Идеальный любовник

— Да, пожалуйста. — И ее губы раскрылись навстречу его жадному языку.

Элегантный городской дом на Олд-Парк-лейн оказался полной противоположностью мавзолею, в котором выросла Эмерелд. Фасад высокого здания выходил на Серпентайн и Роттен-роу, а из окон в задней его части открывался вид на великолепные цветники Грин-парка. Комнаты были отделаны в бледно-зеленых и белых тонах и обставлены элегантной французской мебелью.

— Я только снимаю его, но вместе со слугами, — пояснил Шон.

Эмерелд больше не нужно было убеждать. Она влюбилась в этот дом с первого взгляда, но вопросительно посмотрела на мужчину, которого она обожала:

— А тебе здесь будет удобно?

— Ты хочешь возвести на меня напраслину и заявить, что я всего лишь обыкновенный выходец с болот?

Эмерелд одарила его нахальным взглядом.

— Ладно. Мы можем приобрести поросенка и парочку кур, если это доставит тебе удовольствие.

— Ты всегда такой?

— Я в отличной форме, пока ты ненасытна, моя красавица.

— Нам повезло, что мы нашли друг друга, правда? — спросила счастливая Эмерелд.

Они переехали на следующий день, и граф собрал слуг, чтобы дать им указания. Его приказы были абсолютно ясными. Он спокойно признавал свой фанатизм по части одежды, скатертей и постельного белья. Под рукой всегда должна быть горячая вода, чтобы они могли принять ванну в любой час дня и ночи, а еду станет готовить искусный повар, который прибудет позднее.

А самое главное — одно простое, по очень важное правило. Леди и ее личность должны оставаться тайной. Он будет заниматься делами в городе, и в его отсутствие никто не имеет права войти в дом без особого распоряжения.

В этот же день попозже граф сам привел двух гостей. Один оказался мастером по изготовлению париков, а другой ювелиром.

— Мода в Лондоне стала совершенно нелепой. Чтобы пойти в театр, тебе понадобится пудреный парик, украшенный страусовыми перьями.

— Ой, я знаю! Я видела, как они гуляют по парку. Кругом пудра, кружева и мушки, а ведь это мужчины! — засмеялась Эмерелд.

Пока молодая женщина общалась с парикмахером, Шон рассматривал украшения, принесенные ювелиром. Ему не составило труда выбрать ожерелье из сверкающих бриллиантов. Оно будет потрясающе смотреться с темно-красным бархатным платьем Эмерелд, а когда они вернутся в Ирландию, то на фоне ее собственных черных волос колье будет выглядеть еще лучше. Шон представил себе Эмерелд, одетую только в эти бриллианты, и решил подождать и отдать подарок, когда они уже будут в постели.

— Мы приглашены на большой праздник к герцогу Ньюкаслскому завтра вечером.

Ее глаза расширились.

— Откуда ты знаешь герцога?

— Я завел с ним дружбу, как только выяснил, что у нас общие враги.

— Ты имеешь в виду Монтегью?

— В некотором роде. Ньюкасл так рад своим успехам в деле против Сэндвича, что решил устроить бал, чтобы отпраздновать победу.

Эмерелд содрогнулась:

— Мой дядя — страшный человек. Что случилось?

— Король сместил его с поста в Адмиралтействе, — легко ответил Шон.

Эмерелд была потрясена. Графы Сэндвичские стояли во главе Адмиралтейства со времен короля Карла II. Она задумчиво посмотрела на Шона. Как, ради всего святого, ему удалось спровоцировать падение ее дяди? Она ни минуты не сомневалась, что именно граф Килдэрский стоял за кулисами событий. Эмерелд понимала его жажду мести. Монтегью не только изранили его тело, но и искалечили душу. Невидимые миру раны не заживут, пока Шон не доведет свою месть до конца.

— Они не набросятся на меня, как на Монтегью, попавшуюся под руку? — Ее голос прозвучал так же небрежно, как и у Шона.

— Тебя никто не узнает в твоем парике и маске, — пообещал он.

Но скоро Эмерелд поняла, что О'Тул солгал ей. Два ливрейных лакея стояли, как на часах, у входа в сияющий бальный зал. Один принимал у дам накидки, а другой объявлял имена гостей. Шон протянул подбитую атласом накидку своей спутницы и назвал только свое имя:

— Граф Килдэрский.

Он подал руку Эмерелд, и они вошли в зал. Все смотрели на них, в толпе гостей пролетел громкий шепот. Потом на мгновение стало совсем тихо. Эмерелд решила, что такую реакцию вызвали их наряды. В своем красном бархате и с сияющими бриллиантами на шее она резко отличалась от дам в атласных платьях пастельных тонов, надевших украшения из жемчуга. А Шон оказался единственным мужчиной, одетым в черное.

Когда хозяйка дома — герцогиня Ныокаслская — подошла к ним, чтобы поздороваться, Эмерелд быстро поняла свою ошибку.

— Забавно, что племянница Монтегью появилась здесь, чтобы отпраздновать его падение.

— Как вы меня узнали, ваша светлость? — безжизненно спросила Эмерелд.

Герцогиня наградила Шона призывным взглядом.

— Моя дорогая, мы с Килдэром очень близки.

Глаза молодой женщины сверкнули в прорезях маски. Ее душила ярость. Ведь Шон уверял, что ее никто не узнает.

Эмерелд еще и ревновала О'Тула к герцогине Ныокаслской, но черт ее побери, если она даст ей почувствовать это. Дочь Монтегью вдруг рассмеялась и шлепнула графа веером:

— Ах ты, хитрый дьявол, значит, это правда, что тебя тянет к старушкам?

Герцогиня остолбенела. Поднося ее руку к губам для небрежного поцелуя, Шон восхищался в душе своей обворожительной спутницей. Эмерелд не уступит этой англичанке, и он готов держать пари, что она даст фору любому в этом зале.

Когда герцог Ньюкаслский поздоровался с ними, Эмерелд с вызовом взглянула на Шона и отошла, опираясь на руку хозяина дома. Весь вечер ей доставалась львиная доля внимания присутствующих на балу мужчин. Им было все равно, чья она дочь или племянница, они оценили ее красоту и окружающую ее ауру чувственности.

Все до единого они завидовали ее любовнику. Если эта женщина удовлетворяет такого опасного дьявола, как граф Килдэрский, то она должна быть необыкновенной в постели. Эмерелд, к своему удивлению, получила три предложения скрасить ее одиночество, если ей вдруг надоест ее нынешний любовник. Она отвергала любовные ухаживания с веселым смехом, хотя ей было не до веселья.

Эмерелд вдруг поняла, что весь Лондон знает, что она бросила своего недавно обретенного супруга, чтобы стать любовницей графа Килдэрского. Ей также стало ясно, что Шон О'Тул нарочно щеголяет этим перед столичным обществом. Какой же наивной она оказалась. Эмерелд отдавала себе отчет в том, что граф украл ее, желая досадить Монтегью, но этого ему показалось мало. Ему хотелось, чтобы весь мир узнал о том, что он сделал!

Хотя присутствующие дамы бросали на него откровенно призывные взгляды, Эмерелд заметила, что граф не флиртовал ни с кем. Весь вечер он обсуждал свои дела с мужчинами, пользующимися властью и влиянием. Ей почти хотелось, чтобы все было иначе. В ее силах соревноваться с другой женщиной. Но как ей перебороть это темное, яростное желание отомстить?

Слушая разговоры о последних скандалах, Эмерелд выпила слишком много шампанского. Так называемый английский свет пожирал сам себя, а объевшись слухами, изрыгал их, чтобы отвратительными отбросами запачкать каждого. Молодая женщина провела всего несколько часов в злорадствующей компании и почувствовала себя порочной и уязвимой.

Шон, поглощенный разговором с Ньюкаслом, оставался в блаженном неведении относительно настроения Эмерелд.

— Я полагаю, что скандал с кораблями, перевозившими рабов, сделал свое дело. Это дополнило представленные вами доказательства мздоимства и предательства. Поступило предложение, разумеется не для протокола, чтобы правительство поручило вам распорядиться с этими отвратительными судами. Мы будем очень вам обязаны.

Улыбка Шона лишь изогнула его губы, не коснувшись глаз.

— Я предвосхитил эту просьбу, ваша светлость.

Наконец Килдэр подошел к танцующей Эмерелд и дал ей понять, что готов уйти. Когда они подошли к дверям зала, молодая женщина обернулась, чтобы еще раз посмотреть на скопление гостей. А потом небрежно сорвала бархатную маску и бросила ее в толпу. Мужчины, стоящие неподалеку, тут же устроили из-за нее свалку.