Страница 10 из 53
«Любовь Самохвалова — звучит не слишком красиво, — лениво думала она, — но если женщина любит своего мужа, она должна взять его фамилию». Потом резко одернула себя: «Размечталась! Подумаешь: любовник привез к родителям на дачу!»
— Стас?
— Ну? — зевнул тот.
— А что ты про меня рассказывал?
— Что-то рассказывал.
— Хорошее?
— Нет, плохое.
— Я тебе уши сейчас оборву!
— Ха-ха! Милая, зачем тебе ребенок? У тебя есть я.
И они оба вдруг резко замолчали.
На следующий день, уже к обеду, Стас от скуки вывез Любу на загородное шоссе, практиковаться в вождении машины.
— Посмотрю, на что ты способна.
Она рулила старательно, пытаясь доказать, что вполне освоилась с положением водителя легкового автомобиля.
— Что ты шарахаешься от встречных машин чуть ли не на обочину, подруга?
— Пропускаю.
— Не надо: тебя и так все боятся. Сами объедут за километр.
— У меня получается?
— Если бы это было ралли «Париж — Дакар», а впереди голые, ровные и абсолютно пустые пески, я бы тебе, пожалуй, дал на старте отмашку.
— У меня, между прочим, на следующей неделе будут права.
— Это тебе кто сказал?
— Инструктор. Я деньги заплатила.
— Права — это хорошо, — задумчиво сказал Стас.
— Ну, как? Получается?
— А, получай свои права! — махнул рукой он. -Кто знает, быть может, в скором времени пригодится?
Когда ближе к вечеру родители Стаса провожали их, стоя на шоссе, у Любы возникло чувство, что это уже серьезно. Знакомство состоялось, глупостей она, вроде бы, не наговорила, плохой хозяйкой себя не показала. Как знать? Может, это и будет ее семья?
Люба вспомнила о Варягине только в воскресенье вечером. Надо бы и почту проверить, и сообщение послать. Права она или не права, интересно? Ладно, подождет. В конце концов, что может случиться до следующего вечера? В тюрьму его не посадят, это уж точно. О предполагаемом аресте главного подозреваемого Стас ничего не говорил.
Высказался он по этому поводу в понедельник вечером, когда поздно пришел с работы:
— Это черт знает что!
— О чем ты?
— О твоем Варягине! Версия о его причастности к убийству соседа еще не рассыпалась окончательно, но близка к этому. У нас еще один труп.
— Труп?!
— Алкаш из четвертого подъезда. Похоже, что в округе завелся маньяк, член общества «Трезвость». Два потерпевших, и оба любители выпить. Сегодня в девять часов вечера позвонила жена покойного Михаленко и, рыдая, сообщила, что у лифта лежит ее сосед Варягин весь в крови.
— Так его все-таки убили?!
— Ты слушай, не перебивай. На лестничной клетке кто-то вывернул лампочку. Людмила Павловна Михаленко же видела, как утром ее сосед Варягин вышел из своей квартиры, одетый в рыжую приметную куртку и рыжую же кепку. И вот она выходит вечером из своей квартиры и у лифта (заметь, лампочка вывернута, только уличный фонарь в окошко светит!) видит эту самую кепку и куртку. Ну, кто убит?
— Варягин.
— Вот и она так подумала. Но приехавшая опергруппа, врубив освещение, вскоре установила, что у лифта лежит труп некоего Палочкина Сергея Прокофьевича сорока трех лет. Сама же Людмила Павловна, наполовину зажмурившись, это признала. Палочкин — известная личность. Пьет вусмерть, собирает и сдает бутылки и постоянно клянчит у жильцов дома деньги.
— Ах, этот! Из четвертого подъезда! Да я сама ему пару раз десятку давала. И бутылки пустые как-то выносила. Только поставишь у мусорного контейнера, он тут как тут. Но за что же его убили?
— Найти бы, кто убил, да спросить: «А за что, собственно?» Просто если эти два трупа, телемастера и Палочкина каким-то образом между собой связаны, а я думаю, что связаны…
— Почему?
— Ну, во-первых, убийства произошли на одной лестничной клетке. Во-вторых, на Палочкине почему-то была одежда Варягина, в-третьих… Черт, все завязано на этом Варягине! А у него на сегодняшний вечер железное алиби! Железобетонное. Он с работы уехал только без пятнадцати девять, есть свидетели. И приехал к дому позже, чем опергруппа. Увидел труп Палочкина и принялся вдруг дико хохотать. Ну, не странная ли реакция? Может, ты права, и он точно полный псих? То есть, на почве глубокой депрессии крыша поехала?
— Нет, Стас. Я, кажется, догадываюсь, в чем тут дело.
— И в чем?
— Ты же запретил мне подходить к квартире Варягина. Как я могу проверить?
— Ну и подумаешь! Разберусь без тебя. Завтра утром этого Варягина следователь будет допрашивать. Тут и выяснится причина громкого смеха.
…Почему Варягин при виде убитого Палочкина стал смеяться, Люба узнала гораздо раньше Стаса. Прием у нее в этот день начинался с одиннадцати, Стас же ушел очень рано, и Люба успела посмотреть, не пришло ли на ее имя сообщение.
Кому: Петровой Л.
От кого: Варягин О.
Тема: происшествие
Уважаемая Любовь Петрова!
Со мной в последнее время происходят необыкновенные и весьма странные вещи. Хочу спросить у вас, как у психотерапевта: не отъезжает ли случаем, моя крыша и верите ли вы в судьбу? Может, все это мне только мерещится, а меж тем я законченный шизофреник, страдающий манией преследования?
Вы должно быть, уже слышали, что вчера вечером на моей лестничной клетке был обнаружен еще один труп. Предполагаю, что весь дом теперь только об этом и говорит, ведь два убитых в одном подъезде, это уже не шутка. По счастью, мне пришлось задержаться на работе, иначе меня обвинили бы и в этой смерти, хотя, видит бог, к убитому вообще никакого отношения не имею.
Вчера утром я проснулся в сквернейшем настроении. Минут двадцать не мог встать с постели, все лежал, думал о своих несчастьях, перебирал в уме все возможные варианты выхода из сложившейся ситуации. Вы, должно быть, знаете, как это бывает. Ничего путного в голову не пришло, и настроение мое стало еще сквернее. Я заставил себя выпить чашку кофе, глянул за окно, увидел там хмурое небо, на термометре всего-то градусов десять, и расстроился окончательно, хотя, казалось бы, больше некуда. Будучи целиком занят своими грустными мыслями, я совершенно машинально взял с вешалки яркую рыжую куртку, купленную женой и такую же кепку. Признаться, терпеть их не могу, но последнее время не соображаю, во что одет, как одет, хорошо одет или плохо.
И вот выхожу я из подъезда, расстроенный, подавленный, вижу то же хмурое небо, и вдруг соображаю, что, действительно, похолодало, да еще и дождик накрапывает. Осенью погода переменчивая. А ведь вчера еще солнышко светило! Словом, неприятность за неприятностью, хотя, казалось бы, все это мелочи. И тут подходит ко мне алкаш из четвертого подъезда со словами «дай десятку на опохмелку». И черт меня дернул вступить с ним в диалог. Начал проповедовать, что пить вредно, и вообще это не выход. Себя, что ли пытался уговорить? Давно уже хочется напиться вдрызг.
А этот мужик мне и говорит: «Тебе хорошо, ты тепло одет, а меня от холода всего трясет». И руки перед собой вытягивает. Глянул я: и, правда, трясутся. Чего-то так жалко его стало. «Видишь, — говорит, — как тяжело живется бедному человеку? Вам, буржуям зажравшимся нас не понять. А богатых я насмотрелся: за десятку удавятся». И тут меня такое зло взяло! Ну что он знает про нас, богатых? Разве я сволочь? Разве зажравшийся буржуй? Разве не давал я людям заработать? Разве не один сейчас все это расхлебываю?
И тут я снял с себя куртку, снял кепку, нахлобучил все это на него и говорю: «На, грейся!» Он, конечно, обалдел. А я еще добавил: «Дарю. На память от буржуя-сволочи». И пошел к машине.
И весь день пошел наперекосяк. До вечера с трудом дотерпел, а потом говорю секретарше: «Всем отвечай, что Варягин уже уехал домой. И точка». А сам меж тем отсиживался в офисе допоздна, пока все сотрудники не разошлись. Я имею в виду тех, которые еще не разбежались. Которые еще на что-то надеются и терпят двухмесячную уже задержку зарплаты. Но таких немного. А когда я добрался до дома, увидел возле подъезда милицейскую машину. И что-то страшно мне стало. А когда увидел куртку свою рыжую всю в крови…