Цирк в шкатулке

Пусть висит, решил Марик. Вместо меня тут поселится какой-нибудь другой мальчик, и ему будет очень неприятно видеть пятно на обоях. Пусть смотрит на зайцев, пусть они тоже понравятся ему.

Еще Марик подумал, что госпожа Гертруда, не обнаружив его утром за завтраком, начнет волноваться и искать пропавшего воспитанника. Поэтому надо написать записку — такую, чтобы никто не спохватился раньше времени. «Я решил немного прогуляться перед первым уроком, а потом сразу пойти в школу», — написал Марик на листе, вырванном из тетради по математике. Подумав, Марик приписал: «Я хочу подумать на свежем воздухе над решением задач № 328 и 329».

Надо было решить вопрос с одеждой. Дело в том, что на всех Мариковых вещах стоял небольшой серый штампик: «Приют „Яблоня“». На кроссовках, рюкзаке и джинсах Марик зачеркал штампик шариковой ручкой — так, что он стал почти неразличим. Что касается футболки, то там штампик стоял на подоле. И Марик, недолго думая, просто отрезал край футболки ножницами — она стала от этого короче, но это было неважно.

Потом Марик со всеми предосторожностями пробрался на кухню. Там было еще тихо, начищенные кастрюли выстроились в ряду стены, белые одинаковые фаянсовые тарелки горкой стояли на столе. Марик, ежась от холода, которым тянуло из приоткрытой форточки, вытащил из-под полотенца, прикрывающего хлебный поднос, два куска слегка зачерствевшего вчерашнего хлеба, посолил и завернул их в льняную салфетку.

Можно идти.

Вдоль стены приюта Марик прокрался, пригибаясь, а от угла припустил во весь дух.

Он не знал, каким именно образом попадет в цирк. Вдруг его не пропустят дальше первого фургона? И как он уговорит артистов, чтоб они взяли его с собой? Но, к счастью, путь Марика на пустырь, где был раскинут цирковой шатер, лежал через центральный сквер. И там мальчик увидел ослика с цирковой тележкой. Решение было принято. Марик спрячется в тележке и будет там жить, а потом цирк уедет и увезет его с собой.

Удивительно, но так и вышло.

И вот теперь Марик был сыт и кругом был цирк, а не опостылевший приют.

Осталось только найти клоуна.

Глава седьмая

Про то, как Марик услышал первую в жизни колыбельную, а господин директор узнал, что мадемуазель Казимира умеет петь

Есть такие дети, у которых нет родителей. Ну и, разумеется, есть такие взрослые, у которых нет детей.

У господина директора никогда не было своих детей. Честно говоря, он был совсем не уверен, что умеет с ними обращаться. Вот потому-то появление в цирке Марика привело его в такое замешательство. Директор понимал, что просто так оставить ничейного маленького мальчика в цирке он не может. Да, пожалуй, и не хочет. Надо выяснить, чей это мальчик, кто его ищет и куда его вернуть.

После того как Марик пообедал, господин директор собрался с духом и попытался с ним поговорить.

Марик сперва молчал, а потом нехотя ответил, что он сам по себе мальчик, никто его не ищет.

— Можно, я побуду у вас? Я все буду делать, вы не думайте, я буду очень полезным человеком. Я умею и полы мыть, и подметать, и выколачивать пыль, и я могу кормить животных, и все, что скажете. — Тут Марик хотел еще прибавить про бутерброды с огурцом и колбасой, но спохватился и решил приберечь этот аргумент на будущее.

Однако перечень талантов и умений Марика почему-то не впечатлил господина директора. Он по-прежнему смотрел на мальчика с сомнением.

— А где ты жил раньше? — Господин директор окинул Марика внимательным взглядом, и многое подсказало ему, что мальчик явно не был бродяжкой: уши и шея сияли чистотой, ногти аккуратно подстрижены, а румянец на щеках свидетельствовал о том, что мальчик питался три раза в день, причем вполне сносно.

— Жил? Там… — Марик неопределенно махнул рукой, — в одном месте. Но родителей у меня нет, и я все равно никому не нужен.

Директор с сомнением покачал головой. Так не бывает, чтобы чистенькие, прилично одетые мальчики были никому не нужны.

Однако сейчас ничего не поделать: не оставишь же мальчика посреди дороги. И назад тоже не повернешь.

— Ладно, — вздохнул господин директор. — Пока поедешь с нами, а как доберемся до столицы…

При этих словах Марик прикусил нижнюю губу и умоляюще глянул на господина директора.

— Кхм… — От расстроенного взгляда мальчика директор смешался и поспешил добавить: — Словом, доберемся до столицы — а там будет видно. Зовут-то тебя как?

— Марик… то есть Марк, — торопливо уточнил Марик.

— Залезай в первый фургон, Марик, поехали, — вздохнул директор. — Я думаю, что мадемуазель Казимира уже приготовила тебе там местечко, она любит детей. И не забудь поздороваться с Аделаидой Душкой, это наша самая умная лошадь. Все остальные лошади просто тянут фургоны и не отличаются особыми талантами. Но Аделаида — артистка. На досуге побеседуй с ней, это не повредит твоему кругозору.

Итак, четыре дня путешествия — это повод отложить решение судьбы Марика. В столице наверняка есть департамент опеки, пусть они и занимаются ребенком. А чтобы он не грустил, пожалуй, стоит дать ему билет на первое представление цирка в столице. Да-да, кивнул сам себе господин директор, билет в цирк утешит любого мальчика. Не бывает у детей таких горестей, которые бы не забывались во время циркового представления.

Господин директор не знал, что сам Марик возвращаться никуда не собирался. Конечно, нехорошо было так убежать, госпожа Гертруда волнуется и ищет его, но позже можно будет позвонить ей и сказать, что он жив и здоров. Вряд ли она сильно скучает по нему, в приюте «Яблоня» осталось еще пятеро сирот, Гертруде вполне есть чем заняться.

Весь следующий день Марик очень старался быть полезным. Он перезнакомился со всеми и весь день был чем-то занят, хоть в дороге дел было и немного: помогал Рио-Рите мыть посуду после завтрака и обеда, под руководством мадемуазель Казимиры вычесал специальной щеткой волнистую белую шерсть Китценьки, посмотрел, как Хоп обматывает ярко-красным шнуром старые кольца, и попытался сам обмотать одно, почистил щеткой волшебную шляпу Иогансона (осторожно придерживая ее пальцами за тулью, чтобы оттуда не посыпались ленты и кролики), а Флик и Фляк во время привала почти совсем уже научили его стоять на голове — честное слово, он уже почти без поддержки стоял, целых две секунды стоял!

Господин директор полагал, что мальчик весь день будет тихо сидеть в уголке первого фургона и глазеть по сторонам. Но Марик там и не появлялся, предпочитая перелезать из фургона в фургон. К вечеру он сел в тележку Филиппа. Марик примостился там на передней скамеечке, держась за края и ойкая, когда тележку подбрасывало на ухабах. И всю дорогу мальчик и обычно малоразговорчивый ослик беседовали о том о сем, причем было слышно, как они вместе смеются над чем-то.

Подумайте только: прошел всего день, а к Марику все незаметно для себя привыкли. Пожалуй, только Китценька относилась к нему настороженно — она не могла забыть, как он покусился на сохранность ее косточки, и, пока мальчик чесал ее шерсть, недовольно морщилась и сдержанно молчала. Но Китценька была справедливая и незлопамятная собачка, и мадемуазель Казимира не сомневалась, что недоразумение с косточкой скоро выветрится из ее головы.

Сам Марик, подружившись со всеми, сторонился господина директора. Ему казалось, чем меньше он будет попадаться тому на глаза, тем вероятнее, что господин директор забудет выяснить, откуда сбежал неожиданный попутчик. А там пройдет время, и все привыкнут, что в цирке «Каруселли» живет мальчик Марик девяти лет, и если Гертруда заявит на него права, то его никто не захочет отдавать. Полезными и смышлеными мальчиками не разбрасываются.

Вечер второго дня застал цирк «Каруселли» у сосновой рощи.

Господин директор перед тем, как лечь спать, обошел всех, чтобы проверить, все ли в порядке, и пожелать спокойной ночи. Первый фургон стоял чуть поодаль от всех остальных. Там ночевала мадемуазель Казимира (предполагалось, что в первом фургоне ночует еще и Рита, но наездница любила спать на свежем воздухе, укладываясь на Душкину попону).

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.