Страница 99 из 119
– А вот по контрабанде телефонов ты сейчас не за то дело взялся, – продолжил Есин, – напрасная суета. Инцидент на контроле у чекистов, завалишь и следователя, и судью, когда до его решения дойдет… Тут уж дай нам отличиться без своих рогаток, они тебе дороже встанут…
– Все понял, спасибо за вводную…
Затем Есин отбыл на иную очередную встречу, а мы с опальным чекистом остались наедине.
– Как ты сумел ввернуться в следствие и в суды? – спросил я. – И в таких широчайших масштабах?
– Расчет основополагающих точек системы, – пожал он плечами. – К тому же – старые связи… Их надо было лишь организовать, связать между собой. Искусство компиляции.
– Так ты себя легализовал под прежним именем? – только тут дошло до меня.
Он самодовольно хмыкнул:
– А кого теперь-то бояться?
Тут он был прав: Решетов свое отыграл. Недавно я видел его, садящегося в машину у здания Совета Федераций. Он похудел, съежился, как заветренный сыр, говорили, серьезно болен, но мне думалось, что причина его пониклости таилась в ином: он стремительно хирел, находясь в вакууме безвластия, как хищник в тесном вольере. И компания ветеранов политической сцены тяготила его своим пустозвонством и практической никчемностью.
– Так теперь к тебе обращаться – кого «открыть», а кого «закрыть»? – спросил я.
– Если клиент не ходит под большим политическим заказом, – важно ответил Тарасов. – С Администрацией я не бодаюсь. А так – милости просим.
Он достал овальный серебряный цилиндрик, высыпал из него на чистую тарелку щепоть белого и плотного как мука порошка, нашинковал его сноровисто краем кредитной карты в три узеньких дорожки и, свернув трубочкой стодолларовую купюру, втянул кокаин в мигом порозовевшие ноздри. Пояснил сокрушенно: – Иногда себе позволяю. После напряженного трудового дня. Ты будешь?
Я, категорически не приемлющий наркотики, с негодованием отказался.
– Как знаешь, – пожал он плечами. – Продукт чистейший. Мне его опера из Наркоконтроля возят. Что хорошо – они его не разбавляют, не мелочатся.
– И много таких оперов в Главдури? – спросил я.
– А ты мимо их конторы прокатись и посмотри, какие вокруг машинки стоят. «Порше», «Мерседесы»… Впрочем, и у федеральной миграционной лавочки такой же автопарк. Всюду – жизнь… И в эти департаменты, кстати, уже рассосалась половина личного состава вашего управления. Скучно у вас становится, Юра, ушли славные времена в историю, нет командной авторитетной руки и, главное, концепции. Живете текущим днем.
– Зато твоя концепция никогда не менялась, – сказал я. – Концепция всеядной пираньи. Или ты претендуешь на приверженность к какой-либо высокой идее?
– Я – нет, а ты? – спросил он.
– Мне хотелось бы ей служить, – сказал я. – Только все предыдущие наши государственные идеи, за которые сложили головы миллионы прекраснодушных людей, оказались ложными и преданными анафеме. А сегодня все идеи закончились, каждый выживает в одиночку и кормится, чем Бог подаст. И мы с тобой, довольно толковые ребята, способные на многое, живем, в общем-то, ради наживы, да и только.
– И мне нравится такое занятие, – сказал он. – Нормальная буржуазная жизнь. Западный стандарт.
– На Западе берущих взятки полицейских сажают в тюрьмы, – возразил я. – Как и посредников, за те же взятки устраивающих удобные судебные приговоры и вмешивающихся в ведение следствия.
– Но нам же с тобой нравится эта страна? – развел он руками. – И не нужен нам ни Запад, ни берег турецкий, ни арабские пустыни, при воспоминании о которых у меня начинаются колики. Ты чего завелся, Юра? Мы с тобой существуем в том укладе, что выпестован самой историей и законами бытия. Дергаться не стоит, ты в этот уклад уместился без зазоров, как аквалангист в гидрокостюм. Вот и грейся, защищенный от воздействия окружающей среды, но шумных пузырей не пускай, дыши ровно, не дразни акул. Плавай себе да ныряй за добычей. И следи за наличием финансового кислорода в баллонах. И знай: закончится он – тебе хана. Все, я пошел. С наших дел с Есиным ты в доле. Хочешь – от него получку принимать будешь, хочешь – от меня. Вот такое простое и ясное положение вещей, которым ты должен проникнуться. Пока, мой верный друг!
– Э, постой, – сказал я. – Мигалки, спецталоны, красивые номера – нужно?
– Да позарез просто!
– Но кандидатуры бандитов не проходят.
– Похлопочу о достойных людях, уверяю тебя!
– Такие есть?
– Первый – перед тобой!
Глава 6
И покатилась жизнь далее – основательная и привычная, и все у меня было в ней, и любые рычаги под рукой, и связи, и деньги, и уважение окружающих, все удовольствия и роскошь, о каких ранее и мечтать не приходилось, только никакой радости от своего благополучного бытия мною не ощущалось, ибо знал я, что качаются за моей спиной черные тени зловещих грехов, способные обрасти плотью каких-либо внезапных угроз и перемен, должных смести меня в прах.
И не зря я предчувствовал их, ох не зря!
При очередной встрече со Жбановым он, лучившийся довольством, как объевшийся сметаны котяра, поведал:
– Хорошие новости, Юра! Коромыслов уходит в министерство. Заместителем первого лица.
– Что же здесь хорошего? – охолодел я. – Опять перетряска конторы, опять новая метла…
– Как раз нет, – сказал он, решительно выставив в мою сторону ладонь. – Все под контролем. Начинается большая игра. Скоро сменится министр, и у нашего Феди будут все шансы занять его кресло. Но для атаки ему просто необходимо занять господствующую высоту.
– Это понятно…
– А контору возглавишь ты, – расплылся он в покровительственной улыбке. – Федя поддержит, он сюда никому постороннему сунуться не даст, здесь его люди, его карман, множество положенных трудов – одно охотхозяйство чего стоит… Да и в Администрации тоже склоняются к твоей персоне… И Олейникова ты устраиваешь, подсобит дед…
Когда после очередного совещания я задержался в кабинете у Коромыслова, то сказал ему в сердцах:
– Подумай сто раз, Федор Сергеевич, прежде чем лезть в вышину. Альпинисты покоряют вершины, но долго на них не задерживаются. И упоение победой у них длится считанные минуты.
– Зато им есть о чем вспомнить… – с легкомысленной усмешкой изрек он.
– Если не разобьются на неминуемом спуске. Слушай, дорогой ты мой генерал, – продолжил я с напором. – Мы с тобой сработались, отладили все механизмы, весь коллектив тебе верен и предан, у тебя три больших звезды, друг полпред, и здесь ты будешь сидеть годы и годы. Зачем выходить на скользкий лед?
– Эх, Юра, – сокрушенно произнес он. – Нет в тебе азарта, желания сыграть по-крупному… Так и промаешься в полковниках до пенсионной поры дачных грядок… А я верю в свой фарт. И даже если Система сожрет меня – о своих поступках не пожалею. Верю в свою звезду, если хочешь…
«Ради чего?» – хотелось спросить мне, но я лишь обреченно махнул рукой.
– Впрочем, – поправился он снисходительно, – в полковниках тебе не бывать, займешь мое место. Поспособствую всеми силами.
– Ты сначала себе поспособствуй…
– Ладно… Прикуси язык со смелыми советами. Забываешь субординацию.
Выйдя в растрепанных чувствах от генерала, отправился в свой кабинет, наткнувшись в коридоре на какого-то низкорослого кривоногого типа с сальными волосами и с прыщом на носу. Тип вежливо спросил:
– Простите, а где кабинет Шувалова?
– Ну, я Шувалов, – сказал я.
– Юрий? – уточнил он, и тут на меня повеяло чем-то опасным и нездоровым, как из топки крематория.
– Юрий, если угодно…
Тут глаза типа залились холодным недоумением.
– Ничего не понимаю… – пробормотал он.
«Вот он, посланец из прошлого!» – понял я, мгновенно вспотев от ужаса.
– А вы кто такой? – поинтересовался я равнодушно.
– Я из ГУВД, работаю сейчас по одному делу с подразделением Баранова. Миронов я… Майор Миронов.