Главное управление

Другое дело – монаху есть о чем говорить с папуасом, ибо высший человек озарит знанием и духовным опытом своим существо низшее, а чем могу озарить ближних своих я? Любопытной информацией, реально отражающей наше государственное устройство? Характеристиками его устроителей? Да вы и сами все ведаете интуитивно, а я, впади в откровения, буду распят как вами, ибо снизошел к вам и стал равным, рабом, так и теми, кто отчинил мне машинку с мигалкой, ибо владеющий такой колесницей мыслей своих в галоп не пускает и вне черни держится неприступно.

Встречу с Леней Плащом нам подготовили мои опера в ресторане Центрального дома литераторов, бывшем притоне творческой интеллигенции, в закутке, оснащенном аппаратурой, исключающей возможность технической записи разговора.

Я не доверял ушлому вору. Как и он, мне, впрочем.

Леню мне пришлось подождать: машину жулика за неправильную парковку тормознули гаишники, вор их послал, те – взъерепенились, и пришлось включаться в дело моим работникам, подстраховывающим наше рандеву.

Наконец недоразумения утряслись, откинулась входная штора, и передо мною возник высокий жилистый тип – длиннорукий, кривоногий, ловкий в движениях, с глубоко посаженными в череп стылыми черными глазами, скуластым сухим лицом.

Обошлись без рукопожатий.

– Как понимаю, базар наш тебе в пику, а потому ушей тут нет, – начал Леня, небрежно раскидываясь на стуле и качая узким мыском элегантного штиблета. – Что и мне в масть.

На лице его – хмуром, отягощенным от дурных излишеств и тягостных раздумий о ежедневном выживании среди разнообразных гадин, – лежали нездоровые темные тени, придающие облику его черты демонические и загадочные. Он напоминал паукообразного злодея из оперетты, что заставило меня невольно усмехнуться.

– Чего расплылся, мент? Я вроде не комик… – Он поднял руки и плавно, балетно потянул их вверх, словно удлиняя предплечья из костистых локтевых суставов. Его длинные, скрюченно согнутые пальцы и в самом деле напоминали паучьи лапы.

– Улыбка располагает к тебе собеседника, – кратко ответил я.

– Ага, вот я уже и расчувствовался…

– Ну ладно, давай о делах, – сказал я скучно. – Интересы наши совпадают, враг у нас общий, подумаем, как друг другу помочь.

– А думать тут особо и нечего, – покривился снисходительно Леня. – Ты ведь сюда не от мусоров пришел, тебя кто-то сверху использует, а ты и рад стараться. Не будут мусора клыки на своих дойных коров скалить. И если скажешь, что я не прав, тогда – прости-прощай! – Он привстал со стула.

– Все верно, – сказал я, отстраненно удивляясь прозорливости бандита. – Другие силы существуют в нашей государственной природе. И если они меня используют – пусть как шестерку, на благое дело уничтожения врага моей Родины, я не в претензии.

– Стыдно мне, но у меня мотив низкий, – поведал Леня миролюбиво, закуривая с ленцой тонкую дамскую сигарету, экономящую здоровье. – Поднял крысеныша как на домкрате в эмпиреи, спас двести раз его шкуру и хвост, а он в ответ – кусаться, падаль. Да ты в курсе…

Я кивнул неторопливо.

– А теперь вот что, – вперил он в меня свои зенки – черные, как нефтяные ямы. – Патриотам я не доверяю, так что запев твой не для тех поклонников. Патриоты – материал дешевый и расходный в манипуляциях кукловодов. Потому передай своим мудрецам, нашими руками свои планы варганящим: ни хрена толкового ни сегодня, ни завтра они не сотворят. К заутрене обедню не служат. Сегодня в стране устоялась определенная система. Одна из ее подпорок – наш мерзавец. И как его политически ни подставляй, от него как от горячего утюга все брызгами отлетит. Утюг должен остыть. А он включен в сеть и выполняет свое дело. И ошпарит нас с тобой – только к нему сунься. Но система, думаю, скоро обвалится. Стараниями твоих шефов, полагаю. И начнется новый дележ власти. А вот тогда обязательно обесточат сеть. И в утюг можно брызнуть кислотой. А потом его, заржавевшего, выкинуть на помойку. Кислоту я тебе дам. И не только на него ее хватит. Там вся история наших барыг в законе… С делами мокрыми, с налогами, с отмыванием «лимонов» и «мандаринов», связями забугорными, схемами – кому и за что… И пусть у тебя такая мина до поры в тихом месте хранится, преобразовываясь в бомбу. Или у дружков твоих, у начальников… Большой тебе презент делаю, верно?

– А что с меня в ответ?

– Да чепуху попрошу, – сказал Леня, усмехнувшись грустно. –Техническую поддержку. К нему, гаду, теперь не подобраться. Семья в Европе, за заборами, под охраной. Да и чего ему семья? Он же голубенький, ему здесь с мальчиками куда лучше, чем со своей старой коровой. Хотя он не просто голубой, он – синий! С зоны таким пришел, где его опустили в петушиный профсоюз за крысятничество… В пору советской власти. Ну, пришел с зоны, начал плитами газовыми спекулировать. И держал товарец в гаражах под железнодорожной насыпью. А у меня там бокс имелся пустующий, в аренду сдаваемый, с чего знакомство и началось… А потом закончилась советская власть, и обнаружилась в нашем фраере удивительная коммерческая незакомплексованность… Ну, и пошло дело. Ладно, – отмахнулся усталой рукой. – Чего детство золотое вспоминать… Итак. Ваши причуды и мероприятия слова доброго не стоят. Не ко времени они. Суета пустая. А вот мои планы – просты и действенны. Два пуда пластида с тебя, и нету у нас проблемы. Как?

– Это вещество строгого учета, – сказал я. – Это – к армейским проходимцам надо… Но вот если чего попроще…

– Я понял, будем считать в тротиловом эквиваленте, – сказал Леня. – Копателей вы знаете, возьмете пару лохов за жабры все принесут. Далее. Закладка под видом ремонтных работ в полотно магистрали, безопасность работ – за тобой. Ну, если еще и оперативное сопровождение маршрута искомого объекта…

– Как думаешь, что я скажу? – спросил я .

– Ты скажешь, что должен посоветоваться, – выдохнул глубокомысленный клуб дыма в потолок вор.

– И чего ты при таких мозгах не в спецслужбах? – искренне огорчился я.

– Объясню, – доверительно наклонился ко мне Леня. – Мы, жулики, куда вас честнее. Вы же, мусора, мать родную продадите и за погоны свои, и за деньги вонючие. Среди вас правильных парней, идейных, единицы. Хотя и есть, всех чернить не стану. Но вы ошейник и плетку любите бескорыстно. Вам без них – никак. Вы всю жизнь за решеткой, которую сами себе сварили. За гарантированный кусок колбасы. А вот я и за решеткой – свободен. Кстати, знаешь, что странно? Вот смотрю я на тебя – ты же и не мент вроде… И не подставной, я все пробил… Варись бы другая каша, я бы тебя за правильного человека принял…

– А кто тебе сказал, что я неправильный?

– Ах, вот так? Значит, будет обмен товара…

И мы, словно в едином порыве, чистосердечно протянули друг другу руки.

А уже через час я сидел в другом кабаке, супротив провокатора Есина: рыхлого мужичонки с мордой отставного филера, хитрыми выцветшими глазенками, веснушчатой лысинкой, улыбчивым лицом, крупными зубами шимпанзе и простуженным пористым носом.

Вид у ходатая был бюджетный, призывающий к сочувствию. Костюм с Черкизовского рынка, турецкий галстук, ботинки, деформированные артритом стоп, дизайна старомодного, в каких уже лет пять не хоронят.

Гаденыш передо мной, видимо, был опытный, но его подводили вкусовые внешние детали, отсталость от времени, что, впрочем, было не виной нанятого лицедея, а оплошностью его распорядителей. Из каких агентурных запасников извлекли этого дрессированного уродца? И какой небрежный режиссер втолковывал ему роль? Я бы и без упреждений Юрки насторожился и слова единого в масть не уронил без контрольного звонка ходатаю за такого персонажа. Зря волновался за меня мой двойник с нынешней фамилией Кларк, многому меня научили милицейские университеты.

Да, другим я стал… Совершенно другим! Впрочем, суть изначальную не поменял, но доспехов и лат защитных на нее облачил, как шелуху многослойную на беззащитную луковичную мякоть.

– Мы с лицом, так сказать, обоюдно нас рекомендовавшим, сокурсники, – доверительно глаголил агент врага, подсовывая мне меню в засаленном дерматиновом переплете. – Вы угощайтесь, стеснений тут никаких, насчет счета не обременяйтесь.