Молитва по ассасину

Из клуба, расположенного этажом ниже, сквозь пол пробивались аккорды очередной вариации на тему занудной песни «Нирваны», написанной полвека назад.

— Что, музыка не нравится? — Очевидно, Марди заметила выражение лица Раккима. — Наслаждайся. Это — звон монет в наших карманах.

— Ты так считаешь?

В Лос-Анджелес туристы едут ради курицы в шоколадном соусе и мариаччи. [2]В Сиэтле же они появляются, чтобы поглазеть на столичные здания, выплакаться во Дворце Мучеников и послушать старую заунывную музыку.

Ракким лишь пожал плечами. Доля Марди в «Полнолунии» составляла восемьдесят процентов, а его — двадцать. Однако, сложись обстоятельства с точностью до наоборот, бывший фидаин все равно не счел бы нужным возражать или спорить. В делах бизнеса партнерша разбиралась не в пример лучше его. Она знала, где и как расположить танцевальную площадку, у кого из оптовиков выгоднее закупать пиво и дозы ката. Она с первого взгляда могла определить, кого следует нанять, а кого — уволить.

В Раккиме Марди нуждалась из-за его связей с подпольем, а также для улаживания проблем с полицией и рэкетирами. На самом деле она вполне могла выплачивать ему фиксированное вознаграждение, наверняка бы составившее куда более скромную сумму по сравнению с доходами от его доли в бизнесе. Весьма любопытный недосмотр для человека, заинтересованного исключительно в получении прибыли.

Ракким пробежал глазами по мониторам камер внешнего обзора, понаблюдал за гуляками, набившимися в танцевальный зал. Вечерами клуб никогда не страдал от недостатка посетителей, но по окончании финальной игры все злачные места в Зоне просто трещали по швам, а переулки вокруг кишели болельщиками, пребывавшими в разной степени эйфории. Сегодня места в помещение для банкетов бронировались на два часа вперед, танцплощадка была заполнена до отказа, а стойка бара то и дело подвергалась яростным атакам буйных фанатов «Паладинов».

«Полнолуние» располагалось в Зоне, официально именовавшейся Христианским районом. Территория включала в себя тридцать — сорок кварталов, где процветали ночные клубы и кофейни, где салоны компьютерных игр и кинотеатры работали практически без цензуры. Здесь никогда не стихал шум, на улицах валялись груды мусора, стены домов пестрели разнообразными граффити. Для всех: христиан, мусульман, людей с современными взглядами, или, как их называли, модернов, технов и хиппи, — то есть буквально для каждого, Зона представляла собой пространство, свободное от привычной морали. И здесь, в необузданной, изощренной, не подчиняющейся никаким законам Зоне, люди подчас предавались весьма опасным утехам.

Районы, подобные Зоне, существовали во всех крупных городах и служили своего рода паровым клапаном для населения, чьи культурные традиции некогда основывались на идеях исключительной свободы и индивидуальности. Полиция меняла там личный состав каждые два года в надежде предотвратить коррупцию, однако и двух лет, как правило, оказывалось больше чем достаточно. Самые умные полицейские обычно успевали обзавестись домиком где-нибудь в Канаде или на Гавайях, то есть подальше от бдительного ока отдела внутренних расследований.

Легкий ветерок, всколыхнув портьеру, прижал ее к обнаженному телу Марди. Шум дождя заполнил помещение. Красный неоновый свет, лившийся с улицы, рассыпался искрами на все еще блестевшей от испарины коже блондинки. Под шум дождя она покачивалась в такт доносившейся снизу музыке. Ракким заметил, как, озаренные мягким багровым сиянием, напряглись ее соски. И почему-то подумал о Саре.

С хозяйкой «Полнолуния» бывший фидаин перестал встречаться полтора года назад, увлекшись Сарой. Теперь, когда между ними все кончено, он прибежал назад. Трусость и чувство обиды — смертельная комбинация. Какое счастье, что людям не дано видеть собственного лица. Иначе бы Ракким не удержался от искушения перерезать себе горло. Затащив Марди… позволив ей затащить себя в постель, он совершил большую ошибку. Глядя на ее незамысловатый танец, на водопад прямых волос, струящийся по плечам вслед за изгибами крепкого тела, бывший фидаин снова думал о Саре. О том, где она сейчас, чем занимается. И почему не пришла.

— Я скучаю по нему, — едва слышно произнесла женщина.

Ракким не стал уточнять, кого она имела в виду.

— Я тоже.

— Ты напоминаешь мне его. Не внешностью… уверенностью. Самоуверенностью… Иногда мне казалось, он источает такой запах. — Ветер раскидал портьеры в стороны, и капли дождя забарабанили по полу. — Большинство мужчин проводят время в страхе. — Она даже не попыталась закрыть окно. — Только не он. И не ты.

Марди всегда говорила о Тарике после занятий любовью. Иногда она вспоминала их первую встречу, иногда последнюю ночь, проведенную вместе. Как бы то ни было, Тарик всегда оставался частью их интимной близости. Казалось, Марди пытается объяснить самой себе, почему она только что лежала в постели с его самым близким другом. Раккима это не беспокоило. Они оба изображали кого-то другого, лучшего, нежели они сами, но ставшего теперь недосягаемым.

— Из-за меня его не повысили по службе. — Портьеры волнами струились по ее телу. — Я не захотела обратиться к другой вере. Ему приказали развестись со мной и жениться на мусульманке… но он не подчинился. — Марди покачала головой. — Я должна была принять ислам. — Она невесело рассмеялась. — Все равно из меня плохая католичка.

— Повышение по службе его бы не спасло.

— Он мог стать штабным офицером. Не участвовать в боях. Он мог…

— Тарик был воином. И умер так, как хотел. Просто слишком рано.

— Ты тоже воин.

— Уже нет.

— Верно. Ты всегда был умнее его. Он храбрее, а ты — умнее и хитрее. — Марди повернула к Раккиму напряженное лицо. — Жаль, что не ты, — прошептала она. Ветер колыхнул пламя свечей, и на стенах заплясали тени. — Иногда я жалею, что убили не тебя.

— Я знаю.

— Тебе нужно жениться.

— Это тебе нужно выйти замуж.

Марди нащупала пачку сигарет и торопливо закурила, щелкнув древней зажигалкой «зиппо». Зажигалкой Тарика.

— Я замужем.

Ракким не возражал, когда она курила. Данное занятие, похоже, действительно ее успокаивало. Не только никотин, но и сам процесс. Ритмичные неторопливые затяжки и огонек на конце сигареты, янтарным маячком светящийся в темноте. Бывший фидаин даже научился не обращать внимания на запах. Дым от свежего табака турецкого производства по сравнению с привычными сигаретами отличался едкостью, но, к сожалению, Виргиния и обе Каролины входили в состав мятежного Библейского пояса, и на них все еще распространялось эмбарго.

— Моего знакомого бакалейщика вчера избили «черные халаты», — произнесла Марди после долгой затяжки. Вероятно, ждала удобного момента. — Подстерегли на рассвете рядом с лавкой. Избили его, разгромили лавку. А ведь он принадлежит к истинной вере. Он ее принял сразу после того, как объявили о Переходе. Еще ребенком был, но уже понимал, что так лучше. Теперь он снова простой еврей. — Она опять затянулась. — Я всегда покупала у него овощи и фрукты. Еще он научил меня, как выбирать спелые ананасы. — Марди затушила сигарету. — Странные мысли иногда приходят в голову, правда?

Ракким молча ждал. Он уже знал, какая просьба сейчас последует.

Рыжебородый, как глава службы государственной безопасности, совершил немало крайне жестоких поступков, но на самой ранней стадии развития республики добился того, чтобы всем евреям, принявшим ислам, сохранили жизнь. Даже после выдвинутого против сионистов обвинения в убийстве его брата он отказался инициировать еврейские погромы и постоянно цитировал суры из Корана, гласившие, что правоверным следует принимать всех новообращенных. Ни у «черных халатов», ни у кого другого не хватило духа пойти против него. Рыжебородый помог людям остаться в живых, вот только обеспечить нормального к ним отношения не сумел. А в последнее время ситуация заметно ухудшилась.

— Ракким, ты ведь сделаешь что-нибудь для них? Для бакалейщика и его семьи? Они должны выбраться отсюда.

2

Мариаччи — герой культовых боевиков Роберта Родригеса. Музыкант, певец и гитарист, которого обстоятельства превращают в мстителя и виртуозного убийцу. Его имя дало название стилю в латиноамериканской музыке.