Главное управление

Информацию по криминальным подвигам Ходоровского и Сосновского я предоставил ему в избытке, хотя в ее практическом использовании на текущий момент сомневался. Как сомневался и в том, что кто-то способен прижать Волоколамского – финансиста выборов президента, сохранившего, как я знал, в укромном месте все банковские платежки по данному поводу в качестве своей страховки. Кроме того, зарплаты сотрудников того же ФСБ перечислялись со счетов его банка. Как, впрочем, МВД, Минюста, армии и самого Кремля. По фактам криминального отмывания денег на территории США у меня лежали две папки материалов, тем более моя американская подруга Лена активно с олигархом сотрудничала и просвещала меня о подробностях его афер восторженно и постоянно. Но кто бы мне позволил отдать эти папки в ФБР – единственную службу, способную распорядиться ими по назначению? Не удивлюсь, если бы мне пришили статью о шпионаже. Хотя руки чесались. Но с другой стороны: американцам был крайне выгоден бардак в России и вывод ее денег в свои банки, а потому симпатичен и Волоколамский со всеми его аферами.

Беззаветные от сытости и высоких зарплат опера из ФБР с благодарностью и с сочувствием приняли бы от меня ценные оперативные материалы, а их начальство, ознакомившись с ними, тотчас бы распорядилось взять меня в разработку с целью вербовки, отложив увлекательные отчеты о махинациях российских деляг на международной арене в активный архив.

И какая, спрашивается, цена этим материалам?

Олейников успокаивал:

– Жми в том же духе. Ничего не пропадет. Каждая страница компры – боезаряд. А для войны нужно много снарядов.

Оптимизма генерала я не разделял, хотя на успех нашего правого дела надеялся. Хотя и беспочвенно. Смести олигархическую шушеру мог только новый, независимый в своих решениях президент, да и то не мановением ока. А в президенты вырисовывался, причем отчетливо и пугающе, Решетов. Слухи о таковых его перспективах блуждали в сферах весьма могущественных и компетентных. Президент бы из него, ясное дело, был бы никакой, но вот диктатор – отменный. Главой его администрации, естественно, стал бы Соколов. И мне бы, кто знает, перепало местечко от щедрот…

Родится ребенок хоть в крестные тирана приглашай… Глядишь, на самый верх пробьюсь с родственничком таким названным…

Тьфу, что за мысли, гадость какая…

Прибыли опера. Деловитые, собранные. Подтянутые, как струны, настроенные на выверенную партию в предстоящем концерте с арестом вымогателей, звенящие от предвкушения схватки и победы в ней.

Да, хоть и смелы уголовнички, и хитроумны, но не советовал бы я никому из них схлестнуться с этой командой волкодавов – бестрепетных, ловких, зубастых… Вот ведь тоже – особая порода…

– Ну, и чего там в Марьиной Роще? – буркнул я начальственно.

– Район пятиэтажек, – доложил, лениво расправляя плечи, Корнеев. – В пятиэтажках – сплошные чечены, ингуши, осетины и вообще полная и уникальная коллекция всех народностей седого Кавказа. Клоповник какой-то… Теперь – насчет места закладки. Ландшафт просматривается со ста позиций. Любую наружку они усекут тут же. А нам ведь процесс изъятия конвертика на пленочку надо зафиксировать… Из соседнего дома не выйдет: расстояние, кусты. Из автомобиля? Но незнакомая машина бросится в глаза.

– А если бабушка на лавочке? – предположил я.

– Нет там лавочки. И бабушек тоже. Их кавказские переселенцы вывели, как превосходящие силы тли божьих коровок.

– Тогда какие идеи?

– Вообще-то, – сказал Корнеев задумчиво, – ход конем я придумал.

– Так чего тогда пешки впустую перебираешь?

– Ход такой: конверт закладывается, но денег в нем не будет.

– А что будет?

– Записка: пятнадцати тысяч не наскреб, но отдам восемь. Если согласны – сообщите.

– Крепкая идейка, – согласился я. – Чем больше суеты, тем больше выявится фигурантов.

– Но район следует обложить со всех сторон, – подал голос начальник отдела. – Требуется семь оперативных машин с экипажами, все просчитано.

– Семь?! – возмутился я.

– Семь дополнительных, – ангельским голосом подтвердил Корнеев. – Наши – это само собой…

Я позвонил Олейникову. Объяснил важность задачи по вызволению из чеченского плена советника президента страны, рассыпал комплименты по поводу самой профессиональной службы наружного наблюдения, находящейся в ведении государственной безопасности, и о своем стремлении поработать с этой службой на паритетных началах…

– Ты этому Лене технические материалы передал? – вкрадчиво спросил меня генерал, пропустив, как показалось, мою тираду мимо ушей.

– Завтра все будет, – пообещал я, омрачившись духовно. К передаче аммонала все-таки придется привлекать своих бойцов, не отвертеться.

– Ну и завтра тебе будут семь машин, – донесся ответ.

Тут меня как укололо: ликвидация Волоколамского означала большую неразбериху в его хозяйстве. И соответственно, нового владельца того же банка… И что, если моими, дурака, руками?!.. А ведь вполне может быть!

Я вскинул взор на выжидательно притихшее собрание.

– Завтра получите семь спецмашин с Лубянки, – сообщил веско. – Вопросы?

Вопросов не было. Опера, уважительно покивав, направились к выходу.

У них была нелегкая работа. Но ведь и у меня тоже.

Частное охранное предприятие «Риф», основанное трудами Юры, располагалось в добротном, как крепостная усадьба, трехэтажном особняке с сияющими паркетными полами, мраморной лестницей с хромированными перилами и высокими потолками со старинной, тщательно отреставрированной лепниной.

Основательное учреждение! С подвалами, с двумя парковками: внешней – за кованым металлическим забором – и тыльной, внутренней, наглухо закрытой, оно явно ассоциировалось с логовом спецслужбы, хотя мой скепсис по поводу данной лавочки еще не вполне развеялся, и в рентабельность ее деятельности мне верилось с трудом.

С другой стороны, я ловко пристроил в нее наш милицейский голодный люд, сократив текучку вспомогательного персонала в родимой конторе. Наши спецназовцы и охранники в свободное время сторожили помещения «Рифа», наши водилы в форме возили его руководителей, да и ушлые опера, откомандированные мною по разовым поручениям, находили свое присутствие в его стенах небесполезным для своих шкурных интересов, на что я снисходительно закрывал глаза. В конце концов, всем надо было как-то выживать в нашей безоглядно коммерческой действительности.

Главу «Рифа», Бориса Николаевича Жбанова – подтянутого ладного брюнета с проседью, прическа – волосок к волоску, возраста лет пятидесяти, отличала корректность, предупредительность и обаяние скупого на слова и эмоции, но крайне доброжелательного и весьма образованного человека. Во всяком случае, услышав, как он говорит по телефону по-английски, я понял, что за его идеальным произношением и нетривиальной лексикой стоят многие университеты, не учтенные в официальных справочниках образовательных ведомств.

По представлению Юры он являлся отставником военной разведки, близким к кругам крупного питерского бизнеса, собственно, и учредившего для себя это предприятие. Питерские деловые ребята набирали вес, столица им явно приглянулась, и ничего особенного в создании ими своей охранной структуры я не усматривал. К тому же мое участие в ней было формальным, я получал деньги за помощь, не стоящую мне ни малейших усилий, а потому здешняя внутренняя кухня интересовала меня постольку-поскольку.

– Я слышал о вашем снисходительном отношении к нашей фирме, – начал Жбанов, усевшись напротив меня за столом совещаний в своем кабинете и аккуратно сметая ногтем соринку с лацкана своего твидового пиджака. – Но думаю, со временем оно претерпит определенные метаморфозы.

– Я согласен, – кивнул я дипломатично, холодно всматриваясь в его невыразительное лицо, отмеченное идеальными чертами состарившегося героя-любовника из классических оперетт. – Один раз вы меня выручили, причем серьезно…

– Пустяки, – дернул он щекой покровительственно, но намеренно вскользь. – Вы нам полезны, значит, мы в вас заинтересованы. Давайте строить отношения на прагматичной основе. Вам может понадобиться решение тех или иных проблем частным порядком, и мы всегда готовы пойти вам навстречу. В свою очередь наше сотрудничество – не улица с односторонним движением, и мы вправе, полагаю, просить и вас о тех или иных услугах…