Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 44 из 116

Приехал Андрей — сводили его на концерт одной из его любимых групп. Если он чего-то и не понимал до этого момента, так теперь уж точно понял. Он же всегда ругался, что никак не может дочерей к нормальной музыке приучить! Только, мол, ставишь на проигрыватель то, что нравится, как они мгновенно прибегают, снимают диск и заводят своё молодёжное бум-бум-бум. Не раз я слышал от него этот рассказ, не два, не три… А тут — приходят Андрей с Аллой в гости, принимает Андрей стакашек водки да и толкует: «Ну, Вов, ты кудесник и чародей! Семнадцать лет я, сколько ни пытался, так и не смог привить Алле вкус к хорошей музыке. А тут — несколько месяцев, и вот смотрю я на её музыкальную полку, а там нету никакого бум-бум-бум! Дип Пёрпл там лежат, Юрайя Хип… Вот на концерт Дип Пёрпл она меня на завтра пригласила…» Андрей — исключительно умный мужик. И немного скрытный. Вероятность того, что выводов он не сделал, — нуль без палочки. И что теперь? Выводы-то — уже ведь не соответствуют?

Заодно придумали интереснейшую затею на лето. У Андрея сложились возможности обеспечить транспорт в красивейшие Северо-Сибирские высокогорья, а заодно и кое-какую техническую поддержку на месте организовать. Взять приличную фотоаппаратуру, двух-трёх моделей, реквизита пару ящиков… Разноцветные наледи, водопады, бескрайние поля цветов и скал, бездонное северное небо… Если хорошо взяться — первоклассную серию сделать можно!

Постепенно складывался тот самый тихий омут, в котором изобилуют черти, более того — в котором они размножаются простым делением. Со стороны у нас всё было прекрасно. Мы много гуляли, много строили планов. Подбирали Алле институт, выясняли программу, тянули подготовку. Нашли недалеко от дома недавно сгоревшую когда-то школу, потом Дом пионеров и школьников. Сгоревшую не до углей, а до костяка в том самом колоритном виде. С роскошным яблоневым садом. Алла была на небесах от восторга. Мало того, что объект невероятной фотогеничности, так ведь это была школа! Школа, отстроенная по тому же проекту, что ненавидимая ею школа, в которой она в Сибири училась. Которую она всегда мечтала увидеть сгоревшей! Мы облазили её всю, от киля до клотика. И решили — как только нарисуется весна, в тот же момент мобилизовать двух-трёх моделей и запузырить такую фотосессию, чтобы черти в аду краковяк заплясали!

Но при всём видимом благолепии ощутимо копилось напряжение. Алла хотела всё вернуть — и боялась этого. Поджималась всё ближе и ближе, забросила всё, разве что ночевать уезжала к бабушке… Но сделать последний шаг — не пыталась. Пытался я — она не давала. Пытался не просто для того, чтобы снять напряжение. Алла, при совершенно обычной и совсем не яркой внешности, имела могучее оружие — глаза. И второе могучее оружие — руки, с помощью которых она в два касания меняла свою внешность. Два движения рукой, один выстрел глазами — и тот мужик, кому всё это адресовано, начинает сходить с ума. Не только я. Алла проводила учебные стрельбы и по другим. В моём присутствии. Итак, Алла прижималась всё ближе и ближе, а зажималась всё сильнее и сильнее. Взрыв — назревал.

Естественно, отношения с Сашей на этом фоне рушились. И сделать ничего было нельзя. Алла просто практически не подпускала ко мне Сашу. Та прекрасно знала, что у нас ничего нет, так что это была не ревность. Просто усталость, наверное. В общем, в конце марта Саша вдруг познакомилась на улице с каким-то парнем и ушла к нему. Контакт не потерялся. Мы перезванивались, она даже пару раз заезжала… Спрашивала разрешения заехать со своим новым, но я брыкался. Пока чувство не отгорело, незачем они, семейные визиты.

И вот же — началась настоящая весна. Съёмку в развалине наметили на ближайшую субботу. Только одна из подружек Аллы была свободна, так что пришлось искать другие пути. Для вящего хулиганства — пригласил ещё одного фотосайтовского друга, Женю, со своей моделью.

Поснимали забавно. Примитив, конечно. Алла с этих странных отношений начала выпендриваться, свои идеи проталкивать. Нет, совсем даже неплохие идеи, но отнюдь не тот уровень, которого хотелось. Да и откуда быть тому, если это первая в её жизни съёмка, в которой она имеет право голоса? Жека сваливался на почти такой же примитив. Весело, прикольно, но реального толку ноль без палочки. Да ещё и обе модели, две Лены, решительнейшим образом выпадали из моей стилистики.

Вот кто был во триумфах, так это Алла. Чутьё на фотографию её не подводило. Вовремя пихнуть в бок, заставить экспозицию на камере правильную выставить — и хороший кадр гарантирован. Реально хороший. Почти профессиональный уровень. Выставили мы на фотосайт то ли шесть, то ли семь её карточек — и все до единой получили блестящие отзывы, а четыре побывали в списке десяти лучших карточек сайта за день. А ведь это — ещё в те времена было, когда фотосайт всерьёз воспринимали. Когда там тусовались сотни авторов из лучших.

Но съёмку надо было повторять. В следующую же субботу. Пока не закончилась ранняя весна.

На этот раз за вопрос моделей Алла взялась всерьёз. И вторую – нашла, да какую… Свою одноклассницу, полугрузинку-полуеврейку, уехавшую за кордон и оказавшуюся в гареме арабского шейха в качестве любимой жены. Соня случайно оказалась в Москве. С ней были и её богатые арабские наряды. К идее похитить её на дурацкую фотосессию — отнеслась с восторгом.

Я тоже зря времени не терял. Для начала — сообразил, что индейский костюм, который Алла придумала якутке Лене, на самом деле в кассу, но требует усиления. Позвонил Кристине, договорился, что она приведёт на съёмку лошадь.

И вот тут позвонила Настя. Рвущаяся опять на болота и обещающая больше не бузить. Настя — классная модель. В одном зале, наверное, библиотека была. Пол засыпан обгорелыми, скукоженными, но вполне читаемыми книгами. Нарядить Настю в стилистике хиппи — и можно иллюстрации к Брэдбери снимать…

В общем — действие второе. Те же, Соня и Настя. Кристина с лошадью попозже будут, через часок обещались. Алла — если сказать, что она на рогах — значит ничего не сказать. Носится чортом по всей развалине, советов не слушает… Как ни посмотрю на её камеру — на ней выставлена такая экспозиция, что ну ничего получиться не может. А постановки — полный улёт. И другим свои постановки не даёт снимать. Возгордилась, однако. Жаль.

Мы с Настей спокойненько отсняли затеянное, ждём лошадь, пьём пиво, смотрим, как другие снимают… Красиво снимают. Азартно.

Прибавляются ещё зрители. Четверо абсолютно замечательных пацанят лет по 10–14. Всё им интересно, всё подержат, сами сыграют сюжет, если девчонки вдруг на какой-либо кадр не катят.





И вдруг… На общем перерыве на остаканивание — один из пацанят, причём самый мелкий, заскучав от бездействия, вылезает на сцену:

– А знаете, кто мы такие и что тут делаем?

– Знаем. Пацаны вы, тусуетесь тут да нам помогаете!

– А вот нет!

– А кто и что тогда?

– А мы скинхеды! И проводим здесь демонстрацию в честь дня рождения Гитлера!

Отсмеялся я только минут через пять. Ну это ж надо — такое мирное занятие таких хороших пацанов — и эдак обозвать! Может ли существовать в мире что-либо более несообразное, чем подобное заявление? А отсмеявшись — вытаращил глаза.

Вокруг происходила суета. Все, кроме нас с Настей, бегали кругами и быстро паковали аппаратуру и реквизит.

– Жэк, что случилось?

– Володь, это же фашисты… Это ты русский! А я армянин, девушки — кто еврейка, кто грузинка! Ты не смотри, что фашистов четверо. Это их сейчас четверо, а через час сто будет! Аппаратуру побьют, нам фейсы начистят, девок изнасилуют…

– Жэк, разуй глаза! Эти дети — фашисты?

– Так они же сами сказали! Пакуй быстрее!

– Алла, а ты что, тоже в эту чушь веришь?

– Не знаю, Володь. В Сибири у нас не было скинов, у нас там многонациональный город и всё мирно. Но здесь же Москва, здесь всё возможно!