Дежурный ангел

И в приличные морозы машина заводилась одним поворотом ключа, а в это утро - даже с каким-то присущим живому существу вожделением. Они еще не успели выехать из двора, как Андрей с Ларисой переплелись на заднем сидении в долгом поцелуе, предполагающем их полное отсутствие в окружающей действительности. Зачем тогда поехали? Михаил решил не смотреть в зеркало заднего вида, но несколько озлобился, нога невольно придавила педаль газа. Лена на соседнем сидении ойкнула, но больше это походило не на испуг, а на подначку. Короткая юбка и телесного цвета колготки, подчеркивающие длину и стройность ног, падающие на них через верхний люк снежинки - куда ехать?! Приехали...

Улицы были пусты, как марсианские каналы. Переулки кончались, не успевая начаться. Дворники с трудом разгоняли снегопад на лобовом стекле. Красная японская пуля по имени «Celica», заправленная русским адреналином, «Сибирской короной», и смятением чувств, неслась к сердцу города, рассчитывая пробить его навылет, чтобы широкой аортой проспекта уйти в сторону окружающего жилые массивы леса. Эх, катались раньше на тройках да в санях, а тут ревут под тобой сто девяносто лошадей, и уже как в анекдоте: «Я слишком быстро еду? Нет, вы слишком низко летите».

Ноги и глаза Лены, разрез джемпера, где глубоко и часто вздымалась аккуратная и красивая грудь, закручивающийся спиралями снег и растворяющийся в нем свет фонарей, мерцание приборной доски... И вышедшая из рассветной мглы на дорогу фигура старушки - светло-серое в свете фонаря пальто и пуховый платок.

Михаил увидел ее слишком поздно. И снег, поднявшийся волной до самого бампера, не сократил самый длинный в жизни Михаила тормозной путь. Нажимая короткими движениями на тормоз, он осторожно выворачивал руль, выигрывая у пространства хоть какие-то сантиметры, но последние метры машина снижала скорость уже боком, шла к цели задним правым колесом.

А старушка, как завороженная, замерев с прижатой ко рту вязаной варежкой, ждала. Косоглазая, злая с виду «Toyota» пренебрежительно ударила пожилую женщину красным, дразнящим едущих за ним водителей задом, отбросив ее на несколько метров. Лена вскрикнула, на заднем сидении прервался без звука поцелуй. У Михаила подпрыгнуло и остановилось на мгновение сердце.

- Жми на газ! Дергаем отсюда! - крикнул с заднего сидения Андрей, на что Михаил только зло зыркнул в зеркало и дрожащей рукой открыл дверцу.

Как в триллере, в тихую ночь ворвался ветер, утробно загудел вдоль улиц и, разбрасывая рыхлый белый прах, стал биться в темные глазницы окон, стекла витрин и двери подъездов.

Старушка была жива. Михаил опустился рядом с ней на колени и прерывающимся голосом позвал:

- Бабушка...

Она открыла глаза и стала шептать сквозь рваное, неровное дыхание.

- Ты не виноват, не виноват ты...

- Бабушка, простите меня...

- Господь простит. Ты не виноват, а то они поломают тебе жизнь-то. Я сама, дура старая, на дорогу выскочила. По сторонам не смотрела... Ты не говори им...

- Скорую! Вон автомат! - крикнул Михаил Лене, которая все же решилась выйти из машины и теперь стояла в нескольких шагах, боясь подойти ближе.

- Быстрее!!! - Михаил крикнул с такой силой, что замер даже ветер. Лена очнулась, бросилась к телефону-автомату.

Старушка то замолкала, то снова начинала шептать. Минуты неповоротливыми валунами падали одна на другую, секунды стучали в висках.

- Я-то пожила уже... А тебе жить надо... За меня и помолиться некому будет. Ой, больно чего-то в груди, дышать больно...

- Бабушка, вы молчите, силы берегите, я боюсь вас на своей машине в больницу везти, вдруг вас трогать нельзя, носилки надо.

Михаил стянул с себя «аляску» и укрыл женщину. Та шепотом запричитала:

- Чего ты?.. Простудишься сам...

Скорая «примчалась» минут через двадцать, из кабины вышел подчеркнуто нерасторопный доктор и, увидев лежащую на земле пожилую женщину, почему-то спросил:

- Милицию, ГАИ вызвали?

- Нет, - удивленно взглянул на него Михаил.

- Бабушка, ноги чувствуете, - соизволил наклониться к пострадавшей врач.

- Не знаю, сынок, не знаю... Ты вот что, главное, ты запомни и милиции обязательно подтверди, парень этот не виноват, я сама неосторожно на дорогу вышла.

- Щас, фельдшер носилки подаст...

- Да ты главное-то запомни, а то если я вдруг не смогу потом сказать, свидетелем будь. Парню-то чтоб жизнь не сломали!

- Хорошо, хорошо, бабушка, сейчас мы вас аккуратно на носилки положим, а потом в больничку поедем.

- Да уж лучше сразу на кладбище, мне уж пора давно... - и замолчала, дыхание становилось тише.

Рядом ударил колокол. В Никольской церкви. Гул первого удара словно стряхнул с неба последние снежинки. Снегопад прекратился. Замер ветер.

- К заутрене хотела... - прошептала старушка, когда носилки ставили в кабину «неотложки».

Под благовест гаишники пытались найти и измерить тормозной путь. Негромко и неуместно матерились. Михаил сидел на водительском сидении боком, свесив ноги на улицу: подбородок на кулаках, локти на коленях. В глазах - бездна пустоты. У него что-то спрашивали, он отвечал невпопад, гаишники злились, пытались его растормошить, Андрей с Ларисой извинились, по-тихому поймали такси и уехали, Лена мерзла где-то рядом, но он не ощущал ее присутствия. Низкое небо остановилось над перекрестком, кто-то сверху смотрел в этот бетонно-кирпичный прицел, в центре которого замерла красная машина, похожая на монстра из иностранного мультфильма.

Самым удивительным оказалось то, что тест на алкоголь был отрицательным.

* * *

Старушка умерла в больнице через неделю. За эти дни Михаил, носивший ей фрукты и соки, узнал, что звали ее Антонина Павловна, что мужа и двух сыновей она потеряла на Великой войне, что с тех пор жила одна, как перст, и последнее, что связывало ее с этим да и с тем миром, была маленькая церковь.

До последнего своего дня, оставаясь в сознании, Антонина Павловна донимала докторов и приходивших к ней следователей упрямым враньем о невиновности Михаила. Ей никто не верил, задавали вопросы с подковырками, но старушка злилась, обижалась, требовала бумагу, чтобы парня «не замаяли», и периодически впадала в беспамятство, выходя из которого первым делом требовала: «Парня не трогайте! Сама перед его красной машиной, слепошарая, выскочила...» И парня не замаяли. А он часами сидел в коридоре все с тем же пустым взглядом, и легче ему не становилось. Хотел было напиться, но водка не пошла, почувствовал в ней какой-то сернистый привкус, будто кто добавил в нее сероводорода. Купил другую бутылку - то же самое. И вылил обе в унитаз.

Андрей с Ларисой на похороны не пошли. Были только несколько старушек из храма, что шептали молитвы да косились, кто с неприязнью, а кто с пониманием, на молодого парня в джинсах и свитере, что сидел за поминальным столом, не решаясь притронуться к блинам или кутье. Лена пришла ненадолго, побыла для приличия, шепнула несколько слов ни о чем на ухо, повздыхала в тон старушкам, полистала альбом с фотографиями и удалилась, не рассчитывая вызволить за собой Михаила. Что тут скажешь: всем хочется быть подальше от смерти, потому как собственная кажется если и не невозможной, то, во всяком случае, маловероятной в данный проживаемый отрезок времени.

Одна из бабулек подсела к Михаилу и тихо посоветовала:

- Ты, паря, сходи на исповедь к отцу Михаилу. К нам, в Никольскую. А то ведь поедом себя съешь. Нельзя так. Сходи-сходи. Ему все расскажи, и на душе увидишь как легче станет.

- Машину, что ли, разбить? - спросил пустоту Михаил.

- Нет, ты наперво сходи, батюшка наш, тезка твой, он душу читать умеет.

Дома Михаил прочитал в отцовских книгах об исповеди, об епитимьи. Он мог часами лежать на кожаном диване, глядя в одну точку на потолке, и точка эта проецировалась куда-то в космическое пространство и витала там вопросом о смысле жизни, который, в свою очередь, распрямлялся в восклицательный знак, следующий за криком: «Жизнь - нелепость какая-то»! Никак не получалось хоть немного убедить себя в невиновности, хоть часть вины свалить на свою кампанию, и не получалось это именно потому, что невиновным его назвала сама Антонина Павловна. Грубый реализм ситуации дополнился тем, что в один из дней к Михаилу явился Андрей и попытался его «успокоить»: ничего, мол, страшного не произошло, есть такие перекрестки, на которых две прямые обязательно пересекутся, и радуйся, что не ребенок выскочил под машину, а бабуля, которой прогулы на кладбище ставили... «Она не выскочила, потому что бабуля», - ответил Михаил, отвернувшись к стене, - не нашел в себе сил послать друга подальше вместе с его демагогией. Тот же, в конце концов, успокаивать и сочувствовать пришел, облегчить страдания, подвести под научную основу оправдание ошибки.