Идеальный любовник

Шон вернулся с охапкой бледно-желтых нарциссов и раскидал их в ногах кровати. Он улыбнулся при виде прекрасной картины: Эмерелд, облокотившись на подушки, укачивает их маленькую дочку.

— Я знаю, что ты обожаешь цветы и охотно принимаешь их от меня… В отличие от драгоценностей, — мягко добавил он. Шон сел на кровать. — Есть кое-что еще, и я хочу, чтобы ты это тоже приняла. — Взяв ребенка, он протянул Эмерелд длинный конверт.

Открыв его и обнаружив купчую на дом на Олд-Парк-лейн, она подняла глаза от хрустящего документа:

— Ты купил его?

Шон кивнул:

— Я знаю, как ты любишь этот дом. Я купил его на твое имя, не на свое. Мне давно следовало это сделать.

— Спасибо. Это такой красивый, благородный жест.

— Я люблю тебя, Эмерелд.

— Не говори так, — спокойно отозвалась она.

“Значит, ты так и не простила меня”, — подумал Шон. Он отлично ее понимал. Не ожидая прощения, О'Тул все-таки питал некоторую надежду. Он улыбнулся ей, показывая, что все понимает. Прошло слишком мало времени. Он будет ждать столько, сколько потребуется, а пока покажет ей своими поступками, своей преданностью и самоотверженностью, что любит ее всем сердцем.

Все четверо спали в одной спальне, и Эмерелд не возражала против этого, более того, он был уверен, что это ее успокаивает. Эмерелд позволяла ему купать и кормить себя, пока не окрепла настолько, чтобы есть самой, так что Шон не сомневался, что ее не раздражают его прикосновения. Он благодарил Бога за это, хотя Эмерелд и отвергла словесное выражение его любви.

О'Тул осторожно подбирал слова:

— Я не хочу торопить тебя, ты еще не готова, но пора подумать о возвращении домой, в Грейстоунс. — У него отлегло от сердца, когда он увидел, что Эмерелд не возражает.

— Если ты считаешь, что путешествие не причинит вреда Кэтлин, я готова отправиться в любое время, Шон.

Он сжал пальцы Эмерелд:

— Я никогда больше не стану лгать тебе… Дорогая, я не могу гарантировать, что она это выдержит.

— Я знаю об этом, — последовал негромкий ответ.

— Я буду держать ее на руках весь путь до Ирландии.

Ее губы дрогнули.

— А как же Джозеф?

— Черт, он достаточно взрослый, чтобы управлять кораблем!

Как приятно было видеть ее смеющейся! Шон не знал, что Эмерелд отчаянно стремилась уехать как можно дальше от Монтегью. Каждый день она думала о том, когда же граф Килдэрский снова возобновит свою вендетту. Он отлично держал себя в руках, не давая воли гневу и ненависти, но она понимала, что долго это не продлится. Пока она и дети для него главное, но Эмерелд понимала, что это не может продолжаться вечно и месть его будет ужасной.

Когда в очередной раз Шон обтирал Эмерелд губкой, он не стал скрывать своего беспокойства:

— Постельный режим не придаст тебе сил. Я не хочу, чтобы твои мускулы ослабели. Я думаю, что хороший ежедневный массаж пойдет тебе на пользу. Пройдет не менее трех недель, прежде чем ты сможешь встать на ноги.

— Меня это тоже беспокоит. Я все время лежу, но не чувствую себя крепче.

— Если мускулы не работают, они начинают атрофироваться. Я покажу тебе несколько упражнений в постели.

— Ах, Боже мой, мне известно, как ты изобретателен в смысле постельных упражнений, — поддразнила она.

— Ну, если твои мысли двинулись в этом направлении, это очень хороший знак.

Эмерелд отдала себя во власть его рук. После того как Шон обтер ее губкой, он смазал руки душистым маслом и размял каждый мускул ее тела. Она прикрыла глаза от блаженства.

— Это та-а-ак приятно, — пробормотала Эмерелд, потягиваясь, словно ленивая кошка. Она любовалась им сквозь полуопущенные ресницы, не в силах отвести глаза.

Ее взгляд заинтересованно скользнул вниз по его телу, и она осталась довольна увиденным.

— Хорошие знаки повсюду, — распутно произнесла она.

— Отлично. Говорят, что ожидание — это самое лучшее, а воздержание полезно для души.

Стараясь сохранить на лице такое же серьезное выражение, как у Шона, Эмерелд спросила:

— Это очень тяжело?

— Ирландка, ты даже представить себе не можешь.

Эмерелд потянулась и охватила рукой его напряженную плоть.

— Ты дразнишь моего петушка, — беззаботно произнес Шон.

— Просто проверяю. Мускулы, которыми не пользуются, начинают атрофироваться. — Она призывно взглянула на него. — Как насчет небольшой оральной стимуляции?

Шон убрал руку с ее бедра, толкнул ее обратно на подушки и пристально взглянул в веселые зеленые глаза:

— Ты отлично наслаждаешься этой игрой за мой счет. Под оральной стимуляцией, я подозреваю, имеются в виду поцелуи, хотя ты и заставляешь меня думать иначе.

Она слегка шлепнула Шона по щеке:

— Прекрати читать мои мысли, ты, дьявол.

— Когда ты выполнишь свои упражнения, я тебя поцелую, но не раньше.

Так, поддразнивая друг друга, они проделали весь гимнастический комплекс упражнений, призванный вернуть силы ослабевшим мышцам Эмерелд. Вошла Кейт с ребенком на руках:

— А вот и мы, уже выкупаны и готовы к объятиям.

Шон подмигнул ей:

— Я готов, Кейт, если вы не против.

— Осторожно, — засмеялась Эмерелд, — у него игривое настроение.

— Ха! Что-то, наверное, есть в весеннем воздухе. У Пэдди Берка кровь играет и все остальное тоже.

Они оба уставились на экономку, не веря своим ушам, но как только она вышла, разразились неудержимым хохотом.

— Нам действительно пора возвращаться домой. Эти двое слишком много времени проводят вместе.

В эту последнюю ночь в доме на Олд-Парк-лейн Шон выбрался из кровати, чтобы осторожно положить Кэтлин в колыбель рядом с ее спящим братом.

— Что ты делаешь? — шепнула Эмерелд.

— Я хочу ненадолго обнять тебя. Она вернется к тебе через час.

Он нырнул обратно в кровать и лег, почти касаясь ее. Потом Шон привстал, опершись на локоть, и взглянул на Эмерелд. Вечером он вымыл ей голову, и удовольствие от этой процедуры все еще жило в нем.

— Твои волосы хороши как никогда. Они стали еще шелковистее и пышнее, чем раньше. — Его пальцы подняли одну прядку, и Шон потерся о нее щекой.

— Это, наверное, связано с рождением детей.

Его рука скользнула к ее грудям. Подушечки пальцев нежно очертили их контуры, потом нырнули в глубокую ложбинку.

— Ты такая налитая и зрелая.

Уголки ее губ приподнялись.

— Как запретный плод.

— Действительно запретный. Мне кажется, что прошла вечность с тех пор, как мы занимались любовью. Я понимаю, что ты еще недостаточно окрепла, чтобы развлекаться на полную катушку, но как насчет того, чтобы немного пошалить?

— Разве у меня есть выбор? Я твоя пленница. Я даже не могу убежать от тебя, — пошутила Эмерелд. — Во всяком случае, пока.

— Не поиграть ли нам в похитителя и его пленницу? — хрипло спросил он, его возбужденный член скользнул по ее бедру.

— Это очень актуально, во всяком случае, до тех пор пока моя нога не заживет.

Его губы прижались к ее губам, ему необходимо было ощутить ее вкус, хотя он наслаждался их словесной прелюдией к любви.

— А что потом?

— Потом я сбегу с твоими деньгами, — поклялась она. — Я исчезну так быстро, что ты даже не узнаешь, кто нанес тебе удар.

— Я догоню тебя, охваченный страстью, пылающий и неутомимый.

— Пылающий и неутомимый? — Ее прохладная рука скользнула между его бедрами. — Очень правдивое описание. Ммм, ты очень соблазнителен, но я все-таки сбегу.

— Но только не сегодня ночью, моя маленькая пленница, только не сегодня ночью. — Его рот завладел ее устами и наглядно продемонстрировал ей, как действует похититель, когда жертва оказывается у него в руках. И Эмерелд, его добровольная пленница, придумала, как удовлетворить все его желания.

Впервые Шон уснул раньше нее. А она по обыкновению, появившемуся у нее за долгие дни и ночи вынужденного бездействия, вновь задумалась о прошлом и будущем. Она вспоминала, как беспечно отнеслась к скрытым предостережениям Шона. Он научил ее жить настоящим и никогда не думать о будущем, потому что знал, что им предстоит расстаться. Прежде чем впервые овладеть ею, он предупредил: “Моя душа черна, ее не спасти. Уходи от меня, пока еще не слишком поздно”. Он настаивал, чтобы она сохранила драгоценности. “У тебя нет собственных средств, и ожерелье обеспечит тебе некоторую финансовую поддержку”.