На публику

— Какой же он тогда педик, если плачет из-за девушки?

— Был бы не педик, так и вообще бы не ревел.

Июньским вечером Тревор Ломас вошел неверной лунатической поступью в танцевальный зал Финдлейтера и огляделся по сторонам в поисках Бьюти. Паркет был искусно выложен и тщательно отполирован. Бледно-розовые стены светились изнутри. Бьюти стояла в женской половине зала и обменивалась замечаниями с несколькими очень одинаковыми и очень пестрыми девицами. Их поведение было тщательно отработано с учетом обстановки: говоря между собой, они не особенно улыбались и почти не слушали друг друга. Если приближался кавалер, любая девушка преспокойно могла оборвать фразу на полуслове и с улыбкой вся устремлялась к нему навстречу.

Большинство мужчин, по всей видимости, не вполне пробудились от глубокого сна; полузакрыв глаза, они одурманенно скользили по направлению к своим избранницам. Такой подход к делу явно нравился девушкам. Само приглашение к танцу обычно выражалось жестом: кавалер еле заметно мотал головой в сторону танцующих. В ответ на это девушка, подергавшись в знак покорности, плыла на зов в объятия партнера.

Тревор Ломас отошел от правил настолько, что выразил Бьюти свою волю посредством рта, который он, впрочем, приоткрыл не более чем на шестнадцатую часть дюйма.

— Пойдем поизвиваемся, змейка, — процедил он через образовавшуюся щель.

В залах Финдлейтера не танцевали буйный рок: здесь культивировался свинг, ча-ча и тому подобное. Бьюти извивалась с полным знанием дела. Особенно талантливо она трясла плечами и выпячивала животик; Тревор же слегка двигал коленями. Дугал, который в это время вошел в зал с белокурой Элен, оглядел публику с одобрением.

Во время следующего танца — полшага вперед, поклон, полшага назад, поклон — Бьюти стрельнула глазами в сторону обращенного лицом к танцующим дирижера джаз-банда, бледного юнца с тонкой шеей, которая колыхалась в просторном воротнике небесно-голубой курточки. Уловив взгляд Бьюти, он быстро поднял и опустил брови. Тревор посмотрел через плечо на юнца, который уже повернулся к джазу и чуть помахивал музыкантам расслабленными кистями рук. Тревор спросил одними губами: «Дружка завела?»

— Какого дружка?

Тревор коротко указал макушкой на дирижера джаз-банда.

Бьюти отрицательно содрогнулась в ритме танца.

Дугал танцевал с Элен. Он отпустил ее, высоко подпрыгнул, потом сгорбился; руки его болтались, как подвешенные. Он уперся левой рукой в бок и поднял правую, а его ноги выделывали яростные движения буйной шотландской пляски — пятка к щиколотке, потом к колену. Элен скорчилась от смеха и никак не могла выпрямиться. Парочки, танцевавшие возле них, останавливались, как будто у них кончился завод, и обступали Дугала. Высокий плотный мужчина в вечернем туалете пробрался к джаз-банду: он что-то сказал дирижеру, тот повел глазами на толпу вокруг Дугала и сделал джазу знак остановиться.

— Ух! — крикнул Дугал, когда музыка прекратилась.

Кругом стояли гомон и хохот. Говорили все примерно одно и то же. Одни говорили: «Поменьше страсти, ишь разошелся», другие: «Нельзя этого допускать», третьи: «Парень гвоздь. Не лезьте к нему». Кое-кто хлопал в ладоши и говорил: «А ну давай». Высокий плотный распорядитель подошел к Дугалу и сказал ему, сияя от радости: «Очень здорово, сынок, только больше, пожалуйста, не надо».

— Вам что, не нравятся шотландские танцы? — спросил Дугал.

Распорядитель просиял и отошел. Джаз-банд начал играть. Дугал, а за ним и Элен покинули зал. Вскоре он снова появился, волоча за собой Элен, которая тянула его обратно. Но он врезался в толпу танцующих с крышкой от урны, раздобытой на заднем дворе. Он положил крышку вверх дном на пол, уселся в нее, скрестив ноги, и начал, как лодочник в утлом челне, бороться с волнами. Музыка смолкла, но никто этого не заметил из-за суматошного хора веселых, протестующих, ободряющих и сердитых возгласов. Танцоры постепенно столпились вокруг Дугала, который исполнял воинственный зулусский танец, потрясая крышкой, как щитом.

Два вестиндца из толпы запротестовали:

— Брось, малый.

— Нечего нас оскорблять, малый.

Но два других длинных, черных до блеска танцора подбадривали его, присев на корточки и отчаянно хлопая. Им вторили их курчавые спутницы, хохот которых перекрывал все остальные звуки. Смеясь, они вращали верхней частью тела, вращались их плечи, головы и глаза.

Дугал поклонился чернокожим девушкам.

Затем Дугал сел на пол и стуком тамтама начал созывать племя. Он вскочил и с крышкой на голове стал меланхолически пережевывать рис, превратившись в китайского кули. Он зажал крышку между коленями, склонился к раме велосипеда и принялся бешеными рывками гнать его в гору. Он превратился в старуху под зонтиком; он качался на крышке и с копьем охотился за рыбой с борта своего каноэ; он крутил руль на автогонках; он использовал свою крышку на все лады и наконец подпер эту крышку от урны своим искривленным плечом и, одной рукой ударяя в тарелки, другой вяло дирижировал невидимым оркестром, явив зрителям вытянутую унылую физиономию дирижера джаз-банда.

Все так же сияя, распорядитель протиснулся сквозь толпу. Не переставая сиять, он разъяснил, что крышка царапает и пачкает пол зала и что Дугалу лучше будет покинуть помещение. Он подхватил под локоть Дугала, который прижимал к себе свою крышку.

— Не распускайте руки! — закричала Элен. — Не видите разве, что он покалеченный?

Дугал высвободил локоть из руки распорядителя и сам взял его под локоть.

— Скажите мне, — сказал Дугал, выталкивая распорядителя за дверь, — у вас есть роковой недостаток?

— Это лучший танцевальный зал на весь юг Лондона, и нечего нам тут на полу гадить, понятно? Пришли в кабаре — так и соблюдайте.

— Будьте так любезны, — сказал Дугал, — накрыть этой вот крышкой вон ту урну, а я пока пойду посмотрю, что делается в зале.

Позади него стояла Элен. «Пойдем поскачем, леопарда», — сказал Дугал, и скоро они затесались в самую гущу танцующих.

Мимо двигались Тревор и Бьюти. Тревор разглядывал Дугала из-под прикрытых век, многозначительно поджав губы.

— Как животик, бегемотик? — спросил у него Дугал.

Извивающаяся Бьюти издала переливчатый смешок.

Когда они снова поравнялись, Тревор сказал Дугалу:

— Кружевная сморкалочка при тебе?

Дугал подставил ему ножку. Тревор чуть не упал. Оркестр заиграл государственный гимн. Тревор сказал:

— Такому кособокому, как ты, надо плечо поддомкрачивать.

— Имей уважение к государственному гимну, — сказала Бьюти. Ее глаза были устремлены на дирижера джаз-банда, который, повернувшись лицом к залу, повел бровями в ее сторону.

— Повидаемся в парке, — сказал Дугал.

Элен сказала:

— Ну да, еще чего. Ты меня проводишь домой.

Тревор сказал:

— Вы, девочки, пойдете домой на пару. У меня в парке дельце с одной крысой.

Некоторые посетители, покидая зал, кричали Дугалу через головы слова благодарности, как-то: «Вот уж спасибо за представление» и «Отлично работаешь, мальчик».

Дугал отвечал поклонами.

По пути к дамскому гардеробу Бьюти чуть замешкалась, прежде чем встать в очередь. Дирижер джаз-банда прошел мимо нее и слегка пошевелил надменными губами. Стоявший рядом Тревор расслышал: «Пойдем пошалим, овечка».

Бьюти показала глазами на Тревора, и тот заметил это.

— Она сейчас пойдет прямо домой, — сказал Тревор в нос, стоя лицом к лицу с дирижером. Он подтолкнул Бьюти по направлению к очереди.

Бьюти тут же снова повернулась к дирижеру джаз-банда.

— Ни одному мужчине не позволяется, — сказала она Тревору, — хватать меня руками.

Дирижер джаз-банда поднял и скорбно опустил брови.

— Пойдешь со мной, — сказал ей Тревор.

— У тебя же, по-моему, дельце в парке?

— Подождет, — сказал Тревор.

Бьюти достала из сумочки зеркальце и старательно подкрасила губы, вертя бронзовой головкой из стороны в сторону. Глаза ее тем временем следили за удаляющимся дирижером джаз-банда.