Жан Жорес

Жорес страстно мечтает о пролетарской революции. Он считает, что она должна быть неизмеримо гуманнее, неизмеримо демократичнее революции буржуазной. Поэтому он сообщает о всех жестокостях революции, каждый раз стремясь выяснить, в какой степени эта жестокость была необходимой. Он отвергает насилие не только из-за его глубоко варварской сущности. Он высказывает мысль, что насилие в ходе революции может затем породить а тиранию: «Сила даже на службе свободы родит и размножает только силу».

Но Жорес допускал и даже решительно оправдывал насильственные революционные меры, когда они совершенно необходимы и неизбежны. «Кратковременное насилие освободительного часа лишь устраняет медленное и темное насилие веков». Жорес не столько порицает, сколько одобряет мужественную политику Робеспьера, легендарную политику террора, которая оттолкнула от него даже многих революционеров доследующих эпох. Тот, кто внимательно дочитает «Историю» Жореса, не сможет не признать, что по своим убеждениям Жорес был революционером.

Но его революционность носила порой какой-то абстрактно-романтический характер; он не понимал, что революцию надо готовить терпеливо, упорно воспитывая революционное сознание пролетариата. Насильственная революция казалась ему тем крайним, тяжелым, мучительным процессом, который лучше всего было бы заменить более легким, удобным, гуманным путем борьбы. Его, как и многих французских социалистов, удручал тяжелый исторический опыт французского пролетариата. Несколько раз — в 1830, 1848, 1871 годах — он брался за оружие и терпел поражения. Поэтому практически Жорес предпочитал мирные формы борьбы, несмотря на свои революционные идеалы.

Как раз в это время Жорес поддерживает участие социалиста в буржуазном правительстве, поддерживает это правительство и утверждает, что социализм будет постепенно и законно установлен с помощью реформ. Социалисты многих стран считали его реформистом, а не революционером.

Но Жорес не соглашался с этим обвинением. Он утверждал, что именно его политика ведет к социалистической революции. В конце 1901 года Шарль Пеги предложил Жоресу опубликовать сборник его статей по вопросам социалистической тактики. Жорес согласился и написал специальное предисловие, в котором он выразил свое отношение к марксистской идее социалистической революции. При этом он подчеркнул, что его статьи лишь «подготовительные эскизы к более обширному, систематическому и полнее обоснованному труду, в котором я постараюсь в точности определить, что именно представляет собой социализм в начале XX века, выяснить сущность, тактику и программу его».

К сожалению, Жорес не успел выполнить и это намерение. Но в своем предисловии он все же изложил интересные соображения по поводу политики социалистической партии. Он рассматривает там, насколько идеи Маркса и Энгельса о революционной тактике, которые они изложили в «Коммунистическом манифесте», применимы во Франции и в других западных странах. Жорес полностью принимает основные идеи «Манифеста». «Слава Маркса, — пишет он, — в том, что он самым точным и решительным образом положил конец всему, что в рабочем движении было эмпирического, а в идее социализма — утопического… Он вложил идею в движение и движением одухотворил жизнь пролетариата, осуществив таким образом практическое применение социалистической мысли».

Но он думал, что тактика, которую за полвека до этого предлагали Маркс и Энгельс в «Коммунистическом манифесте», устарела. А они считали, что в ходе буржуазно-демократических революций пролетариат должен активно выступить и превратить эту революцию в социалистическую. Однако во Франции давно произошла буржуазно-демократическая революция. Поэтому такая тактика уже не имела реальных основ, считал Жорес. Да и в прошлом она ни разу не привела к успеху.

Он отвергает и другой вариант, согласно которому пролетариат, доведенный буржуазией до того, что он уже не будет иметь минимальных средств к жизни, неминуемо восстанет. Жорес не видел такой возможности, поскольку он считал, что закон абсолютного обнищания в действительности не действует постоянно, что положение рабочего класса все же улучшается, что он добивается если не роста, то до крайней мере сохранения своего жизненного уровня.

Жорес полагает, что социалистическая революция может произойти только тогда, когда большинство населения страны сознательно выступит за нее. Он отвергал идею насильственной революции, в которой меньшинство установило бы внезапным выступлением свою диктатуру над большинством населения. Главный принцип революции, по Жоресу, — соблюдение демократии.

Каким же образом может произойти социалистическая революция? Вот, но мнению Жореса, ее реальный путь: «В настоящее время пролетариат подготовляет, распространяет, организует свою революцию открыто, на широком поле, предоставляемом ему демократическими законами и всеобщим избирательным правом. К такой именно систематической революционной деятельности, прямой и законной, призвал европейский пролетариат Энгельс в последние годы жизни в известных своих словах, которыми «Коммунистический манифест» фактически отодвигался в область прошлого».

Отсюда и вытекала, вся политическая линия Жореса, связанная, в частности, с казусом Мильерана. Он считал, что для насильственной революции сейчас просто нет реальных условии, а ее цели могут быть достигнуты другими, более гуманными и удобными средствами, что удастся обойтись без насилия, жестокости и без какого бы то ни было даже временного отказа от демократии, требования которой были для него высшим законом. Можно не сомневаться, что в иной исторической обстановке Жорес, человек мужественный и смелый, стал бы революционером и на практике. Он никогда полностью не исключал, что может внезапно возникнуть непредвиденная ситуация жестокой революционной схватки, вызванной насилием буржуазии. И он не намеревался остаться от нее в стороне. Например, в 1895 году, призывая рабочих Кармо не поддаваться на полицейские провокации, он писал им: «Выжидайте спокойно неизбежного дня революции и знайте, что если я стараюсь предохранить ваших борцов от ненужных страданий и нужных вашим врагам преследований, то я буду среди вас в первых рядах в дни серьезных и решительных битв».

Но, не желая сидеть сложа руки в ожидании этих битв, Жорес свои усилии сосредоточил на борьбе за частичные реформы. Правда, добиваясь социальных реформ, он стремился не упускать из виду конечную цель — социализм. Этим он отличался от Бернштейна и других ревизионистов, которые, по существу, отказывались от этой конечной цели. Но независимо от субъективных намерений Жореса его реформистская политика не только не вела к революции, но, напротив, иногда уводила от нее. Рабочему классу действия Жореса внушали мысль, что он добьется социализма и без насильственной революции, Социалистическая партия превращалась не в боевую революционную организацию пролетариата, а в рыхлую федерацию, придаток парламентской фракции, предназначенную лишь для пропаганды и выборов. Классовые противоречия затушевывались, буржуазное влияние распространялось на рабочих. Вслед за Жоресом многие социалисты стали верить в то, что буржуазия в конце концов отдаст им власть. А буржуазия в лице Вальдек-Руссо и ему подобных, давая им призрак власти, тем самым использовала заблуждения Жореса, чтобы предотвращать революцию, ослаблять социалистическое движение. Все это было результатом того, что, отбрасывая кое-что действительно устаревшее в тактических предложениях Маркса и Энгельса, Жорес иногда заодно уходил и от революционной сущности марксизма, от классовой оценки буржуазной республики и демократии. Но это не было только личной, субъективной виной Жореса; он выражал реальную французскую историческую традицию. Рабочие Франции были глубоко привязаны к республиканской и демократической форме государства. Они привыкли защищать республику от монархистов и реакционеров в союзе с буржуазными демократами. Поэтому им трудно было усвоить идею независимой классовой политики и классового понятия государства. Жорес в этом смысле выражал не сильные, а слабые стороны французского рабочего движения.