Великие мечты

Но начальство уже вошло в другой класс, откуда почти сразу же донеслись крики и ругань разгневанного господина Пхири. Он пробыл там только минуту, зашел в следующий класс — опять буря негодования. Учитель из класса, с которого Пхири начал свой обход, постоял, прислушиваясь и давая себе время опомниться, потом вернулся к ожидающим его ученикам. Пятьдесят пар глаз засияли при его появлении надеждой: «О, пожалуйста, скажите, что все будет хорошо».

— О'кей, — сказал он, и сияние потухло.

Молодой учитель изо всех сил старался не заплакать снова. Сочувственно зацокали старшие из учеников, раздались негромкие «ай-ай-ай».

— Сейчас у нас будет урок письма. — Учитель повернулся к доске и кусочком мела написал крупным, по-детски округлым почерком: «Сегодня к нам в школу приезжал товарищ инспектор».

— А теперь Мэри.

Высокая девушка лет шестнадцати пробралась через тесно стоящие парты вперед, взяла мел и переписала предложение. Закончив, она присела в коротком реверансе перед учителем, который сам всего два года назад сидел в этом же классе, и вернулась на свое место. Все сидели тихо, вслушиваясь в то, что происходило в соседних помещениях. Каждый из учеников надеялся, что его тоже вызовут к доске и дадут шанс продемонстрировать свои знания. Проблема была в дефиците мела. У учителя имелись маленький кусочек и еще две целых палочки мела, которые он хранил в кармане рубашки: шкаф, предназначенный для хранения школьного имущества, все время взламывали, несмотря на то что он давно уже стоял пустой. Так что не могло быть и речи, чтобы все дети, один за другим, написали на доске предложение.

Гневные крики, сопровождающие передвижение господина Пхири и господина Мандизи по школе, вновь стали громче; вот уже они раздались прямо за дверью — чиновники возвращаются? По крайней мере, на доске у них написана хорошая фраза… Нет, прошли мимо. Дети бросились к окнам, чтобы напоследок еще раз взглянуть на товарища начальника. Две спины исчезли на тропе к дому священника. Вслед за ними появилась третья — в пыльной черной сутане. Это отец Макгвайр побежал за чиновниками, он махал и кричал им, чтобы они подождали его.

Молча дети расселись по своим местам. Было уже почти двенадцать часов, время устроить перерыв на обед. Не все смогли принести из дома еду. Таким бедолагам оставалось только смотреть, как их одноклассники едят комок холодной каши или кусок печеной тыквы.

Учитель объявил:

— Следующим уроком у нас будет физкультура.

Радостные возгласы. Дети любили этот урок, который проходил на школьном дворе — пыльном пустыре между зданиями школы. Никаких перекладин, никаких мячей, никаких канатов, скакалок или матов. Учителя просто выводили по очереди свои классы в пустой двор.

Два чиновника ворвались в дом священника, и священник сразу вслед за ними.

— Я не видел вас в школе, — сказал господин Пхири.

— Наверное, это потому, что вы не заглянули в третий ряд классов, а я был там.

— Я слышал, что вы преподаете в этой школе. Кто вам разрешил?

— Не то чтобы преподаю… Я веду классы коррекции.

— Не знал, что в программе есть такие занятия.

— Я помогаю детям, которые из-за бедственного состояния школы отстали от программы на три или четыре года. И называю такие занятия классами коррекции. Это абсолютно добровольно. Я не получаю за это зарплату. Мои труды не стоят правительству ни доллара.

— А те монахини, которых я видел. Почему они не преподают?

— У них нет соответствующей квалификации, даже для такой школы, как эта.

Господин Пхири готов был разразиться бранью и криками — может, ударить что-нибудь… или кого-нибудь, — но вдруг почувствовал головокружение. Его врач советовал ему избегать волнений. Он сделал вдох, сосредоточился на столе, накрытом к обеду: куски холодного мяса, помидоры. От буханки свежеиспеченного хлеба исходил чудесный аромат. Инспектор подумал о садзе. Вот что ему сейчас нужно. Если бы только его бедный желудок наполнился успокоительной тяжестью и теплом хорошо сваренной садзы…

— Не согласитесь ли вы разделить с нами нашу скромную трапезу? — спросил священник.

Вошла Ребекка с тарелкой вареного картофеля.

— Ты приготовила садзу?

— Нет, господин, я ведь не знала, что вас ожидают к обеду.

Отец Макгвайр быстро вмешался:

— К сожалению, как все мы знаем, хорошая садза готовится не менее получаса, а мы не оскорбим вас, предлагая недоваренную садзу. Но, может, вы согласитесь отведать говядины? Вынужден сказать, что нынче полно говядины. Несчастные создания не выдерживают засухи.

Желудок господина Пхири, только было начавший расслабляться в ожидании садзы, вновь сжался. Инспектор заорал на господина Мандизи:

— Пойдите и узнайте, починили ли мою машину! — Господин Мандизи не сразу смог отвести глаза от хлеба, но потом с возмущением посмотрел на своего начальника: ему положен обед. Он не двинулся с места. — А потом возвращайтесь, доложите мне, все ли в порядке, и если да, то отвезете меня к себе в контору.

— Я уверен, что ремонт завершен. У механика было целых три часа, — промямлил господин Мандизи.

— Что это, неужели вы спорите со мной, господин Мандизи? Что вы себе позволяете? Или я не ваш начальник? И это после того, как я убедился в вашей полной некомпетентности! Вы поставлены здесь для того, чтобы следить за местными школами и докладывать обо всех недочетах. — Господин Пхири кричал, но голос его был слаб и тонок. Слезы чуть не брызнули из его глаз — от бессилия, от злости и от стыда за то, что довелось ему сегодня увидеть.

Хорошо, что от этого проявления слабости его вовремя спас отец Макгвайр, движимый тем же импульсом, что заставил тем же утром самого господина Пхири отвести глаза от плачущего о своих телятах Седрика Пайна. Священник возобновил свою благодушную болтовню:

— А теперь, прошу вас, господин Пхири, присаживайтесь. И я так рад встретиться с вами, потому что я старый друг вашего отца — вы знали это? Он был моим учеником — да-да, вот на этот стул, и господин Мандизи…

— Он будет делать то, что ему приказано: пойдет и узнает, что с моей машиной.

Ребекка, ни разу не взглянув в сторону господина Пхири, подошла к столу, отрезала два весомых ломтя хлеба, положила между ними мяса и протянула бутерброд господину Мандизи с небольшим реверансом, в котором не было ни капли издевки.

— Вы нездоровы, — сказала она ему. — Да, я вижу, что вы нездоровы.

Стоя с бутербродом в руках, он не ответил.

— У вас проблемы со слухом, господин Мандизи? — взвизгнул инспектор.

Все так же молча господин Мандизи вышел на веранду. Там ему встретилась Сильвия, пришедшая из больницы.

Она взяла его под руку и стала убеждать его в чем-то тихим, настойчивым голосом.

До столовой донесся его ответ:

— Да, я болен, и моя жена тоже больна.

Сильвия, по-прежнему поддерживая господина Мандизи под руку (он не только похудел, но и ослаб), пошла с ним к автомобилю.

А отец Макгвайр говорил, говорил, говорил, не забывая подталкивать к гостю блюда с мясом, с картофелем, с помидорами.

— Да, да, вы должны как следует поесть, вы, должно быть, ужасно голодны, ведь завтрак был давно, и я тоже проголодался, да, а ваш отец — он здоров? Он был моим любимым учеником, когда я был учителем в Гути. Такой был умный мальчик.

Господин Пхири посидел с закрытыми глазами, приходя в себя. Когда он открыл их, то увидел напротив себя маленькую женщину с коричневой кожей. Негритянка? Нет, такого цвета белые становятся, когда оказываются в солнечной стране, да-да, это та самая женщина, что сейчас разговаривала с господином Мандизи. Она улыбнулась Ребекке. Они что, над ним смеются? Ярость, которая начала было покидать чиновника под благотворным влиянием вкусной говядины с картошкой, вернулась, и он сказал:

— А вы та женщина, которая, как мне говорили, пользуется принадлежностями из нашей школы для своих так называемых уроков?

Сильвия взглянула на священника, и тот сжал губы, сигнализируя ей: не говори ни слова.