Олег Антонов

Но почти таким же чудачеством считали «истинные» планеристы опыты Сергея Павловича с ракетными двигателями на планерах.

«Работают считанные секунды, а горючего жрут прорву. Нам нужны маленькие сверхэкономичные моторы. Право, ракеты планеристу ни к чему».

Позже, когда Антонова по окончании Политехнического института назначили в Москву и он попал под одну крышу с ГИРДом, он не раз наблюдал полеты королевских реактивных планеров на подмосковной станции Пионерская.

Смотрел. Удивлялся. И еще не понимал, что через десятилетия «чудаческие» эти полеты откроют дорогу в космос.

«Сергей Павлович отнесся тогда к убирающемуся шасси с иронией, и в этом он ошибся. Зато нам, молодым конструкторам, и в голову не приходило, что реактивный двигатель в его руках сделает возможным выход за пределы земной атмосферы, достижение планет, покорение космоса.

Мы видели только одно: большой, внушавший нам страх, расход горючего. Теперь-то мы знаем, что эмоции и догадки полезны в самом начале всякого большого дела. Потом для успеха нужны расчеты, а в конце — холодный ум, точные действия и железный порядок».

Этими качествами обладали оба конструктора. И они победили — каждый в своем…

Перед глазами Антонова прошла потом вся жизнь Сергея Павловича Королева. Не мог не знать Антонов и о том, как был впоследствии репрессирован Королев и отправлен в далекие лагеря Магадана, на Колыму.

Что он думал, узнав об этом? Какие мысли овладевали им при виде катастрофического падения своего друга?

Об этом мы уже никогда не узнаем. Но он видел и расцвет космических достижений засекреченного Королева, известного под ничего не говорящим именем Главный.

Вызволенный Туполевым из лагерей, Королев создал эпоху в завоевании космоса так же, как и Антонов создал эпоху в мировом развитии сверхтяжелой авиации.

Как говорится, каждому свое.

Но эти два человека — Валерий Чкалов и Сергей Королев, люди одержимые, каждый в своей области, навсегда сохранились в памяти Олега Константиновича Антонова.

Всадники ветра — назвал он их однажды, а ведь лучше не скажешь. Два гиганта жили и творили рядом с ним, постоянно являя собою пример предельной «самоотдачи» любимому делу.

ДВОЕ В «ЗВЕЗДНОМ ПОДВАЛЕ»

Итак, Ленинград позади. Закончен институт, с которым так много было связано в последние годы напряженной жизнедеятельности Олега.

Двадцатипятилетний конструктор (подумать только!) получает назначение на должность «главного» в Москву, в конструкторское бюро планерного завода. Он будет проектировать легкокрылые машины, а завод будет выпускать их в массовом порядке.

Завода, впрочем, еще нет. Он только строился в пригороде столицы, в Тушино. Но строительство скоро заканчивается, а программа Осоавиахима — огромная: выпуск нескольких тысяч планеров в год. Бурно развивающееся увлечение авиацией нуждается в материальной части — продукция готовится для всей страны. Ведь никто не внушал тогда молодежи: не летай, разобьешься… Наоборот, повторяли — летай! Ты же обещал пересесть с планера на самолет…

За спиной у молодого конструктора изрядный опыт строительства планеров. Создав когда-то своего «Голубя», а было это в 1924 году в Саратове, Антонов за шесть лет учебы построил, будучи студентом, планеры ОКА-2, ОКА-3, «Стандарт-1», «Стандарт-II» и мощный паритель «Город Ленина», вызвавший бурю восторгов на очередном слете в Коктебеле.

Признанный авторитет, старший товарищ, планерный вожак — так называли Олега ею сверстники, нисколько не удивляясь его внезапному «высокому» назначению.

Но ничего в этой жизни не дается легко. За все надо платить…

Оставляя маленькую комнатенку, что по улице Чайковского в Смольненском районе Ленинграда, по горло занятый делами, Олег как-то небрежно бросил:

— По моему, здесь-то я и заработал свой ТБЦ.

Впоследствии, на протяжении всей своей жизни, Олег Константинович не раз лечился от туберкулеза — болезни, неоднократно возвращавшейся к нему, несмотря на его спортивность и постоянное влечение к природе.

Пока завод не достроен, планерное конструкторское бюро вынуждено воспользоваться предложением Осоавиахима, выделившего мастерскую почти в центре столицы на знаменитом Садовом кольце, волею Моссовета в свое время лишенном не только садов, но последних деревьев и кустарников.

В доме № 19 по Садово-Черногрязской улице, на углу Орликова переулка и сегодня стоит многоэтажный дом, под которым располагались когда-то обширные винные подвалы. Их-то и отдали двум спарившимся организациям: планеристам и реактивщикам.

Первых — планеростроителей — возглавлял Олег Антонов. Вторых — группу по изучению реактивного движения — Сергей Королев.

«Когда для ГИРДа — группы исследования реактивного движения — потребовалось помещение, мы запросили что-нибудь покрепче — ведь с ракетными двигателями нельзя шутить, всякое бывает, глядишь, и до взрыва дойдет». — Вот так описывает это событие Михаил Клавдиевич Тихонравов.

— Помню, искали подходящее помещение для стендовых испытаний. Александр Иванович Полярный — наш хозяйственник направился к управляющему кладбищем:

— Нет ли у вас подходящего склепа, чтобы был очень прочным для огненных испытаний?

Управляющий пришел в восторг:

— У нас есть очень прочные склепы. Будем сжигать покойников, как в крематории, не так ли?..

Радость кладбищенского управляющего оказалась преждевременной. Молодым конструкторам вместо склепа предоставили прочный подвал виноторговца.

— Ну, эти подвалы никаким взрывом не разнести, — разъяснили осоавиахимовские начальники. — Стены что крепость средневековья…

Вот только с жильцами как?..

А с жильцами было действительно плохо. Отчаянно гудел ветродуй самодельной аэродинамической трубы. Из подвала периодически валил дым примитивных двигателей и разносились глухие хлопки взрывов.

— Жить стало невозможно, как на вулкане живем, — жаловались жильцы. — Того и гляди, взлетишь на воздух.

Антонов и Королев как могли успокаивали возмущенных квартиронанимателей, понимал справедливость их претензий. А вдруг действительно рванет?

Но жизнь есть жизнь. Она ставит свои условия. Строить планеры в подвале было невозможно — для широкого раскрылья планера места не хватает. Строили по частям. Проводить эксперименты с кислородом, бензином и керосином — небезопасно. Все равно опыты проводились. А где испытывать первые ракеты? Кто из владельцев винных подвалов предполагал когда-нибудь, что на бетонной стене «звездного подвала» торжественно откроют почетную мемориальную доску. А вот открыли. Уже в наши дни… Ведь именно здесь, в пропахших винным духом подвалах, торопливо оклеенных дешевенькими обоями, родились два исторических направления развития техники двадцатого века: грядущая авиация и грядущая космонавтика.

Кто бы подумал, что так прозаически просто могли начинаться великие русла новых направлений развития цивилизации. Да простят мне этот несколько выспренний тон, но масштаб событий оказался именно таковым.

Здесь всего лишь четыре члена конструкторского планерного бюро — Антонов, Ивенсен, Грошев и Колесников — вымучивали первые проекты новых летательных аппаратов, расчерчивали полотна крыльев, до хрипоты спорили о грядущих судьбах авиации.

И грядущее подтверждало их правоту, несмотря на всю свою, казалось бы, фантастичность.

Здесь каждого входившего энтузиаста встречали жизнерадостным окликом: «Вперед, на Марс! Вперед, на Марс!..»

И это в начале тридцатых годов…

Худой, с рыжей, тощенькой бородкой Фридрих Артурович Цандер, ученый, одержимый жаждой космических путешествий, придумал это удивительное приветствие, которое так и прижилось здесь навсегда: «Вперед, на Марс!»

Назвав сына Меркурием, дочь Астрой (Звезда), Цандер, продолжая учение Циолковского, абсолютно реально верил в возможность освоения других миров реактивной техникой.

— До них — рукой подать, — уверял он. — Скоро доберемся…