Потрясающий мужчина

— Ну, тогда успехов!

— Тебе тоже. У Анжелы, как я слышала, дела по-прежнему идут великолепно. Ее волосы благодаря беременности стали еще лучше.

Отец отвез меня к Петеру и Элизабет. По пути он сказал:

— Профессиональная мать — хорошая женская профессия, если не учитывать тот факт, что Аннабель, кроме питания и проживания, зарабатывает только карманные деньги. Но я не жалуюсь. Я страшно рад, что она все время не торчит у нас. Только спрашиваю себя, к чему все эти стремления к эмансипации? Ради того, чтобы с внебрачным ребенком быть прислугой у богатого мужчины? Иногда мне кажется, что нынче самые якобы прогрессивные женщины заканчивают там, где сто лет назад начинали самые бесправные. Ты можешь мне объяснить, почему так?

Я не могла ему этого объяснить. Я понимала, что отец беспокоится обо мне и моем будущем. Недели через три должна прибыть вся мебель. Все будет оформлено, шторы задрапированы, все комнаты сфотографированы, а что потом? Я сама этого пока не знала.

Отец не хотел мешать нашим переговорам. Он не стал подниматься к Элизабет и Петеру, а тут же уехал домой.

Двухкомнатная квартира Петера состояла из выдержанного исключительно в черно-белых тонах коридора, безукоризненно вылизанной, но все же уютной кухни слева, маленькой, сверкающей чистотой спаленки справа и «репрезентативного рабочего помещения» прямо. На замечательном канвейлеровском столе стояли одна за другой в ряд восемь синих бутылок с алой розой в каждой. Первая была плотным бутоном, вторая только начала распускаться, третья распустилась полностью, начиная с пятой, все были более или менее завядшими.

— Изучаете процесс увядания роз? — удивилась я.

— Это восемь нежных подношений господина Канвейлера-младшего. С того дня, как получил наши фотографии, он ежедневно присылает мне розу.

— Мне он не послал ни одной, — вмешался Петер, — мое фото ему не так понравилось.

— Еще он много раз звонил, чтобы выяснить, замужем ли я и не имею ли каких-нибудь других дурных привычек.

— Здорово! — восхитилась я.

— Что тут хорошего? Роза — всего лишь роза, и стоит меньше, чем все другое, что официально считается подарком. Ненавижу мужчин, которые дарят по одной розе. Крайнее скупердяйство! Что это за подарок, который стоит не больше порции вареного картофеля?

— Помимо этого, он пригласил Элизабет на свою яхту, — сказал Петер.

— Я могу целый август таскаться с ним на его яхте по Средиземному морю, и это не будет стоить мне ни пфеннига.

— Так, значит, все-таки здорово, разве нет? — Я быстро добавила: — Петера он, надо полагать, не пригласил?

Петер засмеялся:

— Я был поражен, насколько мало внимания обращают конкуренты на мужчин рядом с понравившейся женщиной, если они не мужья.

— Господин Канвейлер-младший был весьма удивлен, когда я довела до его сведения, как дорого мне обойдется пребывание на его яхте. Как-никак, мы создаем фирму. Но я была очень вежлива, чтобы не поставить под удар десять процентов скидки за стол, и сказала ему, что мы завалены заказами и я не могу принять его щедрого предложения. И знаешь, что он на это ответил?

Я не знала.

— Он понял, что не получит меня задешево, и сделал нам заказ на ярмарочный стенд.

— Не заказ, а мечта! — воскликнул Петер. — Для потрясающей канвейлеровской коллекции мы сделаем стенд в двести квадратных метров. На будущей неделе он пришлет нам контракт. Вместо роз. Помимо этого, у нас есть еще один заказ, — сказал Петер. — Заново оформить цветочный магазин. Я оснащу всю торговую площадь вращающимися помостами на различной высоте. На каждый помост будет поставлена ваза с цветами и вделана галогеновая лампа направленного света, которая будет бросать блики на цветы. Магазин превратится в сказочный волшебный лес.

— И поэтому мы хотим поговорить с тобой, — подвела итог Элизабет. — Если у нас будет много заказов, требующих нашего отсутствия, некому станет сидеть в офисе. А нас это не устраивает. Секретарша, которая ничего не умеет, кроме как печатать и снимать трубку, для нас нерентабельна. А ты могла бы работать здесь над макетами. И еще вариант: со своим гостиничным проектом ты можешь обойти все маленькие отели и, глядишь, получишь соответствующий заказ.

— Вы так думаете?

— Отель — обалденный для рекламы проект! — воскликнули Элизабет и Петер почти вместе.

— Это идея, — согласилась я, — договорились! Как только реконструкция отеля будет закончена, поступлю к вам на работу. А для предварительной беседы куплю себе очень приличный костюм.

Потом мы четверть часа спорили на тему, кто из нас больше заработал за последний месяц и может пригласить всех на ужин. Я однозначно выиграла и пригласила всех к дорогому французу. Когда я рассказала про Аннабель, до нас дошло, как хорошо все складывается: я могла бы въехать в свою старую квартиру! И сразу новая работа! Сплошные чудеса! Втроем мы выпили четырнадцать бокалов «Бланк де Бланк» и четыре «Перье»!

Домой я пришла поздно, веселая и далеко не трезвая, попросив родителей не беспокоиться обо мне.

На следующее утро я была первой покупательницей в книжном художественном магазине. Я купила весь набор из тридцати восьми красавиц короля Людовика IV. Потом отправилась к «Хагену и фон Мюллеру». Продавщица сразу узнала меня.

— Здравствуйте! Вы ведь та самая покупательница, которая купила ковер ясновидящей? Как поживаете? — Она была явно разочарована, что в отеле со времени появления ковра не произошло ни одного несчастного случая, и усердно помогала выбирать подходящую ткань для скатерти. Ей понравилась идея скрыть таким образом монограмму.

— Никто не должен знать, что это тот самый ковер, — сказала она и показала образцы самых замысловатых драпировок, убедив меня, что простая скатерть будет смотреться слишком скучно. Она посоветовала оригинальный вариант драпировки. Я подробно записала, как это делается, чтобы объяснить госпоже Хеддерих, которая собиралась шить все сама. Раз стол стоял на фоне старого лифта, решетка которого выглядела как ажурные кружева, сама ткань должна быть без всяких эффектов. Я взяла однотонный матовый шелковый репс синего цвета. Как нечто само собой разумеющееся, мне была предоставлена десятипроцентная скидка.

Поскольку ткань была неимоверно тяжелая, я взяла такси до вокзала и чувствовала себя очень солидной дамой со своим пакетом от «Хагена и фон Мюллера».

Лишь в поезде на меня нахлынула тоска. Или это вчерашнее похмелье? Я еду назад, а через несколько недель мне предстоит вновь возвращаться. И начинать свою жизнь сначала. Руфус недавно рассказывал мне что-то о «необратимости филогенеза». Это значит, пояснил он, что если живые существа достигли более высокой ступени развития, эта высокая ступень берет верх. Мы заговорили на эту тему, потому что Руфус спросил меня: если между Бенедиктом и Анжелой все закончится крахом, захочу ли я тогда вернуться к нему?

А я сказала:

— Нет. Возврата нет.

Тогда я всю жизнь бы боялась, что это может повториться. И Бенедикт для меня навсегда останется отцом Анжелиного ребенка. Нет, я не хочу назад. Но я знала лишь, чего не хочу.

В моей голове все смешалось. Я вдруг представила себе, что обречена всю жизнь искать приклеенный кончик скетча в катушке. Сколько часов своей жизни я уже потратила на то, чтобы найти этот кончик? Целую вечность ощупываешь катушку, пока найдешь приклеенный конец, с трудом его отковырнешь, и только обрежешь нужную тебе полоску, как начало уже опять приклеилось к катушке. Конечно, есть люди, у которых скотч со специальной катушкой. У них кончик никогда не соскальзывает, место обрыва фиксируется безукоризненно, им ни разу в жизни не приходилось искать начала. У таких людей всегда есть наготове запасная катушка, их жизнь наверняка застрахована с самого рождения, и они всегда знают, где что дают. Я к таким людям не отношусь. И мне страшно одной въезжать в квартиру, где я была когда-то так счастлива с Бенедиктом.