Летчики

Он повел ее по перрону за руку, как маленькую девочку, и она шла послушно, растерянная, оглушенная, еще не понявшая ничего. Наконец она остановилась.

— А чемодан?

— Все на уровне, — пробасил шагавший позади Кузьма Петрович Ефимков. — Что касается чемодана, так это по моей части. У меня и фигура и сила бурлацкая, ни один носильщик не сравнится.

…И они направились к выходу, продолжая держать друг друга за руки.

1951—1955 гг.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Четыре весны прошумели с тех пор над приграничным Энском. Четыре осени прошли, обволакивая дома и аэродром туманами и паутиной солнечного «бабьего лета». Четыре зимы завьюживали пологие, прильнувшие друг к другу горы, прозванные Сестрами. А на пятую весну, далеко от Энска, на подмосковном, вечно шумном Внуковском аэродроме произошла встреча, пролившая свет на дальнейшие судьбы наших героев.

С некоторых пор вошло в обычай, что из отпуска военный летчик стремится попасть в свой полк не поездом, а самолетом гражданской авиалинии, ибо привыкшему покрывать большие расстояния за считанные часы нудно трястись в вагоне долгими сутками. И вот в один из майских дней во Внуковском аэропорту появился загорелый моложавый летчик первого класса в генеральской форме. В это время москвичи встречали одну иностранную делегацию, и летчик не без труда протискивался через густой человеческий поток. Его генеральская фуражка с витым позолоченным шнуром выделялась среди шляп и кепок. Он уже приблизился к дежурной кассе, где компостировали билеты, когда услышал хрипловатый, не совсем уверенный голос:

— Сергей Степанович!

Генерал-майор обернулся. Толпу таранил человек в фетровой шляпе и светлом костюме. У него широкая радостная улыбка и бурое пятно ожога на левой щеке.

— Павел Иванович… Оботов! — обрадовался генерал.

— Ну я, конечно же я! — весело воскликнул подошедший. — Ай да встреча! Гляжу и глазам своим не верю: генерал, и вдруг на Мочалова похож как две капли воды. Он или не он?

— Выходит, что он! — засмеялся Мочалов, обнимая и трижды целуя своего старого однополчанина. — Ну, а вы-то, Павел Иванович, откуда и куда? Давненько мы не слыхали про вас ничего.

— Далеко путь держу. Через два часа «ТУ-104» вознесет меня и опустит затем в Алма-Ате.

— А меня другой «ТУ-104» в наши края через час сорок минут помчит. Так идемте же закусим, наговоримся перед отлетом.

Пока они поднимались по лестнице на второй этаж, пока сдавали на вешалку чемоданы и головные уборы, а потом отыскивали укромный столик, Оботов успел рассказать о себе. Авиационную дивизию, где был он начальником политотдела, перебросили из Германской Демократической Республики в Советский Союз и расформировали.

— Мне сто должностей предлагали, и все мирные, — улыбался Павел Иванович, — и на север, и на восток. Что поделаешь? — не без грусти спросил он. — Все я тогда взвесил. Возраст мой — под пятьдесят. Здоровье расшатано, летать не могу. А в юности агрономил. Словом, приговорил я себя, дорогой Сергей Степанович, к пожизненному приземлению.

— Ну и как? Где приземлились, Павел Иванович?

— На целине. Директором совхоза. Пожаловаться не могу. Вчера министр на совещании хвалил наш совхоз. Приезжайте при случае к нам. Кумысом угощу, какого в мире не сыщешь. А уж охоту устрою! А вы, Сергей Степанович, по-прежнему в Энске?

— Да, соединением теперь командую. Ведь и теперь кому-то надо границы охранять.

— Надо, надо. Что верно, то верно. А это давно? — кивнул Оботов на его генеральские погоны.

— Самые свежие, Павел Иванович. К маю присвоили.

— И правильно, — заметил Оботов, — очень приятно, когда люди становятся генералами в тридцать пять, а не в пятьдесят лет, когда, мягко говоря, песок начинает сыпаться из нашего брата.

Мочалов разлил в бокалы холодное сухое вино.

— Наше соединение в прошлом году первое место заняло в небе, — похвалился он не без удовольствия.

— А как мой старый друг Земцов, Михаил Макарович?

— Он у нас нержавеющий, — пошутил Мочалов.

— И за штурвал еще держится?

— Нет, не держится. В ракетные войска ушел, и сейчас, дорогой Павел Иванович, в руках у него такое оружие, каким за считанные минуты любой точки достигнуть на земном шаре можно.

— Что ж, хорошо, — сказал Оботов. — Переговоры нашим дипломатам при этом легче вести. Ну, а молодежь наша: Пальчиков, Карпов, Спицын?

— Все трое эскадрильями командуют. Спицына при случае буду и дальше выдвигать. Способный, чертяка.

— А Наташа его как?

— С ним, Павел Иванович. Концертами веселит нас. Дочка у них родилась — Аленушка.

— А у вас?

— А у нас с Ниной Володька уже второй год ножками землю топчет.

Оботов внезапно с досадой хлопнул себя ладонью по лбу.

— Чуть не забыл! А общий наш друг, Кузьма Петрович?

Мочалов подлил в бокалы вина.

— В Москве сейчас Кузьма Петрович. Академию кончил. Полковник. Руководит испытаниями новых типов реактивных истребителей. Он недавно на триста километров побил рекордную скорость, установленную американским летчиком-испытателем. А сейчас готовится к испытанию нового сверхвысотного истребителя. Ему на эту неделю такой жесткий бытовой режим установили, что ни-ни насчет дружеского бокала. Даже меня проводить не смог как следует — распрощались по телефону… Ну что же, за новую встречу, Павел Иванович, за незабываемые дни, за верную боевую дружбу!

Друзья высоко подняли бокалы.

Через несколько минут генерал-майор авиации Мочалов поднялся по высокому трапу на борт подрулившего к зданию аэропорта огромного реактивного самолета и дружески помахал Оботову:

— Прощай, замполит. Прощай, наш добрый, хороший Павел Иванович!

…Вот и все.

Здесь бы автору и поставить точку. Но разве сделаешь это, если время идет вперед и приносит непрерывные обновления нашим людям, героям книги? И разве угнаться перу за делами тех, кто строит большую светлую жизнь на нашей земле и охраняет ее в воздухе? Ведь в любой час дня или ночи кто-то из летчиков Энска бороздит наше высокое небо на своем стремительном истребителе. И когда раскатисто гудят над землей наши реактивные самолеты, спокойнее и увереннее становится на душе у каждого человека, кем бы ни был он, слесарем или инженером, трактористом или шахтером. Вглядываясь в бескрайние выси, ласковым взглядом проводит он едва заметную точку истребителя и от души скажет:

— Счастливых полетов!