Страница 4 из 11
— Ну-с, как говорится, приступим. К уголовной ответственности раньше привлекался?
— Ага, — кивает Пенкин.
— Что «ага»? — Хлынов поднимает голову.
— Так это… того… Все равно ведь узнаете.
— Опа! Значит, имеешь судимость? Когда отбывал наказание?
— Так это… уж восемнадцать лет, как освободился!
— Судимость, значит, давно погашена. А подробности?
— Так это… за драку. Выпили мы, пошли в клуб, на танцы. Там выпили еще. Ну и… Сам не помню, как вышло, — разводит руками Пенкин. — Очнулся в участке. Оказалось, помяли городских маленько. А одного — сильно. Инвалидом он остался.
— Причинение тяжкого вреда здоровью из хулиганских побуждений. Понятно. Сколько отсидел?
— Три года. Вроде как ранее не судимый, да и пацан еще зеленый был. Снисхождение, значит. Минимум дали. Должен был в армию идти, а тут…
— Пошел под суд, потом на зону. Понятно. Ну, вышел ты, а дальше?
— Так это… В деревне жил. Потом в Москву подался.
— И давно ты в Москве?
— Да уж лет десять.
— На нелегальном положении, значит. Как решаешь проблемы с законом?
— Так это… — Пенкин смотрит на капитана в упор. Взгляд его невинен, как у младенца. Глаза серые, ресницы светлые, пушистые. Вдруг меж них мелькает искорка, словно бы втайне Пенкин потешается над своим собеседником. Впервые в душу Хлынова закрадывается сомнение. А так ли он прост, этот Пенкин?
— Ну-ну, договаривай.
— Как-то решаю, — бормочет Пенкин. Понятно: взятки дает. А деньги откуда?
— Работаешь?
— Ага! — вновь оживляется Анатолий. — На стройке. Рабочие руки повсюду требуются. Строится Москва. А я и каменщик, и плотник, и в электрике малость соображаю. Работаю. Как не работать?
— Живешь где?
— Квартиру снимаю. Хрущоба под снос, первый этаж. Цена сходная.
— Хозяева, понятное дело, о судимости не знают.
— Почему не знают? — удивился Пенкин. — Свои же.
— Понятно. Тоже из мест не столь отдаленных. Рыбак рыбака… Больше закон не нарушал? Я имею в виду, не находился ли ты под следствием?
— Не-а.
— Точно? Не врешь?
— Богом клянусь, начальник! Ни-ни! Жил тихо.
— А как же с мобилами вышло?
— Бес попутал. Я ж говорю: запишите явку с повинной. Работы не было, ну и я…
— Когда украл первый телефон?
— В начале ноября. — Тон Пенкина резко меняется. Теперь он серьезен. Хлынов тоже: все сходится. Первое заявление от потерпевшей поступило в ноябре. Анатолий морщит лоб: — Точную дату не помню. Праздники, выпить захотелось. А денег нет. С работой перебои.
— Праздники какие?
— Как какие? Ноябрьские! Красный день календаря!
— Так ты за коммунистов? Ноябрьские-то отменили!
— Э-э-э, начальник. Не отменили, а добавили. Теперь с четвертого можно начинать. И аккурат по восьмое.
— Логично. Значит, ты пьешь?
— Точно!
— Ты — алкоголик?
— Да ты что?! Какой же я алкоголик?!
— Но телефон украл, когда трубы горели. Что со вторым?
Далее Пенкин подробно рассказывает, как воровал у доверчивых гражданок мобильные телефоны. Мужик он симпатичный, потому женщины подпускали его близко, с некоторыми он даже знакомился перед тем, как ограбить. И заявляли они скорее от обиды, потому что имели на Пенкина виды. А тот обманул ожидания, оказался обычным вором. Хлынов подозревал, что потерпевших было гораздо больше. Пенкин говорит о пяти украденных телефонах. Врет? Заявлений четыре. Надо дать объявление на телевидение. Фото, видеосъемку. Может быть, его и опознают.
— Кто надоумил тебя прийти с повинной?
— Так это… — Пенкин запнулся. Теперь его гладко выбритые щеки заливает румянец, взгляд затуманивается. Хлынов отмечает, что мужик и в самом деле симпатичный. Бабам такие нравятся. Только вот нос. Кажется, что взят с чужого лица и приставлен к Пенкину. «Какая же глупость этот нос!» — невольно думает Хлынов. Анатолий Пенкин ловит этот взгляд, и лицо его внезапно меняется. Он трогает нос и с усмешкой смотрит на Хлынова: — Бывает.
— Что бывает?
— Любовь, говорю, с человеком бывает. -И вновь перед Хлыновым простачок, парень из деревни Сосенки. — Вот и со мной тоже. Случилось, да. С повинной прийти меня Натаха надоумила. Сожительница моя. Не расписаны мы с ней. Я ж хотел, как у людей. Предложение сделал. А она: «Ты, Толик, бандит. Не пойду я за тебя замуж».
— Ты ей рассказал о кражах?
— Так это… Ну… Я ж с ней так и познакомился!
— Не понял?
— Чего тут не понять? — в свою очередь удивляется Пенкин. — Ограбить я ее хотел. Подкатился к бабе, то да се. Потом цап за сумочку. А она смотрит на меня своими глазищами и спрашивает: «Может быть, вам еще денег дать? Может быть, вам мало?»
Хлынов тупо смотрит в протокол. Что-то не вяжется. Натаха. Сожительница. «Может быть, вамеще денег дать?» Что он несет, этот Пенкин?
— Кем она работает? Наталья… Как там ее?
— Алексеевна. Чусова. Так вы что, Натаху хотите допрашивать?! Ни слова больше не скажу!
— Нам все равно придется с ней поговорить. Где она работает? Где проживает?
— У меня покамест и проживает. На съемной квартире. А работает… Салон красоты у нее. Содержит.
— Значит, твоя сожительница богата?
— И что с того?
— Зачем же ты телефоны воруешь?
Вопрос ставит Пенкина в тупик. Какое-то время он смотрит в окно и что-то соображает. Потом грозит Хлынову пальцем:
— Э-э-э, начальник! Ты меня не путай! Телефон я когда увел? В ноябре! А с Натахой когда познакомился? В феврале! Аккурат под двадцать третье! У меня по праздникам конфуз случается. Причем по патриотическим. Выпить хочется, ну сил нет! За процветание Отечества. Выходит, я Родину люблю. Как думаешь, начальник, будет мне за это от суда скидка?
— Хватит чушь нести, Пенкин. И не тыкай мне. Давай по сути. Вы знакомы каких-нибудь три месяца, а ты уже сделал ей предложение? — удивляется Хлынов.
— А чего тянуть? Вижу — своя в доску. Деревенская.
— Погоди, погоди. А как же салон красоты? Деревенская девушка — владелица салона красоты? На «вы» обращается к мужчине, пытавшемуся ее ограбить? Что-то не вяжется, Пенкин.
— Так когда она в Москву-то приехала? Уж лет десять прошло! Или пятнадцать!
— Так десять или пятнадцать?
— Ты что думаешь, начальник, я эти три месяца подробности ее биографии уточнял? — откровенно смеется Пенкин. — Делать мне больше нечего! Или у тебя с этим проблемы?
— Но-но! Ты мне, во-первых, не тыкай. А во-вторых…
— Точно: проблемы, — с удовлетворением говорит Пенкин. — Во до чего мужика довели! Все жизнь наша поганая! А радио включишь, так там через каждые десять минут: «Проблемы с потенцией, эрекцией, эякуляцией…»
— Заткнись!
— Понял.
— Давай по сути. Значит, твоя сожительница отказала тебе под предлогом, что ты бандит, и велела прийти с повинной.
— Ну уж ты скажешь! Велела! Я сам так решил. Отсижу — и женюсь на своей Натахе.
— Ты соображаешь, Пенкин, сколько тебе придется сидеть? Учитывая твое криминальное прошлое?
— Так когда это было-то? Э-э-э, начальник! Шалишь! Судимость-то давно сняли! И как же явка с повинной? Ведь я сам пришел! Сколько бы вы меня ловили?
— Думаешь, суд это учтет?
— Натаха свидетельницей выступит, — уверенно говорит Пенкин. — Расскажет про нашу с ней любовь. Много не дадут. Пугаешь ты меня, начальник.
— А я думаю, лет пять. А то и больше.
— Да ты что, начальник! Пять лет! А пусть бы и пять, — неожиданно говорит Пенкин. — Зато потом -с Натахой на всю жизнь.
— Думаешь, она тебя будет ждать?
— Будет, — с уверенностью говорит Пенкин.
— Ох, какого мы о себе высокого мнения!
— Проблемы с потенцией, эрекцией, эякуляцией? — прищуривается Пенкин.
— Заткнись!
«Либо он идиот, либо… великолепный психолог! А здесь просто ваньку валяет. Нет, показалось. Так не бывает. Человек ворует мобилы. Сто процентов: его опознают. Бред какой-то!»
— Прочитай протокол, — Хлынов разворачивает составленный документ на сто восемьдесят градусов и пододвигает его к Пенкину. Несколько секунд Анатолий смотрит в бумагу, потом говорит: