Страница 14 из 19
— Ничего, если он и задержится по причине плохого своего здоровья, — говорит Пабло. — Ну, пошли.
— Клара, — говорит швейцар, — твой чай, душенька. Почти полшестого, я сегодня рано. Как-то боязно мне. Приказали не отпирать ворота до восьми часов, а потом всех впускать. «Всех абсолютно». Ты можешь что-нибудь понять? Почему вдруг все абсолютно приедут после восьми утра?
— Ах, Тео, у меня такие сны. — Она садится в постели, тянется к своей кружевной кофточке. Надевает, принимает чай из протянутой руки Тео.
— Он сказал: «Всех впускать после восьми часов, не раньше». Нет, не по мне эта работа, Клара. Придется нам переехать.
— Ой, а мне до того этот домик нравится. Я всегда такой хотела. Знаешь, а у баронессы, по-моему, сантименты с одним секретарем. По-моему, она с ним убежит.
— А чудные эти, в зеленой машине, которые все спрашивали про Виктора Пассера. — Тео говорит. — Несколько минут назад вернулись. Не дали им увидеть Виктора Пассера. И они решили убраться восвояси, а у меня приказ — не выпускать. Не отпирать ворота до восьми, а уж там все, все абсолютно могут въезжать и ходить куда угодно.
— И куда же они подевались, те, в зеленой машине?
— К дому вернулись, ждать.
— Знаешь, Тео, которая сидела рядом с водительским сиденьем, совсем на даму не похожа. Такое жесткое лицо. Как у мужчины.
— Не думай ты про это, Клара, душенька.
В гостиной делаются перестановки по случаю готовящейся свадьбы. Айрин и Элинор мечутся, отдают приказы, Пабло и Адриан двигают стулья и столы. Его преподобие с озадаченным видом бродит из угла в угол, осторожно обходя всех, лавируя между крошечными столиками, диванчиками, в рассеянном недоумении озирая миниатюрные портреты, изящный мелкий хлам.
— Я в самом деле убежден, — его преподобие вынимает из кармана свою газетную вырезку, — что барону Клопштоку следует попринимать эти пилюли.
— Ему уже не поможешь. — Адриан отступает, проверяя, точно ли пришлись один к другому сдвинутые столы. — Да, не судьба.
Кловис, войдя с расшитой скатертью в руках, аккуратно покрывает два длинных, Адрианом сдвинутых стола.
— Чем не алтарь, — говорит Кловис. Щелкает пальцами. — Большой канделябр из столовой! — кричит он. Айрин выскакивает из комнаты, Листер с налегшей на его руку Элоиз возникает в дверях прихожей в дальнем конце гостиной.
Его преподобие сует вырезку в карман. Элинор говорит:
— Мы воспользуемся Книгой общих молитв, как это принято в англиканской церкви.
Его преподобие говорит:
— Я всегда сочетаю новобрачных по евангелической вальденсской форме [9], она весьма свободна.
— Элоиз! — Элинор раскатывает последний слог. — Ты какой веры?
— Никакой, — говорит Элоиз. Отпустив руку Листера, она входит из прихожей и плюхается в удобное кресло.
— В какой вы религии воспитывались? — спрашивает его преподобие.
— Ни в какой, — говорит Элоиз.
— Но где вы родились?
— В Лионе, — говорит Элоиз. — Но это так, случайно.
— Стало быть, в евангелической, — заключает его преподобие.
— Раз в этом доме — значит, будет Книга общих молитв, — говорит Элинор. — Вы что хотите? Чтобы она внебрачного ребенка родила? Мы не имеем возможности спорить тут всю ночь, ваше преподобие. Отец дал согласие, но он может передумать.
— Но позвольте же мне глянуть в эту английскую книгу, — говорит его преподобие. — В подобных случаях я имею право допускать некоторые исключения. Возможно, я упрощу английскую форму. Я по-английски, знаете ли, не очень хорошо читаю.
Элинор указывает на тощую книгу в кожаном переплете, в готовности лежащую среди фарфоровых безделок.
— Вот, — говорит она. — И упрощать тут ничего нельзя, это исключено.
Листер проходит в комнату, останавливается, поправляет в вазе цветы, чтобы выглядели поизысканней. Он говорит:
— Элинор, жених, я полагаю, принадлежит к англиканской церкви.
— Нет, они католики.
— Но он же ходил в английскую школу, в Винчестере.
— Нет, никогда он в школу не ходил. Не мог.
— Ходил неделю.
— Этого недостаточно.
— Элинор, — говорит Листер. — Разные мелкие отступления мы вполне сможем впоследствии уладить.
— И правильно, — говорит Элоиз. — Норка-то тяжелая.
Айрин вносит большой канделябр узорного кованого серебра со вставленными в гнезда длинными белыми свечами. Помещает его на накрытый стол.
— Свечи пока не зажигаем. — Элинор воздевает взгляд к потолку: сверху слышны возня и вой. — Бог знает, что может случиться. Пожара нам не хватало.
— Ему сделан укол, — говорит Листер.
— Не подействовал пока, — объясняет Элоиз.
— Вернемся в маленькую комнатку, — говорит ей Листер. — Невесте полагается войти потом, потом она и войдет.
Возня наверху продолжается, сопровождаясь упорным стуком.
— Это ветер? Или это он? — спрашивает Элинор. — Или это ставни?
— И то и другое может быть, — важно вслушавшись, решает Пабло.
— Пойду-ка помогу. — И дюжий Адриан бросается вон из гостиной и вверх по лестнице.
Снова Элоиз стоит с Листером в дверях между прихожей и гостиной, откуда он отдает последние указания.
— Севрские вазы отодвинуть — убрать от греха подальше. Айрин, зачем такая короткая юбка, ты на церемонии.
Элоиз говорит:
— Айрин любит ноги показывать. А чего такого?
— Ей больше нечего показывать, — замечает Кловис.
— Идет! — шепчет Айрин.
Ветер свистит над домом, гремят отставшие ставни, снова собирается гроза. По лестнице тяжко спускаются шаги, и сопровождающие их звуки по мере приближения все более напоминают рев трубящей сбор трубы.
Мистер Сэмюэл входит с фотоаппаратом. Следом входит мистер Макгир с магнитофоном, ставит его под углом к комнате, выключает лампу, высвободив розетку, включает свой аппарат. Пробует его, потом придвигает стул и, сложив руки, ждет.
Шаги и трубный рев все ниже низвергаются по лестнице, и Пабло ставит на патефон пластинку с довольным видом, хотя и без улыбки. Это новая обработка «Зеленых рукавов» [10], быстрый темп которой с первых тактов сулит нечто головокружительное, буйное.
— Не так громко, — просит его преподобие, но просьба не услышана в дверях прихожей, где Пабло поместил свой патефон рядом с Листером и Элоиз.
— Потише, — велит Листер.
Пабло приглушает звук.
— Мне это представляется не вполне уместным, но приходится мириться, — говорит его преподобие, а тем временем в гостиную входят Адриан и сестра Бартон, вместе ведя того, кто с чердака. Сразу видно, что пациент трубит и воет, выражая радость, а отнюдь не боль, ибо улыбка не сходит с его лица, большие глаза сияют от восторга.
Листер, поддерживая Элоиз, медленно выступает жениху навстречу.
— Ну и шуму от него, — говорит Элоиз.
— Понадобилось бы восемьдесят два инструмента для вашего свадебного марша, — говорит Листер, — иначе не услышать.
Мгновенная вспышка молнии в окне и грохот грома как бы скрепляют эту мысль.
Восторженный идиотский взгляд сперва падает на Айрин. Жених испускает ликующее ржание сквозь большие зубы, трясет волнистой белой гривой. Темно-красный вельветовый комбинезон от паха и до шеи застегнут на застежку-молнию. У шеи она закреплена крошечным замочком, очевидно, позаимствованным для этой цели у одного из элегантных саквояжей баронессы Клопшток. Рядом, одной рукой с силой обхватив его за шею, другой вцепившись ему в плечо, стоит юная сиделка, от юности которой, впрочем, мало проку. Адриан, вопросительно подняв брови, тоже его держит.
— Мальчик мой, — говорит его преподобие тому, кто с чердака, стряхивающему санитаров с могучих плеч.
Другие слуги пятятся, Адриан следует их примеру. Элинор озирается на открытую дверь и отодвигается к ней поближе.
— Оживленный супруг, — замечает Листер. — Сестра Бартон, постарайтесь держать его покрепче. Это в его жизни волнующий момент.
9
Вальденсы— религиозное движение, начавшееся еще в XII в., названное по имени Вальда, купца, отказавшегося от всех своих богатств и призывавшего к евангельской простоте. Католическая церковь преследовала вальденсов, однако это движение оказалось весьма живучим и широко распространилось по Европе.
10
Популярная народная баллада времен королевы Елизаветы I.