Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 27

A

Жакетта Люксембургская, Речная леди, была необыкновенной женщиной: она состояла в родстве почти со всеми королевскими династиями Европы, была замужем за одним из самых красивых мужчин Англии Ричардом Вудвиллом, родила ему шестнадцать детей.

Она стала женой Вудвилла вопреки приличиям — но смогла вернуть расположение короля. Ее муж участвовал в самых кровавых битвах, но неизменно возвращался в ее объятия. Она жила в крайне неспокойное время, но смогла сохранить свою семью, вырастить детей.

Почему же ей так везло?

Говорили, что все дело в колдовских чарах. Да, Жакетта вела свою родословную от знаменитой феи Мелюзины и, безусловно, унаследовала ее дар. Но не магия и не сверхъестественные силы хранили ее.

Любовь Ричарда — вот что давало ей силы, было ее оберегом. Они прожили вместе долгую и совсем не легкую жизнь, но до последнего дня Жакетта оставалась для него самой любимой и единственно желанной.

Впервые на русском языке!

Филиппа Грегори

Послесловие автора

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54

55

56

57

58

59

60

61

62

63

64

65

66

Филиппа Грегори

Хозяйка Дома Риверсов

Посвящается Виктории

Замок Боревуар близ Арраса, Франция, лето — зима 1430 года

Она — вот уж странный военный трофей! — аккуратненько, точно послушный ребенок, сидела на маленькой скамеечке в углу темницы. У ее ног, прямо на соломе — оловянный поднос с остатками обеда. Мой дядя прислал ей со своего стола весьма неплохую еду: сочные ломти мяса и даже белый хлеб; только ела она совсем мало. Я просто глаз от нее не могла отвести; я рассмотрела ее с головы до ног — ее маленькие, как у мальчика, сапожки для верховой езды, ее мужскую, лихо заломленную шапку поверх коротко остриженных каштановых волос; я изучала ее, словно экзотическое животное вроде детеныша льва, которого прислали нам из далекой Эфиопии, желая развлечь знатное семейство Люксембургов и пополнить нашу коллекцию. Одна из фрейлин у меня за спиной перекрестилась и прошептала:

— Так она ведьма?

Этого я не знала. Да и кто мог бы утверждать наверняка?

— Глупости какие! — немедленно заявила моя двоюродная бабушка. — Кто приказал заковать бедную девочку в цепи? Немедленно откройте дверь.

Слуги смущенно забормотали что-то в свое оправдание, пытаясь переложить ответственность друг на друга. Затем принесли огромный ключ, вставили в замок, и тяжелая дверь темницы отворилась. Моя бабушка вошла туда, и эта девушка — ей, наверное, было лет семнадцать-восемнадцать, всего на два-три года больше, чем мне, — подняла голову и взглянула из-под неровно подстриженной челки. Бабушка стояла молча, и пленница медленно поднялась, стянула с головы шапчонку и довольно неловко склонилась в реверансе.

— Я леди Жеанна, демуазель [1]де Люксембург, — представилась бабушка. — Это замок милорда Жана Люксембургского. Это его жена, хозяйка замка, Жеанна де Бетюн, — указала она на мою тетю. — А вот и моя внучатная племянница Жакетта.

Девушка спокойно и внимательно посмотрела на каждую из нас и каждой поклонилась. Когда я встретилась с ней глазами, меня словно толкнули и кто-то, как будто даже она сама, слегка коснулся пальцем ямки у меня на затылке; я действительно почувствовала это физически и, как мне показалось, услышала слова некоего магического языка. Конечно, мне тут же захотелось убедиться, действительно ли у нее за спиной стоят два ангела, как она утверждала. Уж не их ли присутствие я столь отчетливо ощутила?

— Ты говорить-то умеешь, девушка? — насмешливо спросила моя бабушка, поскольку пленница продолжала молчать.

— О да, госпожа моя, — наконец промолвила та; в ее речи слышался сильный акцент, свойственный уроженцам Шампани.

И я как-то сразу поняла, что все истории о ней — чистая правда: она действительно всего лишь крестьянка, хоть и сумела не только возглавить армию, но и короновать правителя. [2]

— Можешь дать мне слово, что не сбежишь, если я прикажу снять с твоих ног цепи?

Пленница колебалась, словно у нее и впрямь было право выбора.

— Нет, дать слово не могу.

Бабушка улыбнулась.

— Тебе известно, что это значит — освободить пленника под честное слово? Так вот: я могу освободить тебя; ты станешь жить вместе с нами здесь, в замке моего племянника; но ты должна пообещать, что не убежишь.

Девушка нахмурила брови и отвернулась. Казалось, она прислушивается к чьим-то голосам, ищет совета. Затем она снова отрицательно покачала головой и произнесла:

— Я знаю, что такое освобождение под честное слово. Это когда один рыцарь дает обещание другому. Они соблюдают свои особые правила, и на войне, и во время турниров. Но я не такая. И слова мои настоящие, а вовсе не те, какими пользуются трубадуры, сочиняя свои поэмы. И для меня это не рыцарский турнир и не игра.

— Девушка, опомнись! — вмешалась моя тетка Жеанна. — Освобождение под честное слово — это совсем не игра!

Строго на нее посмотрев, пленница сказала:

— О да, госпожа моя! Это совсем не игра! Хотя благородные господа не слишком-то серьезно относятся к таким вещам. Во всяком случае, менее серьезно, чем я. Они как бы играют в войну и придумывают для этого разные хитрые правила. Или возьмут и выедут верхом на конях, вытопчут посевы у добрых людей, подожгут тростниковые крыши в их домах, а после смеются. И потом, я просто не могу больше никому ничего обещать. Все обещания мною уже даны.

— Тому, кто неправедно именует себя королем Франции?

— Нет, Господу нашему, Царю Небесному.

Обдумывая ее слова, бабушка помолчала, затем заключила:

— Все-таки я прикажу снять с тебя цепи, но тебя будут сторожить, чтобы ты не убежала. Можешь потом прийти в мои покои и посидеть вместе с нами. На мой взгляд, то, что ты сделала для своей страны и французского дофина, это великий подвиг, Жанна, хоть и зря ты так поступила. В общем, я не желаю, чтобы тебя держали в моем доме в цепях как пленницу!

— Значит, ты, госпожа моя, прикажешь своему племяннику меня освободить?

Бабушка ответила не сразу:

— Ну, приказать ему я не могу, но непременно сделаю все, что в моих силах, чтобы ты могла вернуться домой. Во всяком случае, я уж точно не позволю ему передать тебя англичанам.

При одном лишь упоминании об англичанах девушка задрожала с головы до ног и стала истово креститься, смешно стуча себя пальцами по лбу и по груди — так обычно крестятся темные крестьяне, если их припугнуть чертом. Я тихо фыркнула, с трудом сдерживая смех, и сумрачный взгляд девушки уперся в меня.

— Они ведь всего лишь обычные люди, — попыталась я объяснить ей. — И могущества у англичан не больше, чем у всех прочих смертных. Тебе не стоит так сильно их бояться. Чего ты каждый раз крестишься, стоит о них упомянуть?

— Я вовсе не боюсь их, — возразила пленница. — И я не настолько глупа, чтобы думать, будто они обладают каким-то сверхъестественным могуществом. Дело не в этом. Но они-то знают, каким могуществом обладаю я, — вот почему они так опасны для меня. Они до смерти меня боятся. Их так беспокоит мое «невероятное могущество», что они готовы уничтожить меня в ту же секунду, как только я окажусь у них в руках. Я внушаю им ужас. Я — тот страх, что подкрадывается к ним по ночам.