Страница 30 из 116
Так вот, караси в сметане — ещё один пример подобного гастрономического ритуала, возникающий в нашей компании один-два раза в год. Впрочем, всего лишь «один из». И это, пожалуй, – очень важный момент вполне философского значения. На тему взаимоотношений человека с дикой природой. Не секрет, что здесь снова проглядывает тот же расклад с отсутствием взвешенной середины. Либо человек — царь природы, либо он — посетитель в музее. Причём середина-то в общем проста, как тот же упомянутый блин. Человека от прочих животных главным образом отличает социальная структура, основанная на опосредованных контактах. Если угодно — на деньгах. Так вот, если разделить человека как индивидуума, равноправного члена биоценоза планеты Земля, и человека как элемент данного социума, приходящегося оному биоценозу чем-то вроде занозы, сами знаете где, если не хуже, — всё становится на свои места. Ловишь рыбу — лови. Не подрывая её воспроизводство. Не для базара. Только соревновательным методом и только для себя. Для «антиприродных» же коммерческих отношений — не трогай дикую, создай «внеприродную» популяцию в пруду. То же самое с охотой, грибами, ягодами… Впрочем, пока что все эти мысли не то чтобы особо новы. Но логического их завершения в сформулированном виде, пожалуй, до сих пор не наблюдается. А именно — что даже строгое выдерживание этих правил есть всего лишь технология, столь же бездушная и противоречащая природе, как и всякая другая. Для того чтобы появилась гармония, технологии мало — нужна ещё и этика, уважение. А уважение к добыче можно проявить единственным образом. Достойно приготовить её. Не изводя карася или хариуса на воблу, не заготавливая тоннами плохо замаринованные без специй грибы, пусть и вполне для собственного потребления. Зная для каждой возможной добычи тот единственный (или те единственные) способы приготовления, которые отличат её от того, что можно купить в магазине. Сыграйте на свежести, на контрастах, на чём только можно. И по возможности придайте получившемуся блюду статус ритуального. Пусть порция карасей в сметане сделает рыбацкий ужин пиром, банка засоленных чернушек — украсит новогодний стол, а душистое голубичное варенье — чей-нибудь день рождения, приходящийся на февраль, когда этот запах, пресный летом, наполнит весь дом благоуханием июльского утра. На манер того японца, который, высунувшись утром из окна и увидев особо жёлтый осенний лист, облазит весь базар, пока не найдёт морковку именно такого оттенка, три часа будет резать из неё листики и накроет стол с салатом из этой морковки на веранде с видом на тот сад. И будет считать свершившееся взаимодействие с природой — актом единения с Богом.
Эка ведь загнул… Однако попробуйте представить, а на кой бы это чорт было тащить на рыбалку всю вышеописанную посуду, не говоря уж о титанических усилиях по доставке по такой жаре сметаны, если бы предложенное мироощущение не доминировало? Так-то!
Ладно. Пожалуй, на этой ноте рассказ можно и закончить. Разумеется, можно ещё много-много писать о своеобразной и бесконечно красивой природе торфяников, о том, как за три дня человек может полностью преобразиться, превратившись из слегка закомплексованного бледного горожанина в дочерна загоревшего и уверенного в себе путешественника, о философии и кулинарии, экологии и теологии… Да мало ли в какую сторону поворачиваются мысли при появлении той гармонии, которая только и возможна при тесном и равноправном общении с природой! Но на то — будут и другие рассказы, а пока оставлю читателя в предвкушении того пира с друзьями и карасями, который им, может быть, когда-нибудь и предстоит.
В этот раз болото было другим. Во-первых, совсем другие подходы. Тропинки, которыми мы шли, еле распознавались. Лет пять уже как помер тот дед, который их топтал. Лесные завалы, почти такие же, как после падения Тунгусского метеорита, сменялись давно заросшими карьерами с выгоревшими до нуля бровками между ними. По карьерам — идти было проще, чем по бровкам, на них хоть завалов нет. Зато есть моховая сплавина, прогибающаяся на полметра. И есть волна, разбегающаяся от шагов на сотню метров. Воды нет, но волна — есть. Моховая, ярко-зелёная. С кроваво-красными искрами клюквы, которая в середине таких сплавин достигает размеров вишни. Останавливаться на сплавине нельзя – сквозь мох просочится вода, прогиб от веса той воды увеличится и идти станет не в пример труднее. А вот на бровках — выбрать кочку посуше, бросить на неё рюкзак да и пробежаться обратно кругалём по сплавине, нахватав на ходу пару горстей той клюквы.
Сплавина — бровка, опять сплавина — завал, снова бровка… Час, полтора… Сплавины заканчиваются, начинаются горелые бровки… Идти становится намного легче. Мха нет, ягодных подушек нет. Деревья есть мёртвые, но не упавшие, даже с сохранившейся оранжевой хвоей. Только надо смотреть, чтобы не провалиться в прикрытую лохмотьями торфа выгоревшую яму из-под выворотня. Не надо с рюкзаком падать на обожжённые сучья и корни — ой как напороться можно. Уже жарко, утренняя свежесть спала. Льёт пот. Сто метров, километр, полтора…
И как всегда — всё происходит вдруг. Вдруг — дорога вперёд исчезает. Впереди — зеркало большого карьера. И тут же — обнаруживается, что уже минут десять как идём мы не по горелым бровкам, а по моховым… Что справа давно уже тоже вода, да и слева… И сосны уже живые… И запахом багульника шибает, а то по утренней прохладе его практически не ощущалось… А вон там, через бровку, всего метров сто вперёд-справа, есть остров, где можно и палатку поставить.
– Володь, а вон тот высокий красивый остров торчит — сплаваем?
– Конечно. Лодку только сейчас надуем, палатку поставим, чайку заделаем, а там уж и начнём вокруг шастать…
– А караси будут?
– А куда же они денутся? Мои караси, твоя голубика, клюкву вместе, идёт?
– А где голубика-то?
– Да вон видишь, на каждой низкой бровке кусты почти в твой рост? Такая она здесь и растёт…
– А поганки тут есть? Им — как раз сезон…
– Тьфу ты. Не знаю и знать не хочу. Чай да водку будем пить, а не поганки жрать, ясно?
– Ясно ( вздох)…
А дальше — дальше началась сказка. Честно говоря, я и сам не понимаю, сколько всего мы умудрились впихнуть в один неполный день. И рыбалку, включая даже одного карася совсем уж несусветных размеров, примерно с крышку от ведра, и пару вёдер собранной ягоды, и несколько экскурсий на лодке по лабиринтам проток и островов, и съёмки аж на десятке площадок, начиная с острова, который был весь иссиня-чёрный от голубики, и кончая торчащими из воды корягами, на которые я высаживал Машку с лодки, а потом крутился на той лодке с фотоаппаратом вокруг. Лодку в самые неподходящие моменты начинал крутить ветер, я исступлённо матерился на всю окрестность, Машка ржала как две лошади, теряя с того равновесие, которого ей и так на той коряге не хватало…
В общем, ни единой истраченной даром минуты. Даже в считаные мгновения короткого сентябрьского заката мы успели поймать в объектив всё. Стоило солнцу выбрызнуть золото на вечернюю росу — вся одежда с Машки слетала как будто сама собой, и уже через секунду она по колено в торфяной жиже и по шею в осоке мчалась к концу того мыса, где цвета были самыми яркими.
– Володь, я пьяная — абсолютно.
– С пятидесяти грамм?
– Володь, я не знаю с чего, но здесь — кайф. Можно летать.
– Никак убедилась наконец, что и без дури можно?
– Не-е-е-е-е, не понимаешь. Жаль, что поганок нету, я бы тебя заставила съесть.
– А вот с подобными предложениями, мадемуазель, — прошу пройти в индейскую национальную избу. Всего пять метров.
– А с какими ещё?
– Ну… Например, обратить внимание на то, что уже вечер, холод вполне собачий, можно и поближе привалиться…
– А что? Это — идея. Но имей в виду, продолжения не будет.
Странно, даже смешно, но продолжения действительно не получилось. Всё ограничилось тем, что пару часов мы увлечённо целовались, давать волю рукам тоже как бы не возбранялось, а вот дальше — стоп. Непонятный стоп, неестественный какой-то. Машка останавливает — а я не настаиваю. Она опять на целоваться — я с удовольствием. Никаких обид, никаких требований. Мне хотелось. Ей тоже. Спрятать этого нельзя. Но её просьбы остановиться – воспринимались не как обычная в подобных ситуациях игра, а всерьёз. Не вызывая возражений. Вдвойне странно — у обоих действительно был ломовой кайф на грани полёта. Это должно сближать. Не может не сближать! Такой полёт вдвоём — всегда ведёт в постель, не бывает иначе! А вот фиг. Совсем иное. В общем, мне до сих пор удивительно. Полны чудес торфяные болота. Странные вещи они иногда делают с человеком…