Страница 4 из 91
Под лестницей Маша снимает с головы конфорку. Ей почему-то стало жарко и неудобно в этом уборе.
—
Незачем
к такому ходить, — говорит Славка. — Разве ты не знаешь? Он буржуй. А буржуи даром ничего не дают.
У них отнимать надо.
Как
можно отнять что-нибудь у такого взрослого
дядьки,
Маша
не знает.
Но
она тоже чувствует,
что хо
зяин — хуже всех, живущих в доме.
Над желтыми дверьми с номерами, во втором эта
же
— застекленная галерея,
в
которой летом хозяин любит пить чай. Вот и сейчас семейка перешла туда. Хозяин, краснолицый и потный, его жена — похожая на румяный калач женщина
в
розовой прозрачной косынке на плечах, с высокой прической на голове и перстнями
на пухлых пальцах, и Тамарка. Застекленные рамы вынуты, ветерок продувает, и всё-таки хозяевам жарко. На никак не может отдышаться круглый серебряный
самовар.
У них всё круглое, пузатое — и чашки, и сахар
ница,
и чайник.
На головы детей вдруг падают тоненькие желтые корочки с лакированным красным краешком. Маша первая
поды
мает
с земли одну корочку. Сыр вкусно пахнет. Девочка нерешительно берет корочку
в
рот. Ее примеру
след
уют
Ниночка и Ленька.
—
Зачем
ты
кинул
во
двор? — слышится ленивый
голос
хозяйской жены. — Только мусоришь.
— Интеллигенция подберет, хе-хе! — отвечает хозяин, посмотрев с балкона вниз.
Что
такое интеллигенция? Маша впервые слышит это
слово.
«Интеллигенция подберет», а подобрала она,
Маша,
значит это она и есть? Надо будет спросить
папу.
Ленька,
подняв красную корочку, рассматривает ее
сначала,
а потом спрашивает Машу:
— Это что?
— Это сыр, я знаю, можно кушать, — отвечает Маша.
Скоро ни одной корочки не остается на земле. Дети всё съели.
Мамы целые дни нет дома, она работает в трех школах, дает частные уроки, а к концу месяца приносит пайки — мешочки с крупой и мукой. Сахар к чаю бывает очень редко. Что такое делается с едой, непонятно!
В воскресенье мама открыла сундук и стала доставать из него разную одежду, откладывая часть вещей в сторону. Потом няня сложила эти вещи в крепкий мешок.
— Плохого они не любят, — сказала она. — Слышно, за кукол хорошо дают.
Маша принесла из своего угла куклу Катю. Это была крупная, с грудного младенца, тряпичная кукла с хорошенькой фарфоровой головкой. Маша редко играла с ней — на такую куклу нужны были большие лоскуты для платьев, не то что на маленьких! Чаще Маша играла с маленькой затасканной куколкой, на которую можно было сшить платье из любого обрезка материи.
— Сменяй мне на булочку, — сказала она няне, отдавая куклу.
Мама заколебалась. Она знала, что за такую куклу можно получить не одну булочку. В то же время было жаль дочки. Но девочка отдала куклу добровольно,
и
мать не стала вмешиваться.
Няня вернулась через два дня. Она принесла мешок муки, большую бутылку постного масла и несколько печеных хлебцев. Для Маши и Нины прихватила десяток морковок.
— Твоя Катя нас неделю кормить будет, — сказала она Маше.
Маша и не знала, что у нее такая кукла, которая, словно взрослый человек, может кормить их целую неделю. Стало немножно стыдно, когда Маша вспомнила, с какой легкостью она отдала такую особенную куклу. «Каково ей там у новых хозяев?» — подумала она, а у няни спросила:
— Теперь моя кукла у кого?
— Теперь она у девочки чуть тебя помладше, на годик. Живет эта девочка в пятистенной избе, стоит у них чей-то горемычный рояль — играть-то не умеют, бренчат
только.
Стоит граммофон, тоже выменяли. Утром эта девочка пьет молочко и кушает пшеничный хлеб с медом
и
салом. У ее отца одних коров с десяток, чего ж не
жить.
Маша задумалась. На минуту ей стало жаль куклы, но она поела пшеничного хлебца, вышла гулять во двор и забыла о Кате.
Невдалеке от дома, где живет Маша, стоит мост. Это мост через железную дорогу, по которой то и дело проезжают поезда. Разные бывают составы. Иногда из красных грузовых вагонов видны люди в серых шинелях. Один стоит, опершись о косяк широкой, до потолка, двери и дымит цыгаркой. Другой сидит возле на полу и ест что-то из манерки. Третий, рядом, спит на сене.
С железнодорожным мостом связано одно страшное воспоминание.
Вечерами, укладывая Машу спать, мать говорила: «Никуда не ходи, сиди во дворе. Сейчас всюду стреляют, опасно!» Маша засыпала, а утром забывала наказы матери и снова бежала к мосту над железнодорожной линией.
Она увидела людей, которые стреляют. Пошла к железной дороге вместе с Ленькой и Славкой. По обе стороны моста стояли солдаты в серо-зеленых шинелях, в стальных касках, с винтовками в руках. Они внимательно рассматривали каждого проходящего.
Дети прошли мост и остановились: вчера шел дождь и на краю дороги, выходившей уже за черту города, вылезли беловато-сиреневые головки грибов. Это были хорошие грибы, Маша знала их: когда-то она уже приносила грибы отсюда, и мама называла их шампиньонами.
— Грибы, смотрите! Давайте собирать, это хорошие! — сказала Маша мальчикам. Но они с сомнением качали головами.
— Поганки, — оказал Славка.
— Хорошие, у них только название трудное, — уверяла Маша, срывая грибы и складывая себе в подол платьица. Грубый окрик заставил ее остановиться и поднять голову.
Кричал солдат. Он кричал ей на своем непонятном языке и махал рукой. Маша стояла, не понимая. Славка быстро взял ее за руку:
— Пошли отсюда!
Прежде чем Маша двинулась, солдат скинул винтовку
с
плеча. Он хотел показать бестолковым детям, что если они не уйдут подальше от моста, он будет стрелять.
Славка метнулся в сторону и махнул рукой Маше: бежим! И тогда все трое заковыляли мимо солдата через мост. Маша старалась покрепче держать в руке кончик подола своего платьица, чтобы не растерять добычу. И так из-за этого солдата не пришлось собрать все грибы! Когда она проходила мост, один грибок выпал и покатился. Маша подняла его, забыв об угрозе, и только тогда пошла дальше. Грибы она отдала няне, а про солдат не рассказывала.
— Это немцы, — объяснил Маше Славка. — Иностранцы! — И он прибавил неприличную рифму.
Теперь всё чаще во двор долетали звуки стрельбы со стороны моста, и Маша знала: стреляют немцы. Может, убили человека.
Во дворе и на улице Маша часто видела драки мальчишек. Как молодые петушки, они наскакивали друг на друга, тузили кулаками, валили друг друга в дорожную пыль. Но и здесь были свои правила: заступаться всем за одного было можно, нападать на одного оравой — нельзя.
Маша вышла на улицу искать фантики: может, попадется хорошенькая бумажка от конфеты с разноцветной картинкой, с золотым ободком. Она ходила, разглядывая кирпичную выщербленную панель. Фантиков не попадалось.
Из-за поворота улицы раздался свист и крики: рыжеволосый кудрявый мальчик бежал, закрывая локтем лицо. Вслед ему летели камни.
— Жидёнок! — орали мальчишки, догонявшие рыженького. Впереди всех бежал племянник хозяина дома, где жила Маша, Виктор. Он был постарше других, в целых, не рваных штанах и рубахе, в сандалиях — все остальные были босые. Он предводительствовал погоней.
Маша поняла одно: их много, а рыженький совсем один, и ему страшно. Она побежала наперерез ораве и закричала:
— И не стыдно, напали все на одного! Не стыдно?! Не смейте, раклы!