Вид из окна

— М-да… — Уайт раскрыл папку и достал оттуда ворох фотографий, разложив их веером на покрывале.

Истмен лениво, будто изображения его совсем не волнуют, порылся в солидной пачке, выбирая фотографии из стопки по наитию.

— Где это? Крым какой-нибудь?

— Нет, это Адриатика. Черногория.

— Нашли место. Там что, уже цивилизация?

— Там её никогда не будет. Но места красивые, а море чистое.

— Ты и там побывал, Колин?

— Интересы Её Величества на Балканах были всегда, и всегда сталкивались там с интересами России.

— И там у тебя тоже есть свои люди.

— Да, в основном албанцы. Они скупают землю поближе к морю.

Истмен изо всех сил старался сдержаться и сделать вид, что его мало трогают представленные его другом снимки. Вот по узкой улочке взявшись за руки, идут Вера и этот Словцов. Вера явно счастливая. На ней только просвечивающее парео, отчего её точёная фигура предстаёт во всём её умопомрачительном великолепии.

— Пригород Будвы… Они снимают там апартаменты. — Продолжал пояснять Колин.

Вот они целуются ранним утром на пляже. Никого ещё нет, только они. Явно встали пораньше, чтобы встретить рассвет у моря, чтобы никто не мешал. Интересно, сколько заплатил Колин фотографу-соглядатаю? Надо было не спать всю ночь, чтобы сделать этот снимок.

— Постельные сцены нужны? — робко, но ехидно спросил Уайт.

— Нет, и без них всё ясно.

— Джордж, надо возвращаться к прежней жизни. К прежней не в смысле твоего печального московского периода, к прежней — в смысле норовистого делового человека, каким я тебя знал до тех пор, пока ты не погрузился в эти сантименты.

— Чем он её взял? У него даже мускулатура хуже моей. Не спортивный…

— Джордж, ты забыл, она тебя похоронила…

— Ты хочешь сказать, что пора похоронить её?

— Джордж, это то, что ты хочешь услышать, а я тебе хочу сказать, что в мире проживает ещё три с лишним миллиарда женщин, и для человека с твоими возможностями можно просто пользоваться значительной частью из них. Пожалуй, столько, сколько ты вообще можешь гипотетически поиметь. Мне кажется, тебе надо просто расстаться с прошлым. Помахать ему рукой и помнить, что все привязанности любому человеку мешают оставаться самим собой.

— Я опоздал, — с нескрываемой горечью сказал Истмен. — Расстаться с прошлым? Его можно отстрелить, как использованную ступень космической ракеты.

— Э-э-э… — досадливо потянул Уайт, — космический челнок у тебя не получился…

— Я вижу, тебе просто не хочется выполнять эту работу, — Истмен продолжал смотреть на фотографии.

— Не вижу смысла, — вздохнул Уайт, — тем более, что при малейшем срыве, отклонении от траектории, всё будет указывать на тебя. У тебя есть гарантия, что госпожа Зарайская никому не рассказала о вашей встрече? И уж Словцов-то точно знает, откуда ветер дует.

— Всё, о чем ты говоришь, не имеет значения. Вот скажи мне, Колин, если бы у нас с тобой кто-то попытался забрать наши деньги, что бы ты сделал с такими людьми? И тем более с теми, кто уже забрал?

Уайт только вздохнул. Он заметил, что Джордж впал в ту степень упрямства, о принадлежности которой могут поспорить этнографы — кому она больше характерна: русским мужикам или английским джентльменам. Видимо поэтому у Истмена она имела двойную силу. А сейчас это состояние усугублялось состоянием чёрной меланхолии.

— Знаешь, Колин, она была на моих похоронах, а я на её похоронах не был. Она и так пережила меня на восемь лет. А возвращения моего не пожелала, — последнюю фразу он разбил по слогам, чтобы придать ей нужную увесистость, как в речи прокурора.

— Поставь себя на её место? — несмело попытался возразить Уайт.

— Я поставил её на её, а потом и на моё место, — выстрелил в него взглядом Истмен. — А сейчас я попытался вернуться на своё место, Колин! На своё! Понимаешь? А оно уже занято! За-ня-то! По-русски звучит, как ответ из туалетной кабинки. Ты хоть обделайся, но в кабинке кто-то есть, и он кричит тебе в ответ: за-ня-то. Ты что, Колин, хочешь, чтобы я остался на улице с полными штанами дерьма?!

— Ага, — отмахнулся Уайт, — надо вырвать дверцу и замочить гада, который мучается там со своим геморроем! Не проще под эту дверь нагадить?

— Ты уже пробовал…

— Видать, мало.

— Хватит, Колин, я как раз в Интернете, поэтому самое время отправить письма моему должнику.

— Не знаю, Джордж, мне кажется, всё это плохо кончится. Ты же знаешь, моя интуиция меня не подводила. Когда я тебе говорил не вкладывать деньги в оранжевых на Украине, ты мне поверил. Твой коллега до сих пор клянчит у них проценты. Вспомни, кто тебя предупредил, что Сорос готовит обвал?

— Колин, ты мне мешаешь сосредоточиться. Пусть твоя интуиция лучше подскажет, как нам присутствовать на экзекуции, дабы не вызвать подозрений.

— Ты ещё и этого хочешь? — искренне удивился Уайт. — Ну, может, ты хотя бы сменишь стрельбу на менее шумный яд?

— Мне надоели твои яномами! Нужен верняк!

— Верняк? — повторил за Истменом русское слово Уайт.

— Именно, верняк! Это значит стопроцентное попадание.

— Ты уверен в своём маэстро? Первый раз он уже допустил фальшь?

— Это было как раз то стечение обстоятельств, о котором ты мне рассказывал. Россия? Не так ли? Вот и надо успевать, пока они на территории Европы. Пусть и славянской, но всё-таки Европы.

— Может, лучше их выманить в Косово, и пусть их там пристрелят, как возможных террористов солдаты Кейфор или прирежут албанцы, как возможных агентов эфэсбэ?

— Колин! — чуть не разнёс клавиатуру ноутбука Истмен. — Может, ещё одну революцию в России организовать, чтобы всё выглядело естественно?

— А что, — насупился Уайт, — ради того, чтобы избавиться от семьи Романовых, Европа и Америка такой спектакль разыграли.

— Угу, — снова вернулся к тексту Истмен, — и это обошлось вам куда как дороже. Особенно, когда танки дядюшки Джо топтали берлинские улицы, а советские ракеты принюхивались своими боеголовками и к Лондону и к Вашингтону…

— Ну да, — согласился наконец-то Уайт, взвесив аргументы своего хозяина и друга.

Истмен небрежно бросил одну из фотографий в маленький сканер рядом с ноутбуком и поставил точку в письме Справедливому, затем ещё раз перечитал текст:

«В связи со значительными скидками в начале сезона, предлагаем вам посетить виллу на берегу Адриатического моря в Черногории, наша кампания гарантирует вам комфортный отдых; проживание будет зарезервировано и оплачено, оплата проезда на месте. В аэропорту Тиват вас будут ждать все необходимые бумаги. Обратите внимание, русских туристов температура моря 18 градусов по Цельсию не пугает, и они открывают купальный сезон в апреле. См. фото».

Завершив работу, он повернулся к своему другу лицом:

— Колин, а тебе придётся поставить точку в этом печальном деле.

— Ты хочешь, чтобы я убрал стрелка? Против существующих правил?

— Выигрывает тот, кто придумывает правила. Мне ли тебе об этом говорить, Колин.

— Ты ему не доверяешь?

— Ты научил меня не доверять никому. И… если тебе не хочется делать эту работу… можно нанять… какой-нибудь албанец сделает это за копейки, особенно если рассказать ему на какой стороне сражался этот человек во время перманентных югославских войн. Таким образом, мы окончательно запутаем следы.

— Да какие следы, Джордж! С точки зрения Интерпола в этой песне у нас нет мотива! Успокойся, пальну я в твоего исполнителя. Всего и дел-то…

5

Получив письмо, Справедливый долго и внимательно рассматривал фотографию, где внешне беззаботные Павел и Вера стояли по колено в воде. За их спинами угадывался остров Святого Стефана. Справедливый помнил это место. Там он залечивал раны в начале девяностых после справедливой войны, в которой сражался на стороне сербов. Потом справедливых войн не было, и он начал маленькую свою… За деньги. За их деньги!

Он часто задумывался над тем, почему его ещё не накрыли, не поймали и не закрыли. Только ли благодаря профессиональному чутью, звериным инстинктам и почти экстрасенсорной интуиции? Или — потому что его боялись все, с кем он, так или иначе, соприкасался? Но благодаря последнему у него, если не прибавилось врагов, то не осталось и друзей. В итоге ему начинало казаться, что кто-то свыше ведёт его по краю пропасти через затейливые смертоносные траектории чужих интересов и страстей. Для чего? Вот этот вопрос можно было задавать небу сколь угодно долго. Оставалось полагать — ради того, чтобы совершить нечто более важное, чем всё происшедшее до сих пор. И теперь он позволил себе думать, что Павел и Вера — это как раз одно из этих событий. Из тех — ради чего.