Страница 19 из 28
— Мы потерялись, — произнесла девочка необычным иностранным голосом, чистым, как горный хрусталь. — Мы заметили свет в вашем окне, входная дверь была не заперта, и мы решили зайти спросить дорогу.
— Куда? — спросил Эмелиус дрожащим голосом.
— Все равно куда, — ответила девочка. — Мы совсем потерялись, даже не представляем, где мы сейчас находимся.
Эмелиус откашлялся.
— Вы в Крипплгейте, — выдавил он.
— Крипплгейт? — удивилась девочка. — В Лондоне?
— Да, в Лондоне, — прошептал Эмелиус, отступая к камину. Он ужасно перепугался. Откуда они взялись, если даже не знают, что находятся в Лондоне?
Старший мальчик выступил на шаг вперед.
— Извините, — начал он вежливо, — не могли бы вы нам сказать, в каком мы находимся веке?
Эмелиус взмахнул дрожащими руками, словно стараясь отогнать детей.
— Сгинь! Отправляйтесь туда, откуда пожаловали! — взмолился он.
Девочка покраснела и быстро-быстро заморгала. Она оглядела темную неприбранную комнату: пожелтевшие пергаменты, стеклянные пузырьки, череп на столе, свечи на клавикордах.
— Извините, — пролепетала она, — если мы вам помешали. Эмелиус метнулся к столу, схватил плошку с маслом, двух лягушек, пучок белены и с проклятиями швырнул все в очаг. Они зашипели и вспыхнули. Глядя в огонь, колдун потер пальцы, словно очищая их от грязи, затем обернулся, глаза его расширились так, что показались белки. Он уставился на детей.
— Все еще здесь! — прохрипел он.
Девочка еще чаще заморгала.
— Мы сразу же уйдем, — заверила она, — только скажите сначала, какой сейчас год?
— Двадцать седьмое августа одна тысяча шестьсот шестьдесят шестого года от рождества Христова.
— Тысяча шестьсот шестьдесят шестой год, — повторил мальчик. — Правление короля Карла II.
— Через неделю случится Лондонский пожар! — радостно заявила девочка.
Лицо старшего мальчика просияло.
— Крипплгейт? — обрадовался он. — Может, и этот дом сгорит. Пожар начнется в королевской пекарне на Пуддинг-лейн, пламя перекинется на соседнюю улицу.
Эмелиус вдруг упал на колени. Он сжал руки. Лицо его исказилось, словно от боли.
— Я понял вас, — вскричал он, — продолжайте!
Девочка посмотрела на колдуна и вдруг улыбнулась по-доброму, словно угадала его страхи.
— Мы не причиним вам зла, — сказала она и подошла к нему. — Мы просто дети — потрогайте мою руку.
Кэри дотронулась до сжатых рук Эмелиуса. Рука ее была теплой и мягкой, человеческой.
— Мы просто дети, — повторила она и добавила: — Из будущего.
Она улыбнулась своим спутникам, словно сказала что-то очень умное.
— Ага, — подтвердил старший мальчик, он, казалось, был удивлен и польщен. — Это правда. Мы прилетели из будущего.
— Это все? — вяло поинтересовался Эмелиус. Колдун поднялся. Он был потрясен. В голосе его звучала горечь.
Теперь вперед выступил самый младший, похожий на ангела: густые золотистые локоны спадали на белое чело.
— Можно мне посмотреть ваше чучело аллигатора? — попросил малыш вежливо.
Эмелиус снял чучело с крючков, которыми оно крепилось к потолку, и без слов положил аллигатора на стол. Колдун сел в кресло у камина: его била дрожь.
— Что еще нас ожидает, кроме пожара, который уничтожит этот дом? — мрачно поинтересовался он.
Девочка присела на скамеечку напротив него.
— Мы не очень-то сильны в истории, — призналась она, — но мне кажется, что короля казнят…
— Это Карла I казнили, — поправил ее старший брат.
— Ах да, — согласилась девочка. — Извините. Мы можем вернуться к себе и разузнать все хорошенько.
— Не стоит беспокоиться, — угрюмо заметил Эмелиус. Все немного помолчали. Потом девочка заговорила снова.
— А чума у вас уже была? — попыталась она поддери жать беседу.
Эмелиус пожал плечами:
— Нет, Господь миловал.
— Тоже было забавное событие, — искренне воскликнул мальчик.
Девочка, спросив позволения, разворошила угли в камине, чтобы они ярче горели. Эмелиус подбросил еще одно полено. Грустно смотрел он на разбитую плошку. Старый колдун обманул его дважды, ведь он, Эмелиус, совершенно случайно нашел заклинание, которое подействовало. Эти дети кажутся совершенно неопасными, но иная смесь, брошенная с такой же безответственной легкостью, могла вызвать к жизни все, что угодно — от стада чертей до самого Старика Ника.
А рассеивать собственные чары он не умел — не знал заклинаний. Чтобы ни получилось — так бы и осталось навсегда, и прощай безопасность. Никогда впредь он не осмелится с проклятиями бросить серу на огонь, никогда не посмеет варить суп из лягушачьей икры и наперстянки, никогда не разразится латинскими проклятиями, не станет больше вертеть звездный глобус. Клиенты заметят его неуверенность. Практика развалится. Его жертвы ополчатся на него. Тогда ему придется бежать, спрятаться в какой-нибудь убогой лачуге или кишащем крысами подвале, а может обернуться тюрьмой, позорным столбом или веревкой.
Чернокнижник застонал и уронил голову на руки.
— Вам нездоровится? — заботливо спросила девочка. Эмелиус пропихнул бревно подальше в камин, а затем дико взглянул в нежное лицо девочки.
— Ребенок, — произнес он с изумлением, — я никогда не знал, — в его голосе зазвучали грустные нотки, — что значит быть ребенком.
— Что вы, вы не можете этого не знать! — возразил старший мальчик.
— Вы всегда жили в городе? — поинтересовалась девочка.
— Нет, — признался Эмелиус. — Сначала я жил в деревне. Я хотел сказать, что я забыл, что значит быть ребенком, — поправился он.
— Ну, вы уж не такой и старенький! — поспешил утешить его мальчик.
Эмелиус, казалось, был уязвлен.
— Мне всего тридцать пять, — заметил он.
— Наверное, у вас была тяжелая жизнь? — посочувствовала девочка.
Чернокнижник поднял глаза. «Тяжелая жизнь? Ах, вот в чем дело! — подумал он про себя. — У меня была тяжелая жизнь». Внезапно ему захотелось рассказать детям о себе: годы бесплодного труда, риск, связанный с его профессией, одиночество. Он мог без опаски разговаривать с этими странными детьми, которые, если он сумеет подобрать верное заклинание, вскоре снова вернутся в будущее. Колдун подобрал на колени отороченный мехом плащ: подальше от огня. Из-под плаща выглянули ноги в желтых спущенных чулках.
— Мало чья жизнь, — начал он мрачно, — может сравниться с моей.
Затем в витиеватых фразах чернокнижник поведал детям о своем детстве, которое он, казалось, успел забыть: о том, как его совсем маленького посылали собирать целебные травы и как его однажды выпороли за попытку украсть засахаренные сливы, о майских праздниках, о бедняке, заточенном в колодки за браконьерство, о старом школьном наставнике, который заставлял Эмелиуса носить позорный бумажный колпак в наказание за «неуд» по латыни, и о том, как он ненавидел таблицу умножения. А затем его отдали в ученье в Лондон: лишения и разочарования, боязнь начинать собственное дело, жизнь в постоянном страхе, да еще клиенты-должники!
Пока дети слушали рассказ чернокнижника, свечи почти совсем растаяли и потухли. Ребята так увлеклись, что не слышали криков ночного сторожа, объявлявшего время, и Re заметили, как за окном забрезжил рассвет.
— Так вот, — заключил со вздохом Эмелиус, — честолюбие моего отца обернулось мучениями для его сына. Сказать по чести, хоть я и скопил немного золота, но лучше бы мне оставаться ветеринаром в Пеппериндж Ай.
— В Пеппериндж Ай? — изумилась девочка. — Да ведь по соседству с тем местом, где мы живем!
— Это в Бедфордшире, — уточнил Эмелиус, мысли его все еще были в прошлом.
— Ну да, возле Мач Фрэншем.
— Мач Фрэншем, — повторил Эмелиус. — Ярмарки Мач Фрэншем! Что это были за деньки!
— Ярмарки там и до сих пор устраивают, — радостно поведала девочка. — Там, конечно, понастроили много новых домов, но главное шоссе проходит в стороне от новостроек, так что с виду кажется, что ничего не изменилось.
Они принялись обмениваться впечатлениями. Эмелиус признался, что любил купаться в ручье. Ферма Лоубоди и в его времена так называлась. «Прекрасное новое хозяйство», — отозвался о нем Эмелиус. Оказалось, что и он не раз бродил у Римских развалин.