Вид из окна

У Веры, напротив, всё шло по графику. Правда, взятую на прокат «Шкоду» пришлось бросить на одной из улиц из-за отсутствия опыта вождения по узким улочкам и отсутствия соблюдения правил движения на таких улочках. Нет, конечно, правила действовали, но какие-то неписаные, известные только чехам. После того, как один из местных водителей, напомнил ей, что русские умеют ездить по Праге только на танках, Вера сдалась. Далее перемещалась на метро и трамваях. Так — на «девятке» доехала до Национального театра, построенного в девятнадцатом веке на народные деньги. Потому и написано было на нём золотыми буквами: «Народ — себе». На скольких зданиях в России можно было бы разместить такие надписи? Рядом высился бетонно-стеклянный куб современного театра, построенного к столетию данного рода искусства в Праге. Совсем рядом — несла свои мутные воды Влтава… Вниз по течению она впадала в Лабу, именуемую от границы с Германией Эльбой, на которой жили когда-то полабские славяне.

Напротив тетра находилось культовое кафе «Славия». Там была назначена первая встреча, к которой Вера специально не готовилась, но, тем не менее, была нимало удивлена, увидев за одним из столиков Мизгулина с огромной кружкой пива в руке.

— Дима! Ты?!

Дмитрий Александрович с улыбкой поднялся из-за стола и галантно поцеловал Веру в щеку.

— Я же обещал, что лично проконтролирую результат. Ну, и дела у меня здесь, в филиале… Здесь всё, что ты просила, — протянул конверт.

Вера распечатала его и начала внимательно просматривать бумаги, метнула на стол пластиковые карты. От этого занятия её отвлёк услужливый официант, для которого она ограничилась одним словом «кофе», после чего он удалился с немного разочарованной, но тренированной улыбкой.

— Это даже больше, чем я ожидала… — немного растерянно оценила содержимое конверта Вера.

— Если будут вопросы, ты знаешь, куда и к кому обращаться. Могу я чем-то ещё помочь?

— Спасибо! Этого вполне достаточно. Не ожидала. Особенно — увидеть тебя собственной персоной. А действительно, что ты делаешь в Праге?

— Ну видишь же. Пью пиво. Говорят, почки прочищает.

— Кроме шуток, как ты всё успеваешь?

— В смысле, всё выпивать? Наливаю чаще.

— Ну ты же понял: я имею в виду кучу обязанностей, которые ты тянешь: бизнес, депутатство… И ещё стихи… Как ты всё успеваешь?

— А я всё не успеваю, Вера, — немного грустно, но честно ответил Дмитрий Александрович.

— Я тут… Короче, я прочитала твою книгу стихов. Насколько хватает моего вкуса в поэзии — мне очень понравилось. Ты много пишешь о Боге. И о человеке, который к Нему идёт… Я хотела спросить… — Вера немного замялась, пытаясь совладать с внутренними противоречиями и страхом, которые её вдруг охватили. — Мне сейчас предстоит нелёгкая и очень непростая встреча с прошлым… Нет, я не об этом… Правда ли, что Господь может простить даже убийство? Достаточно искренне покаяться?.. Как-то получается легко и просто…

— Вера, а ты живи легко и просто, — ответил поэт и с удовольствием отхлебнул большой глоток пива.

Минуту они молчали. Затем Вера вдруг вспомнила:

— Знаешь, Павел начал писать роман обо всём, что с нами произошло, но сказал, что продолжать не будет. Жалко, если его наброски пропадут. Есть дискета…

— Передай мне. Думаю, у меня есть один друг, который смог бы что-нибудь сделать.

— Имена изменишь?

— Все, кроме своего, — с улыбкой ответил Дмитрий Александрович.

2

Главная встреча этого дня предстояла Вере на Карловой площади. Вера пришла туда на полчаса раньше, чтобы внимательно осмотреться и максимально избежать любых непредвиденных ситуаций. От грядущей встречи её немного знобило, приходилось то и дело унимать лёгкий мандраж в руках. Даже захотелось закурить.

Площадь больше походила на луг. Вера вспомнила ещё покрытые талым снегом и настом улицы сибирских городов, глядя на светло-зелёную, ровную, прямо-таки цивилизованную траву на аккуратных газонах. Ярко представила, как летом на этих газонах валяются беспечные пражане, читая газеты, играя с детьми, слушая музыку, да просто спят. В центре площади находился фонтан, к коему сходились пешеходные дорожки. Дойдя до фонтана, она осмотрелась: Новоместская ратуша, построенная ещё при Карле IV, церковь Святого Игнатия Лойолы и самый чудной — розовый дом доктора Фауста, овеянный городскими легендами и преданиями. Где там дыра в крыше, через которую Мефистофель забрал доктора Фауста по истечении их договора?

— Вера? — окликнувший её голос был и знакомым и неожиданным, заставившим вздрогнуть всем телом.

Она оглянулась. Всё-таки ему удалось подойти незамеченным. Ещё бы: за столько лет он уже научился быть тенью. Вера стояла в нерешительности, внимательно рассматривая Георгия Зарайского или Джорджа Истмена.

— Я так понимаю, ты не испытываешь желания броситься мужу в объятья? — он говорил с заметным акцентом, что ещё больше настораживало, добавляло напряжения.

— Своего мужа я похоронила почти восемь лет назад, — твёрдо и сразу ответила Вера, стараясь сохранить спокойствие и ничем не выдать волнения, от которого кружилась голова.

— Я не мог по-другому…

— Ты даже говоришь с акцентом.

— Все эти годы я принципиально не разговаривал на родном языке, и теперь сам не знаю, какой мне роднее.

— А ещё чего ты не знаешь? Не знаешь, к примеру, что пережили все твои близкие?.. На что ты заставил меня пойти?..

— Вера, ты думаешь, мне было легко?

— Вот в этом-то и вся загвоздка: ты только и знаешь, как тяжело было тебе. Остальные — не в счет. И теперь ты воскрес, чтобы вернуть себе утраченное прошлое.

— Я вернулся, чтобы создать заслуженное будущее. Ты права, я совершил немало ошибок, но через всё я пронёс главное — любовь к тебе, чего ты, похоже, сделать не смогла или не захотела.

— Имеешь ли ты право говорить об этом?

— Хорошо… пусть не имею. Но я не оставил тебя ни с чем! Я ни о ком не забывал все эти годы! Любая малейшая опасность в сторону моих близких пресекалась… Сразу и неотвратимо! Я был счастлив, когда мой отец и твоя мать… нашли друг друга… Думаешь, только благодаря твоим мужественным действиям конкуренты оставили в покое твою, или мою (?), московскую собственность?

Вера смутилась. Георгий, похоже, пристально следил за каждым их шагом, каждым днём жизни.

— Я понимаю, что Георгия Зарайского не вернуть. Но гражданин Великобритании Джордж Истмен делает вам предложение, Вера Сергеевна… Несмотря на то, что вы увлекаетесь… филологическими и бесперспективными бомжами…

«Не смей», — хотела сказать Вера, но не смогла вставить слово, напор Георгия продолжался:

— Соединив наши капиталы, мы теперь можем начать совершенно новую жизнь, Вера. То, из-за чего мы так долго страдали, то, за что боролись, теперь достигнуто.

— Я пожалела, — наконец заговорила Вера, — что потратила лучшую часть своей жизни на зарабатывание денег и… создание образа честной вдовы!

— Ты никак не можешь оставить в покое могилы! Посмотри — вот — я перед тобой, живой и полный сил! Ты прямо, как отец…

— Что?! — вскинулись брови Веры, и привычная плавная речь превратилась в секущее лезвие: — И здесь ты?! Михал Иваныч — твоя вина?! Инфаркт — потому что увидеть наяву погибшего сына?.. — и снова поплыла, но уже в равнодушной безысходности: — Господи… А мама гадала, почему его железный организм вдруг дал сбой?.. Видишь, Георгий, живой ты приносишь больше страданий и боли…

— Мне — что — покончить с собой?! Откуда мне было знать, что вы все так мне рады? Знаешь, о чем сказал отец в последние секунды своей жизни?! Он сожалел, что у него не хватает духу быть Тарасом Бульбой, потому что его сын трус и предатель! — на протяжении всего разговора это был единственный момент, когда Джордж Истмен позволил себе повысить голос.

— Скажи мне ещё одну вещь, — задумчиво попросила Вера, — а кто умер тогда, вместо тебя?..

— Это важно? И это важно? Nobody! — сорвался он, путая языки! Настоящий никто!