Отражение

«А жена потом найдет меня уже в морге. Сердечный приступ на фоне прогрессирующего алкоголизма. Никто и не заметит. Зато я смогу заглянуть в это окно. Жену жаль... Очень...»

Глава десятая

ТЕНИ ДЕМИУРГА

1

Рыхлая масса президента, облаченная в шорты и майку, с непривычным стаканом минералки в руке говорила медленно, уже совсем по-брежневски. Разве что — внятно. Но, похоже, начиная высказывать мысль, президент к концу фразы плохо помнил, о чем он начал говорить. Поэтому он традиционно оканчивал ее каким-нибудь «надо решить проблему». Глядя на него ничегоневыражающим взглядом, Борис Леонидович Осинский испытывал легкое отвращение и жалость одновременно и вовсе не испытывал желания стать президентом. Зачем? Он хоть завтра сделает для страны нового всенародноизбранного. Вон он какой большой! Гора, которая ходит к Магомету! А в тени работается легче — голову не печет, и зад не потеет.

Осинскому не нравилось приходить на встречи с ним в элитный теннисный клуб. Заторможенный и напичканный медикаментами президент смотрелся здесь, как игрок инвалидной команды. Но что делать? Приходилось приходить сюда, потому как президент «играл» и играл. Хорошо, что еще среди западных политиков не принято резаться в свободное от одурачивания народов время в хоккей. Увидев президента на коньках, народ умер бы не от голода, а от смеха. И пока телохранители обоих трепались в сауне или у входа (кому как повезет), Осинский терпеливо выслушивал первую ракетку Кремля, выдавливающую из себя пожелания, касающиеся своего окружения. Хоть бы раз попросил чего-нибудь для народа!

Нет, каган забыл, как с просветленным лицом катался на троллейбусах и залазил на купленные Осинским броневики. Первые два года он был хорошим каганом, но потом начал уж слишком быстро деградировать. Знал бы он, что говорят о нем на улицах.

— ...Понимаишь, да?.. — и улыбочка, посвященная народу.

— Понимаю, — кивнул Осинский. — Что-то он там говорит про Чечню? Выкупить помощника? Ну так за это, батенька, платить надо. В том числе и сам Осинский от подобных операций имеет и процент и политический капитал. Да и рано еще. Пусть еще в горных аулах погостит. Местные нынче «особенно гостеприимны».

Глядя на этого президента, Осинский невольно вспоминал другого — бравого кавказца с кошачьими усиками. Надо же — поверил в свою звезду! Захотел поиграть в национально-освободительное движение. Ему даже свои говорили, что нельзя хозяину освобождаться от рабов. Заигрался генерал! Ну да ладно, мавр сделал свое дело, мавр может уйти. И этому пора на покой...

— Борис Леонидович, — шепнул охранник, протягивая телефонную трубку.

Раз потревожил — значит что-то важное. И удалился в подобострастном полупоклоне. Учил же: никаких льстивых рож, никакой челобитной азиатчины, вы — солидные люди, но вы — мои машины для убийства. Вы — внешняя оболочка моего тела, которую я питаю лучше, чем внутреннюю! Но нет-нет да бросят леща! Ладно уж...

Осинский, не торопясь, приложил трубку к уху, извинительно посмотрел на президента. Тот шмякнул двойным подбородком себя по груди: понял, разговаривай, мы тоже люди деловые.

— Борис Леонидович? — сказала трубка голосом Маккаферти. — Наш петушок попал в ощип.

— И где вы таких берете?!

— В штате Юта...

— Берите в другом штате в следующий раз! Но, как я понимаю, нас это устраивает?

— Вас, но мне бы хотелось получить пробы, я же здесь на работе.

— Это не проблема, генерал. Я вам обещаю. Мне же важно знать, что знают они! Особенно пошустрить местных. И как только все прояснится, не стоит задерживаться с планом Б.

— О'кей, — отозвалась трубка, и Осинский прервал связь.

2

Никогда Джеймс Маккаферти не пытался разгадать загадок русской души, но в последнее время часто задумывался, как можно их использовать. Чем дальше выполнялся план гениального Даллеса о победе доллара над Советами и над Россией в частности, тем больше приходилось думать в тайных коридорах Белого дома и Пентагона о том, как безболезненно удержать оголодавшего русского медведя на цепи. Но порой ситуация очень напоминала 1941 год, когда в сентябре на рабочих столах Гитлера и фон Браухича лежали сводки о том, что Красная Армия уже пять раз уничтожена. Скрупулезно изучавший военную историю Маккаферти даже помнил цифры русских потерь: 2,5 миллиона убитыми и ранеными, еще 2 миллиона в плену, 22 тысячи орудий и минометов, 18 тысяч танков, 14 тысяч самолетов...

Даже если данные эти завышены в два, пусть даже в три раза, никакая другая армия не смогла бы восполнить такие потери. Ален Даллес тоже знал эти данные и учитывал опыт не только 1941, но и 1812 и даже 1480! Поэтому и решил победить СССР изнутри, долларом. И вот снова ситуация напоминала сорок первый год: «Русский медведь был мертв, но не хотел ложиться». Так очень точно охарактеризовал ситуацию того, сорок первого, военный историк Алан Кларк. И в нынешнем «сорок первом» характеристика эта была не менее актуальна. Хотя правительство России давно уже капитулировало, еще при Горбачеве. Капитулировало даже перед малоразвитыми африканскими странами, где запросто издевались над российскими гражданами.

И если ко всему населению России Джеймс Олдридж Маккаферти относился с едва скрываемым пренебрежением, то, в свою очередь, генерал Маккаферти не переставал поражаться выносливости и покорности русских солдат. Их американские коллеги, сунь их в полыхающий Грозный, уже на второй день отказались бы воевать в таких условиях, то бишь просто помирать за Родину да еще и на Родине! Американцы отучились быть пушечным мясом. Да и попробуй их покормить так, как кормят нынче русских солдат! Только ветераны Вьетнама могли бы потягаться с ними в умении жить и воевать в жидкой холодной (или горячей) земляной жиже, умирать под обстрелом собственной артиллерии и авиации и, ненавидя тупоголовых министров обороны и штабистов, любить и ценить младших командиров. Ванька-взводный, кажется так их называют в России. Вот эти-то взводные ваньки и есть пока еще самая боевая сила этой армии. Только на их похудевших плечах еще болтается латаная-перелатаная форма...

А спецназовцы? Они безудержно гогочут, обсуждая новые голливудские боевики, где их лощеные киношные коллеги крушат всех и все, допуская самые грубейшие ошибки. Маккаферти был одним из немногих, кто мог сравнивать элитные подразделения разных стран. И мог сказать честно и точно: русские «альфы» значительно превосходили аналогичные отряды всех стран по выучке и смекалке. Даже после того, как лучшие бойцы покинули их либо в поисках лучшей доли, либо по идейным соображениям, не желая воевать против собственного народа и выполнять приказы полнейших баранов в военной форме. И ветераны эти в большинстве своем пополняли армию телохранителей и охранников таких, как Осинский. Многие из них считали, что там они смогут переждать сумасшествие власть предержащих. Но ожидание затянулось, а залезть по уши в грязь и выйти оттуда чистым невозможно.

Отправив Кляйна на задание, а, по сути, специально «засветив» его, Маккаферти последние дни вместе с бывшим российским майором из какой-то «Кобры», и фамилия у которого тоже была Кобрин, разрабатывал план нейтрализации жителей из маленького северного поселка Теулино. Он не без удовольствия наблюдал, как суровый и малоразговорчивый майор гоняет на подмосковном полигоне разношерстную армию Осинского, состоящую из бывших десантников, ветеранов Афганистана, Чечни и обычных уголовников. Для проведения операции они отобрали всего пятьдесят человек, которых считали лучшими. Майор планировал операцию так, чтобы обойтись без пальбы, но Маккаферти настоял, что одного человека следует нейтрализовать навсегда, ибо он начнет войну первым, как только команда на трех вертолетах коснется земли. Для выполнения этой миссии специально готовили двух киллеров. Но, кроме Семена Рогозина, у них была еще одна цель (лично от Осинского) — Николай Сергеевич Егоров, которого в народе звали дядей Колей. О чем не смог договориться банкир с главным сибирским бандитом Маккаферти не знал, да и не хотел вникать. У него было две своих цели, которых он собирался достигнуть одновременно. В отличие от Кляйна, генерал не знал русских пословиц, а значит, история с двумя зайцами ему была незнакома. Поэтому он кропотливо выполнял задание ЦРУ, подбираясь все ближе к истории нейролептонного оружия, доверив простоватому Кляйну только мизерную часть своих знаний и планов, а заодно преследовал свою цель — месть.