Страница 82 из 123
— Не думаю, чтобы ты искренне радовалась этому, — сказала Анжела и сложила губки бантиком в стиле куклы Барби.
— Честное слово, абсолютно искренне! — воскликнула я еще более радостным голосом. Собственно, я действительно была рада — если у нее будет ребенок, она рано или поздно исчезнет из фирмы своего папаши, и тогда…
— Отец ребенка — Бенедикт, — сказала говорящая кукла.
— Бенедикт? Какой Бенедикт? — Во рту у меня появился привкус алюминия. — Я не знаю твоего Бенедикта.
— Есть только один Бенедикт, — говорит она.
— Неправда, я знаю многих по имени Бенедикт, например… — Теперь и в животе у меня появляется ощущение, что я съела алюминий.
— Есть только один Бенедикт, — повторяет она, — для тебя или для меня.
— Хватит пороть чушь! — ору я на нее. — Может, тебе приснилось, что Бенедикт с тобой… — Я не могу подобрать слово. — Когда же это произошло?
Она лучезарно улыбается.
— К примеру, двадцать четвертого декабря.
— Ты с ума сошла. Ты лжешь. Двадцать четвертого декабря было, между прочим, Рождество.
— Бенедикт был у меня в гостях. Он приезжал за машиной. Мы отпраздновали это бутылочкой шампанского, а Бенни сказал, что шампанское без секса…
— А твои родители! — кричу я. — Они-то где были?
— Дорогая Виола, — говорит Анжела ледяным тоном, — мне тридцать лет, так что мои родители уже оставляют меня дома одну. Но если хочешь знать точно…
— Я хочу знать совершенно точно!
— Мои родители были на рождественской раздаче подарков своего клуба «Ротари» в детском доме и вручали сироткам настоящих плюшевых мишек фирмы «Штайф».
— Невероятно, — шепчу я.
— Я тоже с трудом поверила, — говорит Анжела, — штайфовский медвежонок стоит страшно дорого, но клуб «Ротари» никогда не скупился. Папочка договорился с газетой, и они специально подчеркнули, что вручались настоящие штайфовские мишки. Так что в плане рекламы это все же окупилось.
— Твои идиотские штайфовские медведи меня не интересуют! — вспылила я.
— Ты же сказала, что хочешь знать все совершенно точно.
— И даже если Бенедикт тебя когда-нибудь один раз, случайно, по пьянке…
— Не груби, пожалуйста, — говорит она, словно я оскорбила Ее Величество. — Я же не с первого раза забеременела.
— И когда это произошло?
— Если уж хочешь точно — двадцать третьего марта.
— Какой это был день? — Как будто это имело значение!
— Пятница, три недели назад.
Я была в тот день на курсах.
— Знаешь, что это значит? — спрашивает она со счастливой улыбкой.
— Что?
— Это будет рождественское дитя. Мама вне себя от радости — на Рождество она станет бабушкой!
Три недели тому назад: в тот вечер я делала с Руфусом трубочки из говядины, а Бенедикт с Анжелой — рождественское дитя.
— Это неправда! — шепотом кричу я.
— Нет, правда. Мой гинеколог подтвердил это, хотя и предполагает, что придется делать кесарево сечение из-за моего узкого таза. Но мама говорит, ее врач тоже пугал, когда она была беременна мною, но потом…
— Ты что думаешь, Бенедикт женится на тебе? Только потому, что ты беременна?
Она складывает губки бантиком:
— Папочка не разрешает.
— Почему это он не разрешает?
— Я бы не хотела говорить об этом.
Я просто не нахожу слов. Потом кричу на нее:
— Ты не хочешь говорить об этом, потому что ты лжешь! Это все ложь!
— Папа боится, что Бенедикт целится на мои деньги и хочет таким путем внедриться в фирму.
— Ты не хочешь говорить об этом, потому что лжешь! Это все ложь!
— Вот и я говорю. Но он считает, что я могу иметь бэби и не выходя замуж. А мне этого не нужно. — Она вдруг начинает сопеть. — Папа такой вредный, что даже хочет выкинуть Бенедикта из фирмы, если мы поженимся. Но я его уломаю.
— Но Бенедикта-то ты не уломаешь!
— У нас любовь с первого взгляда. Еще когда он пришел к нам наниматься, то так лукаво посмотрел мне в глаза… — Она кокетливо потянула за свою косичку.
И тут я вижу на ее правой руке, на одном из унизанных пальцев, мое рубиновое кольцо — вернее, то, которое должно было стать моим.
— Исчезни, исчезни сию секунду из моей комнаты! Из моей жизни! Убирайся!
— Мне все равно пора идти. — Она медленно поднимается с нашей кровати. — Ты можешь меня проводить, чтобы мне не пришлось еще раз говорить с его мамой?
Я язвительно смеюсь:
— Никто не может покинуть этот дом незамеченным ею. Расскажи-ка ей свою сказку!
— Мы договорились, что Бенни сам скажет своей маме. Его отец уже знает об этом.
— Ты лжешь.
— Бенни звонил мне. И он считает: если его отец появится на своем «порше» у моего папы, тот наверняка растает.
— И вы договорились, что ты сообщишь радостные новости мне?
— Бенни полагает: я, как женщина, лучше смогу тебе объяснить, что это значит — ждать ребенка. И как для него важно стать отцом. Итак, теперь ты все знаешь. Пока. — Она уходит.
Я стою у двери, не в силах двинуться с места, и наблюдаю, как она спускается вниз по скрипучей лестнице.
Тут же из гостиной выскакивает Нора:
— Дорогая госпожа Фабер, не хотите ли выпить со мной чашку кофе? Или вы предпочитаете чай, как моя дочь Мерседес? Я как раз просматриваю свои фотоальбомы…
— У меня нет времени. У нас с папой назначена еще одна встреча. Но мы обязательно вскоре опять увидимся.
У двери Анжела произнесла мечтательным голосом:
— Разве не чудесно, что опять весна? Повсюду зарождается новая жизнь…
Это ложь. Все мертво. Я тоже мертвая. Была бы я не мертва, я бы плакала. Но я вовсе не плачу.
69
Я сидела в оцепенении на стуле, на котором слушала Анжелину историю.
Я сидела в оцепенении в комнате Бенедикта и боялась поверить, что ее история — правда.
Я хотела побежать в телефонную будку и позвонить Бенедикту, но у меня не было сил спуститься по этой лестнице, открыть эти двери. Я окаменела.
В конце концов, когда уже стемнело, мой здравый смысл одержал верх. Он доказывал мне, что все это не может быть правдой, и я пошла звонить. Бенедикт тут же ответил по автотелефону.
Он как раз ехал от отца в отель. Я услышала голос любимого мужчины:
— Виола, я смогу понять, если ты сделаешь выводы из этой истории.
— Что ты имеешь в виду? Какие выводы я должна сделать?
— Я хочу сказать — тебе нет смысла сидеть у моей матери и мучиться. Тут нет твоей вины.
— Это ты подарил Анжеле кольцо с рубинами? — Я сама не понимала, зачем мне нужно было это знать.
— Она его купила тайком. Такая уж это женщина. Я ничего не мог поделать.
— Это неправда! Все неправда: и то, что ты сейчас навещаешь своего отца, и что едешь с Мерседес в машине, — заливаясь слезами, прокричала я.
Бенедикт молчал.
Потом я услышала голос Мерседес:
— Я сижу в машине рядом с ним. Так что всего хорошего.
Трубку опять взял Бенедикт.
Я рыдала. — Виола, я думаю, тебе будет легче, если ты узнаешь, что дядя Георг сегодня вечером звонил твоему отцу и объяснил ситуацию. Тебе не надо будет самой говорить ему об этом.
— И что же мне делать?
Нет, когда Анжела сказала, что ждет ребенка от Бенедикта, это было еще не самым страшным моментом в моей жизни. Самый страшный — когда Бенедикт сказал мне:
— Виола, ты в любой момент можешь вернуться к своему отцу.
Тут опять кончились мои монетки.
Это не могло быть его последними словами. Я побежала по улицам, чтобы найти кого-нибудь, кто разменял бы мне десять марок или продал телефонную карточку. Мне никто не встретился. Я помчалась домой, чтобы оттуда позвонить Бенедикту. Нора смотрела телевизор, бдительно охраняя телефон. Я порылась в своих карманах, нашла немного мелочи и опять побежала к будке. Автотелефон не отвечал. Бенедикт был уже в отеле, а я не знала, в каком. В отчаянии я позвонила Руфусу, у него обязательно должен был быть список всех отелей. Руфус подскажет мне, где скорее всего может остановиться Бенедикт и как мне найти его. Он снял трубку.