писали пристойные христианские сцены.
Он махнул рукой, не обращая внимания на мой чопорный тон.
— Конечно, покровительствовали. Иначе как бы вам сошли с рук другие ваши увлечения?
Это лучшее, что произошло со мной за последнее время. Ради таких абсурдных моментов стоило жить. В нем все было нелепым и забавным. Художники не делали таких предложений своим возможным покровителям, особенно женщинам.
— Синьор Джиордани, я «польщена» вашим предложением и вашим мнением обо мне, но я не могу принять такое решение, не посоветовавшись с братом.
Никколо усмехнулся.
— Не притворяйтесь невинной овечкой. Вашего брата никогда здесь не бывает. Все знают, кто в действительности заведует его делами и финансами в его доме. Вы обладаете мужским умом, заключенным в очень, оченьженственное тело.
Должна сказать, это правда. Мой «брат» был незначительным демоном, который чрезмерно много путешествовал и был слишком занят продажей душ, чтобы утруждать себя торговыми делами гильдии шелка во Флоренции. Он был счастлив передать их двум суккубам. В свою очередь, я и Франческа пользовались относительной свободой одиноких женщин, которые формально все же находятся под защитой члена семьи мужского пола.
Я изучала Никколо, стараясь сохранить невозмутимое лицо, и одновременно обдумывая его бесцеремонное предложение.
— И когда вы планируете начать сей шедевр?
— Когда будет угодно моей госпоже. Завтра мы можем составить контракт. Я думаю, вы останетесь довольны качеством материалов, которые я планирую использовать.
— Но, вероятно, я буду не столь довольна их ценой, — сухо заметила я.
— Бриллианты бесценны. Кроме того, как мне известно, вы можете себе это позволить. Конечный продукт будет иметь высокую цену. Ваши гости от восторга разинут рты. Высокопоставленные лица и нобили[7] будут выстраиваться в очередь, чтобы на него посмотреть. Помимо этого, в цену входит высокая скорость исполнения и мое внимание к деталям. И как только мы станем любовниками, я посвящу вашей красоте целую книгу сонетов. Совершенно бесплатно.
— Как только мы… Вы шутите?
Он склонил ко мне голову.
— В какой части? Сонетов или цены?
— В той части, где говорится о любовниках.
Он моргнул в явном замешательстве.
— Почему же? Многие знатные дамы берут своих художников в любовники. И мне хотелось бы некоторое время принадлежать мудрой госпоже, — он печально вздохнул. — Глупые так утомляют. Я не могу выбраться из их кровати достаточно быстро. В то время как с образованной женщиной… ах, как чудесно заняться любовью, затем подискутировать о великих философах. А потом снова заняться любовью.
Франческа ни за что не поверит в это. Боже, я еле сдерживала смех — это привлекло бы слишком много внимания. Держать строгое лицо стало намного сложнее.
— Синьор, ваше предложение совершенно возмутительно, не говоря уже о том, что оно меня глубоко оскорбляет. На первый раз я закрою на это глаза, но впредь не желаю слышать ничего подобного, если мы собираемся работать вместе.
— «Она хочет впустить в свое сердце. Похищенная любовь также сладка для женщины, как и для мужчины»[8].
Я закатила глаза.
— И не нужно цитировать мне Овидия.[9]
На его лице снова возникла очаровательная улыбка, которая только подчеркнула непристойность предложения.