Смерть раньше смерти

Конец эпохи, подумалось Яуберту. Успех не спугнул хищницу смерть, ей наплевать на эгоизм и тщеславие.

Телефон стоял на столе в приемной. Яуберт полистал блокнот, нашел телефон Анны Босхофф, набрал номер.

Она ответила сразу:

— Анна Босхофф слушает.

— Это Матт Яуберт.

— Мэттью! Как я рада слышать ваш голос! Но по телефону он по–прежнему кажется старым. Вы еще живы, Мэттью? Когда вы ко мне приедете?

— Мне передали…

— И вы сразу перезвонили! Быстрота, с какой действуют сотрудники полиции, позволяет чувствовать себя в безопасности. Мэттью, я звоню насчет медиума. Мадам Джослин Лоу. Надеюсь, ее «старый друг» — не вы?

— «Старый друг»?

— Вы что, газет не читаете?

— Доктор Босхофф, в настоящее время я занят расследованием убийства.

— Анна.

— Анна, ваш усыновленный гомосексуалист, выходец из среднего класса, сегодня убил очередную жертву. — Яуберт намеренно подчеркнуто назвал доктора по имени, но Анна Босхофф не отреагировала.

Услышав новость, она присвистнула.

— Он набирает обороты!

— Набирает обороты?

— Вы заметили, что почти всегда повторяете за мной конец фразы? Да, он набирает обороты. Прошло всего три дня после убийства Макдоналда, Мэттью. Промежутки времени между убийствами все время сокращаются. Сейчас, погодите… — Яуберт услышал шелест бумаги. — Между первым и вторым прошла неделя. Почти неделя, если считать первым днем день убийства. Третьего убили через четыре дня. Еще четыре дня — Макдоналд. И всего три дня до сегодняшнего. Понедельник, вторник, среда. Или два, если не считать понедельника.

— Верно.

— Мэттью, он больной. Он очень серьезно болен. Не отдает себе отчета в своих поступках. Ему нужна помощь. Картина меняется. Придется опять покопаться в учебниках. Скажите, убитый — снова гомосексуалист?

— Убитый — Оливер Нинабер.

— «Король парикмахеров»?

— Он самый.

Анна Босхофф снова присвистнула.

— Мэттью, он не был геем.

— Не был. Но откуда вы знаете?

— Я знаю мужчин, Мэттью. Нинабер точно не был голубым. Сразу видно.

— Мне надо идти.

— Сначала расскажите о медиуме. В интервью «Таймс» она заявляет следующее… — Снова шелест бумаг. — «Скажем, я приехала помочь старому другу. Человеку, связанному с расследованием». О ком она говорит — о вас?

— Нет.

— Приятно слышать. Мэттью. Но должна вас предупредить. С медиумами и им подобными будьте осторожны. Они как десантники. В свое время их изучал Мартин Рейзер из Калифорнии. Вы должны знать, что он говорит: «Главное, все они очень, очень плохо…»

В дверях показался Геррит Сниман; очевидно, он очень спешил.

— Мне правда пора, — сказал Яуберт. — Но я ценю вашу…

— Надеюсь, не только на словах, Мэттью, — сказала Анна Босхофф и повесила трубку.

Труп Нинабера перевернули на спину. На груди расплылось огромное красное пятно; в дорогом галстуке виднелась аккуратная дыра.

— Нет, фамильные драгоценности уцелели, — слегка разочарованно сказал О'Грейди, откусывая очередной кусочек нуги.

— Но тут определенно поработал наш маньяк с маузером. Представление продолжается.

— Да, как говорят любители оперы, пока поет толстуха, представление продолжается.

Неожиданно Яуберта осенило. Он знает, куда пригласить Ханну Нортир!

— Капитан, кейс заперт, — сказал сидящий на корточках Сниман.

— Пусть эксперты снимут с него отпечатки, а потом везите его в отдел. Ван Девентер откроет его своими отмычками.

— Ему понравится, — заметил О'Грейди.

— Есть, капитан!

Яуберт вышел на лестницу. Следом за ним спускались О'Грейди, Петерсен и Лау. Он шагал легко. Потому что знал, куда пригласит Ханну Нортир.

33

Грабителю льстили клички, какими награждали его журналисты. В англоязычных изданиях его называли Хамелеоном, в выходящем на африкаансе «Бюргере» окрестили Солнышком. Но, прочитав последние номера газет, он расстроился. Все решили, будто он — маньяк с маузером! А тем временем невинный пожилой фермер оказался в больнице с простреленным плечом, потому что некстати назвал «солнышком» кассиршу.

Насилие и тем более убийство претили грабителю. И лишняя огласка была совсем ни к чему. Он ведь хотел всего лишь… впрочем, теперь это уже не важно. Сейчас нужно лишь одно: как–то поправить положение.

Вот почему сегодня он решил ограбить другой банк. В «Премьере» стало слишком опасно. Кстати, что понадобилось не в меру ретивому констеблю в отделении Премьер–банка в районе Тейгерберг? Может, полиция раскинула сети? У капитана–толстяка, выступавшего по телевизору, вид был какой–то рассеянный, но ведь стать капитаном полиции не так просто.

Хамелеон не может допустить, чтобы его поймали. Нужно только исправить ошибки. И ждать, пока шумиха уляжется.

Сегодня утром он был бизнесменом: бородатым, усатым бизнесменом в черном парике, одетым в темно–серый дорогой костюм с белой рубашкой и сине–оранжевым галстуком. Он зашел в филиал Банка Южной Африки в Сомерсет–Уэсте, подальше от своих обычных «точек». И направился прямо к кассирше, коротышке среднего возраста. Из кармана он извлек белый конверт.

— Доброе утро, солнышко! — сухо поздоровался он.

— Доброе утро, сэр. — Кассирша улыбнулась. — Поосторожнее с этим словом, оно доведет вас до беды! — Она была спокойна и ничего не заподозрила.

— Как так?

— Помните человека, который грабит Премьер–банк? Чем я могу вам помочь?

— Что вы думаете о грабителе?

— Говорят, он и есть маньяк с маузером. Надеюсь, его пристрелят до того, как еще кто–то пострадает.

— Газетчики врут, — сердито заявил грабитель. — Ты меня поняла? Они врут!

— Что, сэр?

«Бизнесмен» отогнул левую полу пиджака.

— По–твоему, он похож на маузер?

Кассирша, широко раскрыв глаза, смотрела на торчащий из–под пиджака черный пистолет.

— Мне нужны банкноты по пятьдесят рандов. И давайте обойдемся без тревожной кнопки.

Кассирша торопливо закивала:

— Хорошо, хорошо, сэр, вы только не волнуйтесь.

— Это ты не волнуйся.

Она вынула из кассы пачки пятидесятирандовых купюр и выложила их на стойку.

— Положи в мешок, тупица!

Его резкость испугала кассиршу. Грабитель придвинул к ней конверт:

— Передай в полицию. Капитану Матту Яуберту.

— Хорошо, сэр.

— Какими духами ты душишься?

— «Шанель номер пять».

— Воняют просто отвратительно. — Грабитель схватил мешок и направился к двери.

Яуберт стоял у окна в кабинете покойного Оливера Нинабера и смотрел на расстилающуюся внизу панораму: Кейп–Флэтс, горы… Но он вовсе не любовался видами. Он совсем выдохся после общения с Антуанеттой Нинабер.

Сначала они вернулись в отдел убийств и ограблений, чтобы известить де Вита. Полковник улыбнулся и позвонил начальнику уголовного розыска. Потом они поехали к Нинаберу домой и позвонили в дверь.

Узнав о гибели мужа, красавица блондинка осела на пол — осела и пронзительно завопила:

— Нет, нет, нет!!!

От ее воплей раскалывалась голова.

Яуберт нагнулся и положил ей руку на плечо, но Антуанетта Нинабер рывком отбросила ее. Лицо красавицы исказилось от горя. Она вскочила и обеими руками толкнула его в грудь. Она выпихивала его за порог, на улицу, не переставая вопить и завывать. Яуберт, Петерсен, Лау и О'Грейди некоторое время постояли за дверью, из–за которой слышались нескончаемые вопли.

— Вызовите врача и какую–нибудь сотрудницу–женщину, — распорядился Яуберт, снова открывая дверь. — Тони, пошли со мной.

В прихожей стояла горничная.

— Я звоню в полицию, — заявила она.

— Мы и есть полиция.

Чернокожая горничная произнесла что–то на языке коса. Яуберт ее не понял.

— Мистер Нинабер умер, — сказал он.

Горничная заахала и запричитала на родном языке.

— Помогите нам успокоить ее. — Яуберт жестом показал в направлении, откуда слышались крики.

Они нашли хозяйку дома в спальне, на полу. К груди она прижимала фотографию мужа в рамке. Антуанетта Нинабер не слышала, как они вошли, и не догадывалась о присутствии посторонних. Она продолжала истерически рыдать и плакать.