Дежурный ангел

- Помогите!.. - это больше походило на крик шепотом.

За локоть его взяла молодая испуганная девушка, готовая в любую минуту расплакаться от отчаяния.

- Помогите, - повторила она, видимо, заметив, как медленно «въезжает» в окружающую реальность этот пожилой мужчина, - меня хотят ограбить...

- А милиция? - пришел в себя Илья Семенович.

- Что вы?! Какая милиция! Они же занимаются уже совершившимися преступлениями, а если я им скажу, что меня еще только хотят ограбить, они будут только смеяться да пошлют подальше.

Очень походило на правду.

- Да и купленные они здесь, - аргументировала дальше девушка, - все знают, что вокзальные «фараоны» заодно с бандитами, даже наводят сами. «Челночников» долбят. Милиция с этого процент имеет...

- Ну а чем я, собственно, могу помочь? Я, как видишь, милая, далеко не супермен.

- Ой, ну что вы! Я же вас не драться с ними прошу!

В таких случаях нормальный человек чувствует подвох и опасность сразу же, но она словно гипнотизировала Илью Семеновича своим липким шепотом. Да и воспитан Илья Семенович был в старых традициях, когда не принято было отказывать человеку в помощи, особенно если ему грозит опасность. Он даже четко и ярко помнил времена, когда прохожие на улицах не боялись подходить к хулиганам и делать им замечания. Нет, он прекрасно знал, как и насколько изменился мир с тех пор, но сам верил и другим говорил, что добрых людей на свете больше.

- Вы мне только сумки до вагона донесите. При вас они «наехать» не посмеют, а уж в вагоне - там я сама. - И все увлекала его с собой обратно к окнам, где выдавали багаж.

Сделав первый шаг вместе с девушкой, Илья Семенович уже не мог повернуть назад. Последние его подозрения развеялись, когда она достала свою квитанцию из своего паспорта и большой рыжий детина, неохотно отбросив карты и ругнувшись на «невовремя», проверил квитанцию и подал ей две большие клетчатые сумки, с которыми обычно промышляют «челночники».

Сумки оказались не очень тяжелые, хотя вид имели внушительный. «Тряпье», - невесело подумал Илья Семенович, а девушка уже задорно щебетала ему о Свердловске-Екатеринбурге, о каком-то еще Алапаевске, о тетке, которая вместо нее стоит на рынке, «а сама я в детском саду работаю», о спившемся муже...

Короче, все как полагается. Житье-бытье первому встречному, вагонному-ресторанному.

А когда выяснилось, что у них даже поезд один и вагоны рядом, девушка, назвавшаяся Мариной, уже как закадычного друга попросила Илью Семеновича подождать ее под табло, а она сходит и купит себе в «Роспечати» последний «Космополитен». С тем и растворилась в толпе. Семеныч даже сказать ничего не успел и через пару минут послушно занял место под табло, прижав свои и чужие сумки к парапету, на который присел и сам.

Вокруг сновали люди с чемоданами и сумками, бродили бомжи, выжидательно поглядывая на мужиков, утоляющих жажду пивом. Подумалось о пиве, потом о холодном шампанском. Следовало, наверное, взять пару бутылок, выпить с новой знакомой за возвращение. Но больше всего хотелось - на верхнюю полку купе и смотреть в окно...

- Да вот он!.. Вот же он! Даже не прячется! - Илья Семенович не подозревал, что эти слова могут быть обращены к нему. Дошло до него, только когда сухощавый милиционер ловко вывернул ему руку за спину и шепнул: «Двигай и не дергайся». Возражения застряли в горле Ильи Семеновича вместе с дикой болью. Еще через полминуты и вторая его рука присоединилась к первой, и за его спиной застегнулись наручники. Рядом с милиционером оказался еще какой-то верзила с нагловатой, пару дней не бритой рожей, а кричала «вот он» его новая знакомая, которую он только что хотел напоить шампанским.

- В чем дело-то? - наконец смог спросить Илья Семенович.

- Шагай! - подтолкнул его мент. - В отделении расскажешь.

Самым страшным для Ильи Семеновича было шагать сквозь толпу со скованными за спиной руками и ловить на себе любопытные и заранее ненавидящие взгляды добропорядочных граждан. А говорила когда-то мама: от тюрьмы да от сумы не зарекайся... А может, нет ничего верней, чем аксиома: беда не приходит одна?

В отделении - забегаловке из двух комнат и «обезьянника» - было душно, за столом чинно восседал лейтенант и только бросил на Илью Семеновича беглый взгляд, сразу же обратившись к Марине.

- Вы узнаете свои вещи, пострадавшая? Можете перечислить, что находится в сумках?

- Да там даже паспорт мой есть. А квитанция багажная, скорее всего, у него. Вы проверьте! Я как увидела, что он мои вещи получает, - сразу к вам, специально у дальнего окна караулила, как только поняла, что квитанцию украли. И деньги...

Илья Семенович уже все понял, но ему даже в голову не приходило, что он мог на это возразить. Квитанция действительно была в его кармане. Точнее, не квитанция, а какой-то счет, который выдали при получении. На хрена он сунул его в свой карман? Заговорила?

- Сообщники? - спросил сержант и подтвердил свой вопрос ударом дубинки по ногам.

Илья Семенович тут же осел на пол.

- Подожди, не налегай! - остановил замахнувшегося по второму разу сержанта лейтенант.

- Правовое государство, твою мать! - вдруг вырвалось у Ильи Семеновича.

Далее «дознавательно-следственная» машина раскручивалась по давно отработанному сценарию. «Актеры» даже не стеснялись фальшивить, ехидно улыбались, рылись в вещах и документах Ильи Семеновича. Небритый верзила оказался свидетелем, которого гражданка Лямкина (вот же фамилия!) успела пригласить, когда Савельев И. С. получал ее вещи из камеры хранения. Лейтенант с сержантом старательно нагнетали обстановку перечислением возможных сроков, которые Илья Семенович получит. Гражданка Лямкина стремительно списывала заявление, сержант то и дело тряс Семеныча за грудки, а лейтенант поминутно набирал номер, чтобы вызвать по телефону машину за Ильей Семеновичем. Но, видимо, там от веку было занято. По сценарию.

Кульминация «спектакля» наступила, когда составленный протокол подписывал осведомленный о даче ложных показаний свидетель. Верзила вдруг смягчился лицом, с явным сочувствием посмотрел на Илью Семеновича и дрогнувшим «от душевных переживаний» баском обратился к Марине Лямкиной:

- Слышь, девах, может, пожалеешь мужика? Сумки-то при тебе. Что ему теперь, за шмотки твои последние годы по зонам мотаться? Умрет ведь, блин... - Но самая существенная часть речи защитника прозвучала уже более весело: - А он тебе моральную компенсации оплатит? Правда, мужик?

- Это, конечно, ваше дело, гражданка Лямкина, - подыграл лейтенант, - хотя нам раскрытое преступление не помешало бы. Премии, награды.

Сержант ехидно хохотнул. А Марина с хорошо отыгранной ненавистью глянула на сидевшего на скамейке Илью Семеновича.

- Сколько? - дошло до Ильи Семеновича. Как сразу-то не догадался.

- А сколько у него там есть? - как бы без интереса полюбопытствовала гражданка Лямкина.

Это были деньги за дом и сад и добрая половина отпускных. Лейтенант назвал сумму так, будто он ежедневно получает такую в качестве административного штрафа с граждан, нарушающих общественный порядок. Таким же тоном Марина Лямкина запросила почти все, любезно оставляя Илье Семеновичу рублей триста на обратную дорогу.

- Дешево отделается, - решил лейтенант, - но дело ваше.

Прежде чем Савельеву дали уйти, лейтенант прочитал ему назидательную лекцию, завершавшуюся логичным предупреждением:

- Лучше тебе, дядя, больше к нам не попадать.

- Да я бы ему!.. - сержант, похоже, настолько поверил, что стоявший перед ним мужчина настоящий преступник, что готов был повторить в отношении него задержание бессчетное количество раз и даже применить пытки для установления справедливости.

Илья Семенович поспешно вышел в кишащее суетой чрево вокзала и двинулся в сторону перрона. За дверью, которую он только что захлопнул, раздался звонкий хохот Марины Лямкиной, да еще прокомментировал что-то лейтенант. Илья Семенович подумал вдруг пойти к окну выдачи багажа: может, тот бритоголовый парень подтвердит, что багаж они получали вместе с девушкой. Но горько усмехнулся над очередной своей наивностью. Никого там не найти, кроме очередного свидетеля его преступления. Да и вообще, мысли о мести очень быстро уступили желанию поскорее уйти, а обида почему-то была не на конкретных людей, а на всю матушку-Москву. Он и раньше-то считал, что Москва жрет чужие деньги. Нет, она слезам никогда не верила и не поверит, она верит деньгам.