Ничего личного

— Состояние холодной войны?

— Да не такой уж холодной, бывало и горячо. Девочки у нас очень темпераментны. Они постоянно ругались.

— Чьи же девочки темпераментнее, Валерины или Пашины?

— Танечка Иванова очень любит за себя постоять и Лиза.

— Это такая высокая, полная? Женщина с веслом?

— Крупная девочка. Вы, как всегда, утрируете, Алексей.

— Шучу. А Эльза?

— Кассирша? Та спокойная. Но, знаете, я ее недолюбливаю. Несмотря ни на что, я предпочитаю иметь дело с открытыми людьми. И доносов не люблю. Вот Саша… Саша все это выслушивал. А я не могу. Я же говорю, что плохой руководитель. У Эльзы досье на каждого составлено.

— А вы откуда знаете?

— Она пыталась мне их подсунуть. Мерзость! Кто на сколько опоздал и когда, вплоть до минут. Кто что говорил. Плохо отзывался о начальстве.

— Как вы прореагировали на досье?

— Вежливо дала понять, что сплетнями не интересуюсь. Но я знаю их судьбу.

— И я, — вздохнул Алексей. Который не сомневался, что творение Эльзы осело в недрах рабочего стола Валерия Иванова. — А кого конкретно Эльза хотела утопить?

— Глебова, конечно, Олю, Марину. Она — человек Иванова. Но добиралась она да самого Паши.

— Вот как? А чем он ей так не угодил?

— Я не собираю сплетни, спросите лучше у нее.

— Значит, как выяснилось, с Павлом Петровичем была в конфликте добрая половина фирмы? Во-первых, господин управляющий Валерий Валентинович. Во-вторых, его воинственно настроенные родственники. В-третьих, крепко обиженная Эльза. Еще недовольные были?

— Да не Пашу я хотела защитить, когда обратилась к вам! Поймите это. Все, что случилось, похоже на трагическую случайность. Я всегда симпатизировала Павлу, и, честно говоря, его бы я больше послушала, чем Иванова, если бы дело дошло до «или — или». Ведь он — друг детства покойного Саши! Фактически, член нашей семьи.

— Вот поэтому-то именно он, а не Валера, лежит сейчас мертвый в люксе на первом этаже. Деньги-то ваши! И фирма ваша. Это вы понимаете?

— Он мог сам упасть и случайно удариться виском об угол стола.

— А вот с этим могу поспорить: на угол упал случайно, а, вот, столкнули его умышленно.

— Но без намерения убить.

— Не скажите! С ненавистью толкнули, это уж точно. А всякая ненависть подразумевает под собой желание устранить физически вызвавший ее объект. И кому-то крупно повезло. Извините за черный юмор. И за то извините, что мне уже второй раз в жизни приходится заниматься проблемой вашего алиби, Ирина Сергеевна. Прямо рок какой-то! Сами-то вы во сколько ушли спать?

— Грех на вас обижаться, Алексей. Вы всегда с таким виноватым видом задаете этот вопрос. Я ушла спать сразу после того, как Илья увел в номер Катюшу.

— Мадам Калачеву?

— Именно. Вы должны это помнить. Я видела, как вы в это время вовсю развлекались.

— Так хочется покраснеть, Ирина Сергеевна, но голова уж очень болит. Но верьте, что мне очень и очень стыдно. Одно могу обещать в свое оправдание: честно отработаю свою путевку, найду убийцу и передам в руки правосудия.

— Я вас не упрекаю. У меня и в мыслях не было, чтобы вы весь вечер стояли за спиной у моих сотрудников и пальцем грозили: «Не убий!» Просто надеялась, что ваше присутствие их остановит. Но, как вы уже поняли, зря понадеялась. Их ничтоне остановит. И никто. Ни вы, ни я.

— Хотели мира, а получили… Да не решается ни один конфликт путем грандиозной пьянки, увы! Ладно, Ирина Сергеевна, доказать чье-то алиби в пылу пьяной вакханалии невозможно, остается надеяться, что народ начнет что-то вспоминать. Кстати, как там насчет обеда? Может, ваша повариха покормит, так сказать, на дому? Неохота по сугробам лазить. Смотрел я сегодня на эту даму внимательно, и, похоже, она о Павле Петровиче сожалеть не будет. А он, бедняга, как к ней относился?

— Знаете, что странно: с самого начала он ее просто не замечал, а недавно вдруг попросил уволить, причем так категорично! На Пашу это не похоже.

— На каком основании?

— Мол, много кладет себе в карман. Но это глупо: кто из поваров не приворовывает? Она, конечно, брала себе и оставшиеся продукты, и с деньгами было нечисто, но все в меру.

— Воровать в меру. Это хорошо. А, простите, кто эту меру определил?

— В меру, это когда другим остается достаточно, чтобы на подобное воровство закрыть глаза.

— Так. И что вы ответили Паше?

— Сказала, что, если на то пошло, то решение всех кадровых вопросов я могу переложить на него, пусть сам занимается набором и увольнением сотрудников.

— Короче, развязали руки?

— Я не сижу целыми днями в офисе и, тем более, там не обедаю. Ему виднее.

— Значит, Корсакова после Рождества у вас больше работать не будет?

— Ну, теперь, думаю, вопрос о ее увольнении отпал. Кто будет заниматься поисками новой поварихи? Если у Паши и была какая-то кандидатура, то теперь это уже не актуально.

— Прекрасно! Еще одна подозреваемая! Проще было бы назвать тех, у кого не было повода лишить фирму коммерческого директора. Осталось только выяснить, что у Паши были махинации с бухгалтерией и любовные связи с сотрудницами фирмы. Кстати, мы забыли про красавицу Нору. Как развивался их роман с Павлом Петровичем?

— Еще раз повторяю, что я не собираю сплетен. Это охотно расскажут вам другие. Желаю успеха.

— Ага, значит, действительно, что-то было! Ну, с любовными связями я как-нибудь разберусь сам, это мой конек. А как насчет бухгалтерии?

— Не имею претензий. У Юлии с Павлом проблем не было.

— Кстати, она хорошо зарабатывает?

— А в чем дело?

— Это ведь она приехала на новенькой восьмерке? Сама за рулем — смелая дама. Это ее личная машина?

— Что ж, это же не иномарка? Юле без конца приходится ездить в банк, по делам, и я довольна, что для этого ей не требуется личный шофер.

— А про ее зарплату не скажете?

— Приличная зарплата. Цифры называть не буду, скажу только, что не задаюсь вопросом, на какие деньги куплена эта машина.

— Что ж, вопрос исчерпан. Пока мне не о чем вас больше спросить, вы меня и так основательно загрузили.

— Я всегда готова вам помочь, — и Серебрякова встала, давая понять, что аудиенция окончена.

— Воспользуюсь непременно, — и он раскланялся. Поистине: Ирина Сергеевна неподражаема!

Она сделала все, что могла, чтобы сотрудники ее фирмы вцепились друг другу в глотки. Не на жизнь, а на смерть. Ибо такой человек, как Валерий Иванов, пробившийся из самых низов, из простых работников склада, позиций без боя не сдает. А она: «Я бы скорее прислушалась к Павлу. Ведь он — друг детства (ах-ах-ах!) покойного Саши!»

А, кроме того, что он друг детства, были у Сергеева другие заслуги? Сомнительно. Впрочем, эти двое друг друга стоили. Иванов и Сергеев.

Леонидов вслед за Ириной Сергеевной вышел в холл. Картина, которую он увидел, была вполне мирной: молодой человек, которого он вчера запомнил как просто Колю, наливал пиво себе и Андрею Липатову, Барышев сверлил глазами дырку в фанерных перилах балкона, Корсакова вместе с Тамарой Глебовой носила в ближайший из номеров грязную посуду. У окна курили секретарша Марина и Наташа Акимцева из бухгалтерии. Остальные, видимо, разбрелись, кто куда. Возможно, досыпать.

Серебрякова сразу же прошла к себе. В номер люкс, где на одной из кроватей, с головой накрывшись одеялом, лежала Нора. Вот кого Леонидов мечтал хорошенько потрясти! Не вылезала она из номера неспроста, и уж наверняка не из-за переживаний об умершем любовнике!

Они знали друг друга еще по делу Серебрякова. Алексей до сих пор зубами скрипел, вспоминая, как девушка на пару с подружкой пыталась его развести. И нынешние слезы Норы были слезами голодного крокодила, у которого прямо из желудка выдернули привязанный на веревочке кусок мяса. Причем крокодил этот кусок уже почти переварил. У Норы на Пашу были виды. Теперь она страдает по упущенным возможностям.

Барышев встал, как только Алексей кивнул ему на дверь в свой номер.