Не беспокоить

— Сундук мой вынесла? — спрашивает он у Элоиз.

— Чересчур тяжелый, а я в интересном положении.

— Тогда Пабло скажи, пусть несет, живо. Мне пора укладываться.

— А как насчет него, на чердаке? — спрашивает Элоиз. — Лучше бы ему отнести его ужин, а то он такое нам устроит, или приступ у него начнется.

— Разумеется, свой ужин он получит. Но пока не время.

— А вдруг барон потребует обедать?

— Разумеется, он рассчитывал на свой обед, — говорит Листер. — Однако дело обернулось так, что он до него не дожил. Скоро он явится.

— Возможен неожиданный оборот событий, — замечает Элинор.

— Разумеется, суждено было произойти чему-то неожиданному, — вздыхает Листер. — Но что сделано, того не удастся миновать, и будущее должно было свершиться. Мои мемуары вплоть до похорон, собственно, более или менее окончены. От нас, можно сказать, ничто уже не зависит. Я полагаю, что некое событие произойдет в три часа пополуночи, так что приготовьтесь бодрствовать.

— А по-моему, все случится в шесть утра, на самом-самом рассвете, — говорит Элоиз.

— Очень возможно, ты и права, — говорит Листер. — У женщин в твоем положении чрезвычайно обостряется интуиция.

— Ой, как брыкается! — Элоиз оглаживает свой живот. — А знаете чего? Мне винограду хочется! Есть у нас виноград? Ну прям до смерти хочется! Готовить поднос, ему на чердак нести?

— Рано еще, — говорит Листер, глянув на круглолицые кухонные часы, — только десять минут седьмого. Складывайте вещи.

Окна людской смотрят на усыпанный гравием двор и дальше, на холодные горы, уже залитые ранними осенними сумерками. Темно-зеленый небольшой автомобиль припаркован у бокового входа. Слуги смотрят. Две женщины сидят в автомобиле, одна за рулем, другая на заднем сидении. Они не разговаривают. Некто высокий только что оставил сиденье рядом с водительским и прошел к парадной двери. Листер выжидает, пока зазвонит звонок, и тогда идет открывать. Молодой блондин с длинными локонами облачен в прекрасные белые меха, от которых как бы светится его розовая кожа. Манто ему доходит до сапог.

Листер, с помощью легкой улыбки одним ртом, дает понять, что отлично помнит гостя по прежним его визитам.

— Сэр? — говорит Листер.

— Баронесса? — говорит молодой человек тихо, явно не привыкнув понапрасну растрачивать свой голос.

— В отсутствии. Не угодно ли подождать. — Листер отступает в сторону, высвобождая вход.

— Да, мне назначено. А барон? Дома? — звучит тихий голос молодого человека.

— Мы ожидаем его к обеду, сэр. Вот-вот прибудет.

Листер принимает белое манто, взглядом оценивая качество и вид норки, подкладку, этикетку. С манто на локте Листер поворачивает налево, пересекает овальный холл, и молодой человек следует за ним. Листер ступает по рифленым плиткам tromp-l'oeil [2], молодой человек за ним. На госте лазоревый атласный пиджак с муаровыми лацканами потемнее, синие бархатные брюки, рубашка лилового атласа с очень высоким воротом, при белом галстуке, пронзенном аметистовой булавкой. Листер отворяет дверь, отступает в сторону. Молодой человек на ходу любезно бросает Листеру:

— На сей раз в левом наружном кармане, Листер.

— Благодарю вас, сэр, — говорит, ретируясь, Листер.

Он снова закрывает дверь и через весь овальный холл идет к другой двери. Отворяет ее, вешает белую норку на одну из вешалок, выстроенных в готовный ряд. Затем Листер ощупывает левый наружный карман манто, вытаскивает пухлый, узкий коричневый конверт, указательным пальцем поддевает пачку банкнот, на глаз прикидывает, заталкивает обратно и сует конверт в собственный карман где-то под белой курткой, на уровне сердца. Листер смотрится в зеркало над раковиной, отводит взгляд. Делает опрятный ряд свежих полотенец, помеченных литерой Кс гербом, еще опрятней и выходит из гардеробной.

Остальные слуги смолкают, когда входит Листер.

— Номер первый, — говорит Листер. — Надо сказать, с большой опаской шел навстречу смерти.

— Все это секс, — размышляет Элоиз.

Листер морщится:

— Запрещенное слово. Чтобы больше я от вас его не слышал.

— Получается, Виктор Пассера там ждет в библиотеке, — вздыхает Элоиз.

— Прекрасный принц. — Элинор разглядывает морковный сок, который приготовила с помощью блендера.

— Ни разу с ним не переспала, — объявляет Элоиз, — хотя имела шанец.

— Кто бы не имел? — бросает Пабло.

— За себя говори, — замечает Кловис.

— Поменьше слов, — приказывает Листер.

— Виктор Пассера не папочка, нет, — говорит Элоиз.

— Он вообще не по этому делу, — говорит Пабло.

— Ты, кстати, в курсе, — спрашивает Элинор племянника, — что две дамы ждут во дворе, в машине, которая доставила к нам гостя?

Листер кидает взгляд на окно, однако же идет к стенному шкафу. Осторожно, одну за другой вытаскивает бутылки-банки со всяческими заготовками: джин на тмине, ананас в анисовке, вишню в коньяке, джемы всех сортов; одни явно закатаны по-домашнему, другие, судя по формам и наклейкам, прибыли аж из магазина Фортнума и Мэйсона в Лондоне, от Джорджа в Нью-Йорке. Все это Листер бережно сгружает на буфет с помощью Элинор, тогда как остальные за ними наблюдают в траурном, очевидно, приличном случаю, молчании. Листер снимает высвобожденную полку. В стене за шкафом — сейф, и Листер медленно, торжественно открывает замок, но дверцу пока не трогает. Он требует самопишущее перо и в ожидании, когда Адриан, подручный повара, его доставит, вынимает из внутреннего кармана конверт и на глазах у всех пересчитывает банкноты.

— Мелочевка, — замечает он, — в сравнении с тем, что еще будет или уже было, — это смотря по тому, придерживаться ли философии временного или вечного. В сущности, они уже умерли, несмотря на тот банальный факт, что некоему событию этой ночи еще дано свершиться.

— Листер сегодня в ударе, — говорит Кловис. Он бросил свой контракт и присоединился к остальным. Меж тем Адриан вернулся и протягивает Листеру обыкновенную шариковую ручку.

Наверху хлопают ставни.

— Сегодня сильный ветер, — говорит Листер. — Боюсь, мы не услышим выстрелов.

Он берет ручку, помечает на конверте сумму, ставит дату. Затем широко распахивает сейф, аккуратно заполненный конвертами и ящичками — металлическими, кожаными. Помещает новый пакет среди прочих, запирает сейф, водружает на место полку и, с помощью Элинор и Элоиз, в прежнем порядке расставляет банки и бутылки. Спрыгивает со стула, передает стул Адриану, а сам идет к окну.

— Да, — он говорит, — две дамочки ждут-пождут в машине. Спокойной ночи, дамочки. Спокойной ночи, милые, милые дамочки.

— А чего они вбок свернули, ждали бы себе на въезде, а? — спрашивает Элоиз.

— Ответ таков: они свое место знают, — толкует Листер. — У них достало смелости проводить своего родственника по его делу, но в распоследнюю минутку им недостало вкуса, который только и мог бы его спасти. Приедет барон, их не увидит, не спросит. И так же точно баронесса. И толку никакого от всех от их мильонов.

— Да на одно на то, что тут напихано, — Элоиз не может отвести глаз от запертого стенного шкафа, скрывающего сейф с сокровищами, — мы бы запросто отель «Монтрё Палас» купили.

— На кой он нужен, твой «Монтрё Палас»? — говорит Адриан.

— Губа не дура. — Пабло, мальчик на побегушках, охлопывает ее живот.

— Ой, как брыкается, — вздыхает Элоиз.

— Как странно, — говорит Листер, — тяга к смерти жажде жизни сродна! Как непреложно обуянность жизнью толкает на самоубийство! Поистине, уж лучше быть полубесчувственным и полусонным. Блаженнейшее состояние.

— Клопштоки были обуяны сексом, что она, что он, — подтверждает Элинор. Она накрывает длинный стол в людской.

— О сексе мы молчим, — говорит Листер. — Не то мы умалим, принизим их образ действий. В их случае секс не что иное, как передозировка жизни. Вот от чего они умрут или, строго рассуждая, уже умерли. Здесь, собственно, мы имеем дело как бы со спонтанным самовозгоранием. Секс мы убираем, как Генри Джеймс, английский американец, который все путешествовал.

2

Тромплей— изображение, создающее иллюзию выпуклости ( фр.).