Миллионы Марко Поло

— Да, Марко Поло, — сказал он с самой любезной своей улыбкой. — А знаете ли вы, сударыня, как прозвали Марко Поло в его родном городе? «Мессер Милионе», господин Миллион — люди считали, что он слишком неосторожно обходится с цифрами. Если вы надолго задержитесь в Амстердаме, может, и вас станут называть «Монна Милионе», — я имею в виду господина Хейвелинка и других ваших мучителей.

Она беззаботно рассмеялась.

— Так или иначе, кто-то счел меня достаточно богатой, чтобы взломать дверь моего номера, — сказала она. — Как раз вчера, вернувшись в отель, я обнаружила, что в мое отсутствие кто-то побывал у меня и перерыл все мои бумаги. Некоторые из них исчезли. Я пыталась уверить администратора, что это были ценные бумаги и отель отвечает за понесенные мной убытки, но администратор не обратил на мои слова ни малейшего внимания. Понимаете, я надеялась таким образом взыскать с них деньги. Однако ничего не вышло!

— Но милая юная дама, — огорченно сказал доктор. — Как же вы тогда, скажите на милость… как же вы думаете… Не могут же вас выкинуть на улицу без вещей… Позвольте мне сделать все, что я…

Он смущенно заморгал. Она с улыбкой прервала его запинающуюся речь.

— Вы — прелесть! — сказала она. — Но не беспокойтесь. Когда речь идет лишь о деньгах, все всегда улаживается! Это было любимое присловье моего отца, и я убедилась, что оно справедливо. Только не надо волноваться. Если волнуешься, все идет кувырком!

— Но, — снова начал доктор, — вы же сказали, что послезавтра…

— Что самое позднее послезавтра меня вышлют, совершенно верно. Вот поэтому вы и увидите — послезавтра что-нибудь случится! Так бывает всегда.

— Но… — в третий раз начал доктор.

— Вы слишкомлюбопытны, — сказала она. — Но раз уж вы хотите знать, я написала кое-кому из тех, кто был должен моему отцу. Мой отец, как только у него заводились деньги, раздавал их в долг направо и налево. А я оказалась такой мелочной, что в последние годы его жизни стала записывать, кто ему сколько должен. Кстати, этот список был одной из тех бумаг, что у меня украли. Но вор просчитался. У меня есть дубликат! Еще задолго до послезавтрашнего дня я получу от кого-нибудь деньги, вот увидите.

Она улыбнулась. Доктор недоверчиво покачал головой. И вдруг он вспомнил то, о чем едва не забыл, — договор с астрологом. Циммертюр подробно рассказал о нем своей гостье и дал ей адрес синьора Донати. Она широко открыла глаза.

— Астролог! Но у меня нет денег, чтобы ему заплатить.

— Не беда! Это будет за мой счет. Это входит в наше с ним соглашение.

— Астролог! Как интересно! — повторила она, и доктор почувствовал, как что-то кольнуло его в грудь, где до сей минуты царила полнейшая гармония.

— Так или иначе, я не могу отнимать у вас целый день, не имея возможности заплатить вам гонорар! Спасибо, господин доктор, и если случайно вы когда-нибудь найдете объяснение моему сну, то…

— Прежде чем вы уйдете, — перебил ее Циммертюр, — я хочу задать вам последний вопрос. — И увидев, что она невольно отшатнулась, словно боялась, что начнется новое дознание, поспешил добавить: — Вопрос самый невинный. Есть ли у вас какая-нибудь идиосинкразия? Есть ли что-нибудь такое, чего вы совершенно не переносите, но не можете разумно объяснить, чем вызвано такое отвращение?

Поразмыслив несколько секунд, она рассмеялась.

— Есть, — признала она. — Такая вещь есть.

— Что же это такое? — сдавленным от волнения голосом спросил доктор.

— Узнайте же мою тайну! — сказала она. — Ни за какие блага в мире я не могу заставить себя съесть Стра… Эльзасский паштет из гусиной печенки.

Доктор смерил гостью внимательным взглядом. Сомнений не было, она не шутила. Наконец она кивнула доктору в знак прощания.

— Спасибо за информацию, — сказал доктор, провожая ее до двери. — Вот как… Значит, вы не переносите… Спасибо!

Глава третья

Немного размышлений и три отъезда

Сновидение — это ночной сторож, оно охраняет наш сон. Голод, жажда и желания, которые мучают нас, словно по волшебству утоляются по знаку сновидения. Неприятные воспоминания, которые всплывают из прошлого, оно в мгновение ока облачает в изысканные праздничные или фантастические карнавальные одежды. Сновидение — это великий визирь, который заботится о том, чтобы султан отдохнул от государственных забот. Сновидение — это в одном лице дух лампы и дух кольца.

Но отчего же нас иногда мучают ночные кошмары? Отчего мы просыпаемся в поту, с бьющимся сердцем и с горестным воплем?

Наука отвечает и на этот вопрос.

Кошмарный сон, сколь бы кошмарным он ни был, не так страшен, каким было бы наше чувство, загляни мы в самые глубины своего существа. Если великому визирю и не удается превратить всех порабощенных и ропщущих рабов в склоненных в поклоне придворных, ему по крайней мере удается набросить покрывало на их наготу. Мы смутно чувствуем, что таится под покрывалом, и терзаемся, пока продолжает свою скачку кошмар. Но рвется покрывало очень редко, может быть даже никогда, а если это вот-вот должно случиться, что делает великий визирь, у которого нет другого способа уберечь наше лживое величество от лицезрения назойливых правдолюбцев? Он будит нас! Мы переносимся в крепость, где мы царствуем, обладая (пока мы здоровы) почти безграничной властью, — переносимся к нашему «сознательному я». Проснувшись с криком, мы говорим:

— Слава Богу, это был только сон.

Великий визирь исполнил свой долг. Но как все слуги абсолютных монархов, он простер свое усердие слишком далеко. Потому что мысли, которые прячутся за мучительным сновидением, никуда не делись. Лживое величество, «сознательное я», знает это, но вместо того чтобы прислушаться к этим мыслям, старается отяготить их церемониями. Наши навязчивые представления нуждаются в навязанных церемониях, чтобы кроющееся под покровом таинственное и пугающее Нечто не могло показать своего лица! И все же самым лучшим для нас было бы посмотреть правде в глаза. В тот же самый миг таинственное Нечто превратилось бы в ничто, страх исчез бы — так ребенок перестает бояться темноты, когда зажигают свет.

Что означал ее страшный сон?

Доктор Циммертюр решил, что самое лучшее отправиться во второй половине дня в погребок Белдемакера и там за бутылкой вина поразмышлять над этим вопросом. Объяснения, которые ему дала гостья, были слишком неполны и кратки для того, чтобы сразу во всем разобраться; рассчитывать на ее дальнейшую помощь было нельзя, да и на гонорар едва ли можно было рассчитывать. И все-таки доктор продолжал размышлять над проблемой.

Его заинтересовали два обстоятельства. Первое: почему сон всплыл опять после долгих лет перерыва? Во-вторых: была ли какая-нибудь связь между ее ночным кошмаром и тем единственным, неприятным для нее «навязчивым представлением», которое она осознавала.

Как опытный ученый, доктор догадывался о некоторых причинах, которыми, вероятно, можно было объяснить первое обстоятельство. Но второе ставило его в тупик. Именно над этим вопросом он и раздумывал, когда перед ним внезапно возник еще один, совершенно новый вопрос: как ее, собственно, зовут и кто она такая?

Как ни смешно, он забыл спросить о ее имени. И как ни странно, она забыла его назвать.

Узнать его было проще простого. Она ведь жила в отеле «Европа», а доктор с давних пор знал портье этого отеля, и судя по всему, за один гульден тот охотно продаст все ее тайны.

Но доктор не хотел идти в гостиницу и расспрашивать портье. Не хотел, и все тут. Но почему?

Потому что доктор был любопытен как женщина, потому что он знал за собой это свойство и вот уже сорок лет вел со своим любопытством героическую борьбу!

Он допил вино и вышел из погребка. Погода неожиданно совершенно переменилась. Туман рассеялся, словно высосанный небесным пылесосом. С голубого зимнего неба, на котором не было ни облачка, сияло солнце, а под порывами северного ветра по воде в порту пробегала темно-синяя рябь. Но вдоль каналов уже протянулась звонкая бахрома новорожденных обломков льда.